Рассвет

Джордж шел по ночному пляжу, в направлении именуемом «неизвестно куда». Мокрый песок лип к ногам и заставлял поеживаться и наращивать шаг. Холодный морской ветер забирался под рубашку. Высокие волны бились о берег, будто пытаясь поймать за ноги и утащить в темные глубины очередную жертву. Соленые брызги хрупкими иголками кололи кожу. Он молчал Сегодня был именно такой день, какие бывают у каждого второго. День памяти о потерянном. День сожалений. День скорби. У Джорджа это была третья годовщина смерти Фреда. Для рыжего парня эти три года протянулись медленной пыткой. Было ужасно одиноко. Первые полгода он даже не осознавал, что остался один. А потом накатило. Он пытался покончить с собой десятки раз, но ему что-то мешало. Машина глохла, веревка рвалась, от таблеток рвало, а вены не давали перерезать так не вовремя появляющиеся родственники. А потом пришел Фред. Он пришел во сне и долго говорил с Джорджем. Уговаривал жить. Просил жить. Умолял жить за них двоих сразу. Это тяжело, но Фред в него верил. Джордж проснулся в слезах и почувствовал, что отпустило. В тот день он начал задумываться о будущем и твердо решил, что волшебником он быть не хочет. Да и палочку он в руки не брал со времени окончания войны. Он просто не мог к ней больше притронуться. И Джордж переехал в мир магглов. Обменял их с Фредом деньги на маггловские. Несколько недель читал маггловские газеты, изучал маггловские вещи, заведения, устройство жизни и общества, смотрел телевизор и учился общаться с магглами. В их мир он вышел подготовленным, и почти ничем от них не отличался. Джордж снял небольшую квартирку и подыскал себе работу. Ничего особенного. Сначала официантом в одном достаточно приличном баре. Потом поднялся до бармена. Ему нравилась работа. Он снова полюбил общение, мог улыбаться и шутить, был одним из лучших в своем деле. Отсутствие одного уха практически никто не замечал, во всяком случае, пальцем в него не показывали. А вечером он возвращался с работы в одинокую квартиру и просто спал. На работе и дома были два разных Джорджа. Семья была недовольна его выбором, но они ничего не могли противопоставить. Боялись, что иначе Джордж снова замкнется и сделает с собой что-нибудь плохое. Но Джордж пообещал Фреду и твердо знал, что сдержит обещание. Магию он так и не использовал больше ни разу. Он нашел даже некоторую прелесть в том, что нельзя теперь было приказать посуде мыться самой, а за книгой нужно встать с кресла и подойти к шкафу. Он все еще мог появляться на Диагонн-Аллее, и даже изредка это делал, но не получал от этого никакого удовольствия. Магазин он продал, щедро раздарив друзьям и знакомым остатки товара. Просто не хотел больше с этим связываться. Его вполне устраивала новая жизнь, но вот иногда накатывало и становилось грустно. Особенно в годовщину смерти брата. А этот день сказался на нем почему-то еще сильнее, чем обычно. Навалилось все — дурные клиенты бара, горькие и счастливые воспоминания, резко саднило отрезанное ухо, и одиночество стало совсем нестерпимым. Все свалилось в одну кучу. Одну большую, дурно пахнущую кучу. Болит голова. Ломит виски и соленый воздух не охлаждает, а разжигает еще больше. И надоело уже, да только остановиться, никак не получается. До рассвета оставалось всего полчаса. Впереди груда камней. Почему бы и нет. Он забрался наверх и без всякой предосторожности двинулся дальше от берега. В конце гряды был спуск, идеальное место для наблюдения за последним закатом в твоей никчемной жизни. Но он был занят. Там, болтая ногами в воде, сидел мальчик лет четырнадцати. Он напевал какую-то веселую песенку и смеялся сам себе. Рыжий и вихрастый, как сам Джордж, он казался пришельцем из прошлого. Уизли подошел ближе и усмехнулся: — Разве детям не положено спать в 4 утра? — А дети сейчас, наверное, и, правда, спят – ответил звонкий голос. Мальчик даже не соизволил повернуться. Джордж удивился. Парнишка не испугался внезапного появления незнакомца, а продолжил прерванную песенку. Джордж попытался вслушаться, песенка была смутно знакомой, но смысл ускользал, и поймать его, вот так слету, не было возможности. — Можно присесть рядом? — Конечно, ты ведь не злая собака и не кусаешься, правда? – парнишка задорно обернулся, сияя зелеными глазами, и хлопнул по камню рядом с собой. — Нет. Я злой и страшный серый волк, но сегодня я уже сыт. – Засмеялся Джордж и опустился на камень. – И почему ты здесь сидишь? — Я жду рассвета. – Мальчик пожал плечами, как будто это было самой очевидной вещью на свете. — И родители, конечно, знают, что ты вместо того, чтобы тихо спать, в одиночестве сидишь на холодных камнях? Парнишка отвернулся к морю и грустно ответил: — Наверное, знают. Они умерли 4 года назад, а неба, говорят, все видно. Он встряхнул головой, улыбнулся сам себе и снова повернулся к Джорджу. Уизли протянул руку и погладил парнишку по голове. Он знал, что в этом возрасте мальчики уже не любят таких нежностей, но не смог удержаться. Мальчик слегка дернулся, но не отстранился, а просто снял руку Джорджа со своей головы и сжал в ладонях. — У вас тоже кто-то умер, да? Джордж не любил вспоминать и сейчас, как и всегда, ограничился парой коротких фраз: — Брат. Близнец. Но я уже не плачу. Парнишка чуть сильнее сжал руку Джорджа и улыбнулся: — Это хорошо. Они ведь не любят, когда мы по ним плачем. Они хотят, чтобы мы были счастливы. «Счастливы. Я знаю, Фред хотел, чтобы я был счастлив, но без него это так трудно». Джордж помотал головой, сгоняя все-таки нашедшие свой путь слезы, и резко переменил тему: — А где ты живешь? — В детдоме, недалеко отсюда. — И как там? – незваный вопрос сорвался с языка прежде, чем Джордж успел его остановить. "Не обиделся бы только". — Нормально, — мальчик отпустил его руку и снова повернулся к морю. – Только одиноко. Там каждый сам за себя. Каждый хочет побыстрее уйти оттуда, а воспитательницы своей упрямой слащавой заботой это только усугубляют. Он замолчал. Джордж корил себя за вопрос, но новый сорвался с языка со скоростью стрижа: — И часто ты сюда приходишь? — Нет. Перед окном, у которого я сплю очень удобное дерево, но на ночь обычно остаются дежурные по этажу и следят за нами. Сегодня вот повезло. – Он вдруг встрепенулся и ткнул пальцем вперед. – Смотри! Джордж повернул голову в сторону горизонта и замер в немом восхищении. Линия горизонта окрасилась в лиловый цвет, он все светлел и светлел. Пока вдруг резко не поменял цвет на ярко-ярко оранжевый, и из-за моря появились первые, сонные лучи желтого, как корка лимона, солнца. Облака стали похожи на хлопья сливок, плавающих в стакане с персиковым соком. Солнце сначала лениво и как бы нехотя выглянуло, осмотрелось и, решив, что все-таки пора вставать, стремительно вылезло из-под своего синего одеяла. Оно потянулось, и дорожка света пробежалась по морю под ноги сидящим на камнях людям. Казалось бы – вставай и иди. Как приглашение, как почетная встреча высоких гостей, только цвет дорожки не красный. Джордж обнял парнишку за плечи и притянул к себе. Тот не сопротивлялся, он был так очарован рассветом, что вообще вряд ли что-то замечал. Джордж слегка опустил взгляд и увидел горящие зеленым огнем глаза, стрелой устремленные в горизонт, до невозможного счастливую мордашку мальчишки и переполненный восторгом взгляд. И тут он понял, что счастье – оно вот. Даже руку к нему он уже протянул. И Джордж твердо знал, что когда очарование отпустит их, и наступит новый день, он возьмет парнишку за руку и пойдет с ним до детдома. А по дороге он предложит парню поехать с ним и стать его сыном. Он не знал, сможет ли стать действительно хорошим отцом, но был твердо уверен, что станет лучшим в мире другом. Он продаст свою старую квартиру и купит домик на берегу моря. И каждое утро они будут встречать рассвет. Ведь солнце всегда будет всходить по утрам.