Янтарная Бездна

      Каждое утро я в одно и то же время садился в последний вагон метро. Садился, естественно, громко сказано, потому что в час пик свободных мест уже не было к тому моменту, когда поезд останавливался на моей станции.       Первый раз я его увидел почти три недели спустя начала учебного года. Не знаю, что меня удивило больше, то, что он нагло спал, укрывшись клетчатым пледом, как у себя дома, или то, что его портфель занимал одно свободное место, а может, то, что спал он, низко склонив голову, и этот огромных размеров капюшон закрывал весь обзор. Не знаю. Мой взгляд упал на него случайно, когда какая-то тучная женщина стала громко возмущаться и взывать общество к нравственности и морали, но парень крепко спал, а его слух охранял какой-то речитатив, доносящийся до меня из его наушников. Я видел его каждый день, он всегда сидел на одном и том же месте, с тем же пледом, с несменным ранцем, только капюшон менял цвета. Я день за днем пробирался с конца вагона в его сторону поближе, не знаю, зачем и почему, да и сейчас я не отвечу на этот вопрос, зачем я все это делал. С некоторых пор я каждое утро возвышался над ним в надежде, что он хотя бы раз выйдет раньше меня или хотя бы проснется, взглянув на меня, на того, кто часто топчет ему ноги и пачкает обувь. И это тоже стало моей привычкой. Сначала я оступился и стал извиняться, но понял, что никому мои извинения не упали, а потом я стал делать это намеренно, незаметно для остальных, исподтишка, чтобы он наконец оторвал свой подбородок от груди, проснувшись, наругался, удивился, обозвал бы меня, но дал бы рассмотреть свое лицо.       Но вот сегодня, я понимаю, что-то пошло не так. Он сидел не на привычном для меня месте, то есть, не в середине, а ближе к двери, само собой, я, обнаружив искомый объект, стал протискиваться в его сторону, несмотря на подозрительность ситуации и взгляды попутчиков. Я встал напротив него и уловил непривычный для меня мотив из его наушников.. Точней, для меня-то он привычный, но для него.. играл рок, как оказалось, The Rasmus, я знаю некоторые песни, и, пытаясь уловить мотив, я нагнул голову чуть ниже и сосредоточил слух.. Но вот поезд останавливается, двери открываются, и я резко смотрю на поток входящих людей. Все произошло в одно мгновение: какая-то женщина, пытаясь пройти вглубь, толкает меня, руки соскальзывают с поручня, и я валюсь вперед. Вскрикиваю от неожиданности, крепко зажмурив глаза, но почему-то не падаю. Распахиваю глаза и вижу... Что я вижу?! Боже! Почему я не видел этого раньше? Как это назвать? Я оглох мгновенно, ощущая вместо нормальных, обычно окружающих меня в метро звуков какой-то звон в ушах. Я чувствую сердце, оно просится наружу и бьется где-то в горле. Я хочу сделать вдох, ну, или хотя бы выдох, но понимаю, что лишь хватаю ртом что-то неосязаемое.       Глаза. Упрямый взгляд, недовольный происшедшим, возможно, брезгливый, сейчас он удерживал меня в этом мире за тазобедренные кости, но мне казалось, я канул в небытие, почувствовав власть этих глаз над собой, я нырнул в глубину карих недр. Мне хочется что-то сказать, и на мгновенье мне показалось, что я все-таки что-то да озвучил, сморозив какую-то обыкновенную чушь, потому что он улыбнулся глазами, ну, то есть, и ртом, наверное, тоже, но я видел только задорные щелочки и пушистые, скорей всего, щекотные реснички с выгоревшими рыжими кончиками и веснушки на переносице. Наверное, он встал, теперь я запрокинул голову. Наверное, высокий. Двигаемся. Очень высокий. Хочу рассмотреть его всего, мне надо запомнить. Закрываю насилу глаза. Один. Два. Три. Четыре. Пять.       Открываю. Надо мной стоит какая-то недовольная тетенька и сверлит меня своими поросячьими глазами. Какого..? Я стал вертеть головой, поняв, что поезд стоит, ища глазами эту янтарную бездну, но узрел лишь удаляющуюся спину, широкую толстовку и капюшон, а на спине тот самый ранец. И все? Болван! Я так ждал, так хотел посмотреть, а теперь что? Боже, я еще и сижу на его месте.. Кажется, он оставил здесь свой запах.. Стоп. Почему он вышел раньше? Мой выход только через станцию, а он никогда еще не выходил раньше меня. Вот бли-ин.. Может, завтра выйти вместе с ним? Опоздаю или, если познакомимся, не пойду на пары. Да. Так и сделаю.       Но ни завтра, ни через неделю мы не встретились. Я больше его не видел. Думал, что он перешел в другой вагон, и на каждой станции я переходил из одного в другой, надеясь его найти, но все безуспешно. Одни и те же люди-пассажиры начали коситься на меня с подозрениями, понимая, что до своей станции я успеваю побывать в каждом вагоне два раза. Я точно болван. Это верх кретинизма, это ж надо было упустить такой шанс? Но я не ожидал.. Ладно, меня можно понять, ведь он так красив, что.. Черт. Я ведь и не запомнил ничего, кроме волшебных глаз и выразительного взгляда, но запомнил так, что перед сном мог пересчитать все морщиночки и светлые русые веснушки. И так обидно.. Я кретин! Готов на стену лезть, ведь локти уже покусаны..       Вот так прошли полторы недели после нашей последней встречи. Какие там лекции? Зачем мне конспектировать? Если в этой тишине под бубнеж лектора я только и могу, что рисовать, рисовать, рисовать.. В каждой тетради есть Он. Ууууу! Идиот! Я даже не знаю его имени. Я хочу капризно расхныкаться от своей глупости и заторможенной реакции. Тогда меня еще оставили после пар переписывать срезовую работу.. Я так задумался, что мне не хватило ума даже на то, чтобы хотя бы списать. Я деградирую. Где тот сообразительный малый Билл Каулитц?       – Не может же быть так, чтобы один раз подфартило и все? – сетовал я себе под нос, выходя из метро на темную улицу, чтобы как-то разбавить пустоту улиц и тишину. Всего-то несколько переулков, и я выйду на площадку своего дома. Хорошо задержался, чуть на поезд не опоздал. Теперь идти страшно. Асфальт мокрый после дождя, в нем прикольно отражается свет от редких фонарей. Тихо. Мои шаги. И еще чьи-то.. Еще?       Коротко оборачиваюсь назад, замечая темную крупную фигуру, прибавляю шаг. Понимаю, что сзади тоже прибавили, причем много больше. Черт, меня настигают. Оборачиваюсь. Человек почти рядом. Почему до фонаря так далеко? Перехожу на бег, слыша топот позади. Ну, бли-ин.. этого мне еще не хватало.       Вскрикиваю, понимая, что меня схватили за предплечья. Быстро разворачиваюсь, поднимая руки наверх, выпуская из них несколько книг, что не влезали в сумку. Мужик наклонился, а я развернулся, взял в руки болтающуюся сумку и побежал. Еще пара метров, и я понимаю, что погони нет. Неужели нужны были книги? Толстовка такая огромная, капюшон..       – Да неужели? – доходит до меня какой-то нонсенс. Это же тот самый капюшон, с глазами моей мечты! На ходу разворачиваюсь и бегу обратно, чем, похоже, теперь пугаю парня, и он медленно начинает пятиться, я машу ему рукой, чтобы он остановился, чтобы шел навстречу, но он продолжает сдавать заднюю, чем бесит меня неимоверно. Ладно, я туплю, а ты чего? Наконец, оказавшись в метре от капюшона, я позволяю себе остановиться и согнуться пополам, чтобы отдышаться. – Ты.. – рыкнул я сипло. – Я.. – так же судорожно дышу, глядя на его огромные джинсы и большого размера конверсы. – Пжди-пжди, – останавливаю его, видя, что черные кеды отдаляются, – фуууух, – делаю контрольный выдох и разгибаюсь. – Привет. Я – Билл Каулитц, девятнадцать лет, очень приятно. Тебя как зовут? – выдал я стандарт знакомства, дежурно улыбнувшись, и протянул руку. Несколько секунд меня рассматривали, а потом тупо рассмеялись.       – Ты странный, знаешь? – улыбаясь, капюшон со смачным шлепком пожал мою рученьку, что аж фитиль загорелся. – Я – Том.       Выяснилось тогда все. Спал он под пледом не потому, что сильно наглый, хотя есть немного, а потому, что садился в поезд он одним из первых, на окраине жил с родителями. Так, ну, почему в капюшоне спал, не знаю, наверное, потому, что он всегда в капюшоне. Кстати, я еще в вечер нашего знакомства получил по шее за то, что гадил ему обувь, и на белой резине остались черные следы и полосы. Я подумал тогда еще верно, что он хам. Теперь в качестве компенсации Том заставляет меня протирать салфетками носки кед, но я иногда от кипучей злости на судьбу и того, что силы не равны, все же извернусь и наступаю. Козел. Будешь знать, как в следующий раз быть. Вот. А неделю мы не виделись, когда я его по вагонам искал.. Получилось, что Том снял себе комнату в общежитии, и надобность ездить отпала. Но он влюбился в меня бесповоротно, поэтому пришел на ту станцию, где обычно я выхожу, и ждал меня целый день.       – Ты че гонишь? Не было такого! – возмущенно проорал мне на ухо Томас так, что я покачнулся на его коленях и чуть не разлил пивас.       – Он просто стесняется своих чувств, не обращай внимания, актив-брутал и все такое, – звонко хохотнул я и обернулся к Тому посмотреть на его реакцию.       – А вот и нет! Между прочим, ты мне первый в любви признался, – прищурился Том и закивал с таким прищуром, будто я конкретно гоню. – Помнишь, что сказал мне, когда ты падал, а я тебя по вагону ловил? – бли-ин, я ж так и знал, что что-то ляпнул!       – Че пиздишь? Ниче я не говорил! – вскинул я голову, отворачиваясь, сложил руки на груди.       – Это ты че? – отпихнув меня чуть в сторону, чтобы видеть Мэгги, продолжил Том начатый мной рассказ, показывая типа мое лицо в тот момент. – Смотрит на меня, такой весь очарованный, щечки покраснели, не моргает и говорит: «похоже, я влюбился..», а сам и не дышит, – Том и Мэгги предсказуемо рассмеялись. Говнюк, раньше мне не рассказывал. Я же не мог! Или таки да, мог? Он же такой.. мм! – Я по сторонам смотрю, на нас уставились все вокруг, а Билл так и повис у меня на руках, я ему говорю: «садись, парень», а он не але. Ну, я его посадил на свое место и вышел раньше, чем мне надо было.. А вообще, если бы ты промолчал, я бы и не пришел, наверное.. – повисла эпическая пауза.       – Ну, ты и сука, конечно, – пьяно усмехнулся я и совсем уж пьяно засосал своего мужика в поцелуй.       – Ну, рассказывай уже дальше, – поторопила меня Мэгги, подруга Тома, заставив нас отлепиться друг от друга, но в следующий момент я завизжал, услышав рык на ухо и ощутив щипок на попе.       – Ну, все, перестань, сказал, – усмирил я свой капюшон и для пущего эффекта поерзал попой. – Вот так мы и познакомились. Встречаемся, да, вот так.. Уже полтора года. Думаем о том, чтобы снять нормальную квартиру, но спорим часто, какой район лучше, чтобы было удобней добираться ему до работы, а мне – в институт. Нам понравилась пара квартир двухкомнатных: одна, если смотреть на карте, находится ровно посередине между нашими учреждениями, а другая – около его работы, там всего пару станций проехать. В общем, я в меньшинстве, потому что учиться мне осталось всего ничего. А Том еще тот баран упертый, ну, ты сама знаешь..       – Круто, ребят, я так за вас рада! – мечтательно пропела Мэгги, опуская голову на сложенные на столе руки. – Вы такие молодцы.. Это серьезный шаг, а ты, Билл, так вообще смелый человек.. – дальше я не слушал, пытался сосредоточиться, но не мог, а потом и вовсе перестал пытаться, лишь кивал невпопад. Рука Тома перебежками настигла мой пах и начала просто грубо жамкать мягкую плоть сквозь пижамные спортики, посылая бешеные мурашки по голове и рукам. Я поднял ногу и поставил на соседний стул, создавая на лице серьезность, и незаметно, казалось, для Мэгги стал покачиваться на Томминых бедрах, ощущая через неплотные ткани его твердеющий член, а он также подавался навстречу, поставив подбородок мне на плечо. Я мельком обернулся к Тому, который без палева улыбался своей подруге, и подмигнул ему, – да, и в принципе..       – О, фуф, что-то мне уже хватит, – я бестактно перебил девушку и привстал, чтобы поставить стакан на стол, а сам завел руку назад и щипнул Тома за, наверное, яичко, я не успел понять.       – Как? – пикнул Том не своим голосом, заставив меня дернуться от неожиданности.       – Эм.. Я пойду, наверное, – раскраснелась девушка, видимо, поняв истинные мотивы, – а то еще со стола убирать заставите, – хохотнула она и, встав из-за стола, покинула наше общество.       – Ну, ты и говнюк, – заржал Том и повалил меня на стол вниз лицом, сразу оголяя мои ягодицы, – на чем мы там остановились? – толкнулся и потерся между. Обожаю.       – На том, что ты кусок парафина, – хихикнул я, вспомнив ссору, которую прервала своим приходом Мэгги, и получил звонкую оплеуху по ягодице, – ай, сучара, – пробасил я, выпучив глаза, и напрягся так сильно, что тело затряслось, – у меня потом ожоги остаются..       – Будешь знать, кобель, как с взрослыми дяденьками в лифтах зажиматься, – уже очень хотелось ржать, но из образа выходить не представлялось возможным, потому что трахаться хотелось давно и сильно, поэтому я скулил, сдерживая смех и терпя боль.       Сегодня, возвращаясь из магазина, я влетел в полный лифт, подходя к общежитию, позвонил Тому, чтобы он встретил меня. Так вот, лифт полный, а там собака. Я не боюсь собак, тем более, на поводках и с хозяевами, но она рычала и пускала слюни, не обращая внимания на грозный тон и суровое лицо своего воспитателя, а потом и вовсе поднялась и стала гавкать. А пространство-то метр на метр, ну, и я полез на старого деда, которому пятками отдавил все ноги и локтем заехал по печени. Двери открылись на шестом этаже, и мне надо выйти, а Том стоит и видит, как я зажимаю деда собой в угол. Мы, зайдя в комнату, поржали, но Тома что-то повело на эту затею. Так вот..       – Ай, да-а, накажи меня, – сообразил, наконец, я и вильнул хвостиком, расставляя шире ноги.       – Моя сучка, наказание – слишком легкая для тебя кара, – задумчиво хмыкнул мой герой-любовник, растирая теплыми ладонями мою поясницу, – а не походить ли тебе неудовлетворенным?       – А не подрочить ли тебе месяцок на мой светлый образ по памяти? – прогундосил я, пытаясь поймать руками свои штаны. Все настроение испортил, баран.       – Ну, че ты начинаешь вечно? – насупился мой капюшончик, толкнувшись голенькой головкой между моих половинок. Уже ничего, мой любименький писюнчик. Делай, что хочешь, со мной, только давай уже.       – Сделай нам хорошо, ну? Не капризничай, – просюсюкал я, обернувшись, и услужливо развел ягодицы руками, удобнее устроившись на столе.       – Как ты хочешь? – нагнулся ко мне, целует шею, плечо. Мурашки. Скручивает в большой ладони бедро. Сейчас опять шлепнет. Для симметрии.       – Быстро и постоянно, – выдыхаю я Тому в губы. Пара ласкающих движений, мокрый чмок. Отстраняюсь. Мало. Я знаю, как он любит мои поцелуи. Тянет меня со стола, разворачивает к себе. Смотрит. Покорно ждет, когда я начну. Я всегда веду в поцелуе. Том любит, когда в поцелуе есть ритм, чтоб один на двоих, почти никогда он не отвечает, особенно во время секса. Он просто млеет, когда я ласкаю верхнюю губу, она нежнее, чувствительнее, боится щекотки. Засасываю сразу верхнюю, провожу медленно языком. Шумно выдыхает, прижимая меня плотнее, липкие члены прижаты друг к другу нашими телами, накрывает огромной ладонью обе половинки, средним пальцем ныряет в ложбинку, толкает меня навстречу себе, удерживая за шею. Протяжно стонет, засасываю его теплый язык, удерживаю зубами, обводя кончик по кругу. Чуть наклоняю голову вбок, засасываю обе губы, втягиваю до вакуума, до прикольного чмокающего звука, от которого потом немеют губы у обоих, приятно и щекотно.       Я помню наш первый поцелуй. Я просто обезумел тогда, я так ждал этого, что мне сорвало все клапаны. Том только и успел, что захватить мою нижнюю губу в свои губы, я тут же оседлал его талию с прыжка, от неожиданности мы оба чуть не упали. А потом я его как засосал.. Извиваюсь на нем, как уж, постанываю, отдаюсь так отчаянно, а он.. я тогда сам такой кайф словил, что ушел в нирвану. Все, что знал и умел, с его ртом вытворил, а он стоит и меня даже почти не держит, не отвечает. Я тогда подумал, что палку перегнул, что он испугался и просто молча ждет, пока я тут закончу и уйду. Том оказался очень впечатлительным, чувствительным, в общем, он в тот момент в одну харю кончал. Правда он потом мне в подъезде такое сделал, что.. арр.       – Давай, мой хороший, уже не могу, – шепчу в губы и пытаюсь найти опору поясницей в виде стола, ноги, оказалось, неустойчивы. Судорожно киваешь, осматриваешь помещение, как в первый раз. Стол слишком низкий для нашего роста. Кровать. Четыре шага. Я лежу, глядя в твои глаза, ты снимаешь с моих ног наполовину спущенные штанины. Переворачиваюсь, становясь на колени, грудью опускаюсь на подушку. Коленкой разводишь мои ноги шире. Мне иногда кажется, что в таком состоянии с тобой я могу как угодно.       – Мой лягушонок, – любовно целует до сих пор горящий след от своей руки, а я улыбаюсь, как дурак.       – А-а, да-а, – заставляет поежиться, заскрипеть без голоса, мурашки по голове. Языком от яичек вверх до копчика, через раскрытую только для тебя дырочку, а потом дуешь на свою мокрую дорожку. – Еще, – жду. Не слушается. – Сделай так еще, – хнычу, переваливаясь с коленки на коленку. Не слушает. Смотрю вверх тормашками через свою рогатку из ног. Смазывает свой член. Так смешно. Вверх тормашками.       – Сейчас-сейчас, – поддергивает свой член, лицом склоняется к моей промежности, носом очерчивает кружок, а потом быстро-быстро кончиком языка в самом отверстии, как червячок. Кайф.. Почему так быстро отстраняешься? Прикольно. Вверх тормашками прикольно смотреть, как ты на коленках пристраиваешься почти вплотную.       – Фааак, – блаженно выдыхаем с тобой мат, ощущая, как ты тяжело погружаешься в меня, с натугой проскальзывая. Люблю так. Ты знаешь, поэтому не смазал меня внутри. Размеренно. Хочу быстрее. Но тут ты ведешь, поэтому даже не насаживаюсь, не претендую. До упора. Немного раскачал нас на матраце, вверх-вниз. Кайф. Выскальзываешь. Первый твой выход из меня, всегда запоминающийся. С мурашками, как положено, для пикантности момента медленно. Сокращаюсь в попытке удержать тебя. Хихикаешь. Ну, что смешного?       – Держись, идем на взлет, – склоняется к моему уху, чтобы сказать, а я чуть поворачиваю голову. Ну, вдруг поцелует? Касается губами слегка пухлой, разгоряченной щеки, засасывает. Пытаюсь отодвинуться, но перестаю дергаться. Будет засос на щеке. Ладно. – Хватайся, – чмокаешь лопатку, запуская руки под меня, и крепко стискиваешь. Беззвучно смеюсь и кряхчу под тобой, поднимая руки к спинке нашей скромной полуторки. Напоследок оглаживаешь поясницу и становишься прямо, хватаешь меня за тазобедренные кости. Я готов.       Входишь медленно, касаясь простаты. Выходишь. Дразнит, говнюк. Да, мой любименький писюнчик, быстрее. Уверенней ухватываюсь пальцами за деревянную спинку, чуть напрягаю ноги для устойчивости. Погнали. Быстро входишь меньше чем на половину только для того, чтобы коснуться простаты. Опять. Снова. Ноги сразу начинают дрожать. Все тело сводит. Я чувствую, ты хочешь полностью окунаться в мое нутро, но делаешь так, как я попросил: быстро и постоянно. Откровенно ору, потому что этот кайф приносит боль, такую приятную и желанную, что через стенку слышатся стуки соседей. Они призывают к тишине, но нет. Не могу молчать, иначе голова разорвется. Том, мой кайфовый. Постанываешь, но я громче. «Заебали эти пидоры», орет сосед. А я назло срываю голос. Голова кружится. Я не продержусь долго. Замедляется.       – Если ты остановишься, – хриплю в передышке, пытаюсь восстановить зрение, – я тебе головку откушу, понял?       – Хорошо, моя родная дырочка, – подхалим.. весь настрой сбиваешь мне.. Смеется. Еще силы остались? У меня уже руки выворачиваются из плеч. О, да.. Давай же.       Жалишь, помогая себе рукой, держа член у основания, сильнее давишь на простату. Другой рукой поглаживаешь низ живота, позволяя сильней тебя почувствовать. Еще несколько бросков твоей кобры, и я вскидываюсь, выпрямляя спину, сразу прижимаешь меня к себе поперек груди, чтобы не упал обратно. Кончаю без рук. Тебе нравится так. Содрогаюсь после отменного оргазма, сразу ощущая холод помещения. Укладываешь меня на мокрую постель, а спазм еще не прошел. Ставишь меня на коленки сам, целуешь поясницу, извиняясь. Знаешь, что сейчас хочу просто вытянуться. Входишь быстро, сильно, навалившись сверху. Тепло. Ты горячий. Внутри меня уже свободно и премерзко хлюпает, но тебе так нравится. Нравится слушать. Паразит, снова создаешь давление на простату.       – Я не переживу второй раз, сам будешь меня откачивать, – ворчу в перерывах между глотками слюны и воздуха.       – Ты когда-нибудь заткнешься? – пытаясь сдержать смех, глубоко дышит мне в ухо, не переставая двигаться и не меняя темпа. – У тебя уже стоит, – говорит Том и в подтверждение проводит по всей длине кольцом.       Пара движений, и встаешь с моей спины, валишься набок, притягивая меня ближе. Падаю рядом, поднимаю ногу, придерживаешь меня под коленом. Ставишь голову на руку, согнутую в локте, смотришь меня. Входишь. Да-а.. Кайф. Закрываю глаза. Изворачиваюсь, чтобы быть к тебе лицом. Моя бездна. Я так люблю заглядывать в твои глаза. Мои рыжие омуты. Целую, не справляясь с эмоциями. Кладу ладонь на твою руку под своим коленом, помогая тебе удерживать ногу на весу. Скользко. Двигаешься. Быстро и красиво. Люблю твои бедра во время фрикций. Мышцы красиво играют. Стонешь мне в рот. Ловлю твои звуки. Кладу свободную руку на твою попу, такая упругая и округлая, натренированная частым сексом. Глажу, перемещаю ладонь, чтобы лучше ощущать амплитуду движений. Амплитуду..       – Динамика, – говорю я, чтобы сильно не кричать, а молчать я не умею, – это наука, изучающая причины движения.. – вспомнив какую-то лекцию, блещу знаниями. – Да-а, мой Том, а-а.. Ты.. знаешь, Том? Какого вида движения мы совершаем? Аа?       – Не знаю, – устал, а я тут не даю сосредоточиться. Голос охрип, во рту сухо. Но так кайфово, да? – Расскажи мне.       – Колебательные движения, которые точно или приблизительно повторяются через некоторые промежутки времени-и, сууука, – заканчиваю определение благим матом, ощущая твой напор. Соскочил. Рычишь, ища родную дырочку головкой.       Сосед опять херачит по стене с криками: «Сейчас копов вызову». Ну, давай-давай, козел, один раз уже вызывал. Мы его обвинили в ущемлении наших прав. Он нам компенсацию выплачивал еще. Вот такие мы хитрожопые пидарюги.       – Полный атас, – пыхтишь мне в ухо, комментируя не пойми что. Всхлипываешь, потому что видишь, что я передергиваю свой член. Резче. Вонзаешься в меня, шлепнув сильно по ягодице. Напрягаюсь всем телом до дрожи, скуля твое имя, зажимаю тебя собой, плотно, как ты того и хотел. Извергаешься. Если там, в глубине, горячо, то твоя конча кипятная, обжигает. Не успел за тобой. Погоди. Раз.       – Два-а, аааах, о, Господи.. – утыкаюсь попой в твой пах, напряжение спало. Могу чувствовать твою пульсацию. Валишься на спину, глубоко вдыхая. Твое сердце стучится в мою лопатку, оно просится ко мне, к моему. Напрягаю ягодицы, и мой любимый писюнчик выскальзывает. Минута на то, чтобы очнуться. Потянуться, размяться.. – Кайф, да? – забираюсь на тебя верхом. Я уже восстановил силы. Подкладываю ладони под твою голову, опираясь на локти, немного покачиваю, дую на твое лицо. Улыбаешься. Киваешь мне. – О! А ты принес мне что-нибудь с работы?       – Принес, – сразу отзывается мне, раскрывая глаза.       – Что? – улыбаюсь от радости. Он делает мой день счастливей своими ста граммами.       – А что ты хочешь? – прищуривается, складывая руки в замок на моей пояснице.       – Есть из чего выбрать? – пищу я и вскакиваю после короткого кивка для поиска сумки.       Томас у нас кондитер. И всегда приносит мне натыренные конфеты и пирожные его собственного приготовления. Всегда что-то новое, всегда вкусное. Мой Вилли Вонка, мой сладкий шоколад!       – Что это? – вернулся я с картонной коробкой и залез на кровать. Не люблю открывать без него.       – Смотри, – проиграл он бровями и сел ровно, наблюдая мои манипуляции.        Странно. Обычно он рассказывает, чей заказ и по какому поводу, рассказывает, как лепилось, крошилось, лилось, остывало, замешивалось и все остальные подробности. Особенно мне нравится слушать, как кондитер и заказчик выбирают или придумывают дизайн, начинку, украшения, упаковку.       – Кто заказчик? Это кому-то на день рождения, да? – попытался угадать я. Том не согласился с моей догадкой. – Может, это на юбилей какой-то фирмы? Или.. Нет! Это на юбилей начальнику фирмы! Да? – снова мотает головой. Что ж, ладно. Открою, увижу.       О, Господи! «Давай поженимся, Лягушонок?». Да ну, ладно?!       – Да-а!

Подумать только, я и предположить даже не мог, что кроется за этим капюшоном.

Но, увидев твои глаза, я окунулся в бесконечно простирающееся пространство, в эту Янтарную Бездну..