And rain will make the flowers grow...

Музыка для Элизабет всегда была чем-то удивительным, манящим, щемящим душу. Еще в детстве она приметила красоту звуков вокруг, умела тонко чувствовать мир и его ритмику, слышать шепот капель дождя, шорох листвы или тонкий скрежет крошечных трещин на едва начавших таять сосульках. Девушка музицировала в дальней комнате замка. Раннее тусклое утро еще не успело подрумянить небеса, а плавная старинная мелодия уже бродила по залам спящего «государства в государстве». Легкие пальцы едва касались клавиш, пустая зала подпевала грустному менуэту абсолютной тишиной, прерываемой редким скрипом старых деревянных перекрытий. Элизабет играла на память, она уже давно не брала ноты в руки. Ведь зрение ее уже практически покинуло… От проскользнувшей в голове мысли стало невыносимо больно внутри. Кто бы мог подумать, что этот мир отпустил ей так мало времени? Девушка поджала губы, продолжая играть и стараясь не сбиваться. Она не имеет права на слезы. Питер так надеется на их союз, ни в коем случае нельзя позволить себе дать слабину. В конце концов, они оба монархи. А монархи, как известно, не имеют слабостей. - Доброе утро, милая Элизабет – голос мужчины нарушил стройное пение фортепьяно, крышка не успела захлопнуть свою лакированную пасть над клавишами, а принцесса уже потонула в объятиях супруга. Рядом с ним она казалась такой крохой. Едва способная дотянуться до щеки любимого на мысочках, Элизабет быстро затароторила что-то насчет завтрака, насчет недолгого сна супруга. Она щебетала, счастливо улыбаясь ему и ловя себя на мысли, что уже совсем не видит его лица. Да и к чему ей его видеть? Пушистые ресницы прикрывают голубые глаза девушки, а перед мысленным взором рисуется образ Питера. Резкие скулы, алебастровая кожа, яркие и очень мудрые для его возраста глаза, теплая, но такая измученная ежедневными заботами улыбка. Вслепую девушка касается теплых щек любимого кончиками пальцев, обводит линию скул, стараясь запомнить это ощущение в мельчайших подробностях. Так вот что чувствует Мирендиэль. Только кожей и никогда глазами. Как же страшно остаться в темноте... Питер что-то говорит о документах, по привычке теряясь длинными пальцами в волосах любимой, а губами слегка касаясь ее лба. Теплое дыхание мужа вызывает приятную дрожь, ласковые объятия вынуждают таять и слушать уже не так внимательно. В конце концов, пока она может видеть, нужно постараться запомнить как можно больше. Он отругает ее за невнимательность потом, сейчас же пусть это мгновение не кончается. За обедом за столом много народу. Тут и молчаливая Мирендиэль, и вечно шумный Рубинарт, и толпы слуг, есть даже несколько дворян, что усиленно обсуждают что-то с государем. Элизабет поднимает глаза. Расплывчатое темное пятно – ее любимый супруг, что сидит напротив. Дурацкий стол переговоров словно специально стоит особняком против нее, не дает быть ближе к мужу. Лиззи хмурится, вызывая у Рубинарта легкую сочувственную улыбку. Она не видит лица дракона, но чувствует его напряжение. Жестом показывает прекратить. Еще не хватало, чтобы Питер обратил внимание на ее состояние… План удался на славу. Потеря зрения практически не отразилась на ее образе жизни. Стало чуть сложнее понимать эмоции людей вокруг, но слух все еще при ней. Вчера за ужином Элизабет отметила странную пресность десерта, что всем остальным показался приторно сладким. Неужели и вкус тоже? Дожди усилились, участились и часы затворничества молодой королевы. Она все чаще сидела в дальней зале, играя дни напролет. Благо из-за муссонов гостей при дворе почти не было и ей не приходилось посещать приемы. Притворяться в незнакомой обстановке было бы еще сложнее. Дождь барабанил все яростней, приходилось играть все быстрее и чувственней. Сердце буквально рвалось из груди. Богиня, как же страшно умирать… - Лиззи, тебе не здоровится? – голос Питера казался еще тише чем прежде. Неужели перед концом она расстанется и со слухом? В комнате было темно, неуловимо пахло смесью лекарственных порошков. Питер был рядом, его холодные от волнения руки она узнала бы где угодно. Сделав над собой усилие, Элизабет сжала его крупную ладонь, едва улыбнувшись. - Все хорошо, любовь моя. Это обычная простуда. - Что ты такое говоришь? Неужели я настолько глуп, чтобы поверить в подобное? Что с тобой…- голос Питера срывался. Его волнение выдавало решительно все. Принцесса нахмурилась. - Дорогой, зачем ты так кричишь? Это просто небольшое недомогание. Скоро все пройдет. – Девушка погладила шершавую от постоянного ношения оружия ладонь мужа, удобнее устраиваясь на подушках. - Это не обычный недуг, Элизабет. С простудой не падают в забытье на три недели. – Питер отнял руку, отходя от кровати, судя по звуку шагов, к окну. Только сейчас старый знакомый дождь снова стал слышен девушке. Шшш... Похоже на шипение змеи. Зловещее. Неужели это ее последние часы на земле? Снова шаги и теплые объятия, горячие крупные капли стали падать на бледные щеки Незабудки. Неужели Питер? - Элизабет…Скажи мне, что это просто страшный сон. Скажи что этот дождь кончится и ты снова будешь здорова. – Питер содрогался всем телом, прижимая едва живую жену к себе. Сейчас великий король был действительно беспомощным. Все же мужчины совсем как дети… Теплые губы Элизабет коснулись щеки мужчины, она как слепой котенок тыкалась кончиком носа, стараясь найти губы мужа и успеть запечатлеть на них легкий поцелуй. - Конечно все будет хорошо. Дождь кончится, и знаешь, что будет? Все расцветет. И я тоже. Мне просто нужно немного отдохнуть. Король замолк, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Этот звук и его повергал в отчаяние. - Обещаешь, Незабудка? Элизабет сдержала свое обещание. После дождя ей стало лучше. Несколько часов она была весела и полна сил и энергии как никогда прежде, а после тихо отошла на каменной лавочке во дворе. Ее нашли сидящей под раскидистым цветущим деревом, на голове ее покоился венок из незабудок, а легкая улыбка, что навсегда застыла на ее губах, сделала принцессу словно спящей. Ее вечный сон под сенью деревьев и покрывалом из любимых цветов стал настоящим символом мужества для тех немногих, что близко знали Элизабет. Рубинарт отложил перо, глядя на грозу за окном. Дождь всегда напоминал ему об утратах прошлых лет. Пусть эту тайну хранит дневник, пусть сердце Элизабет, сильнейшей из живших на земле женщин, будет спокойно. «Даже не думай лить по мне слезы, Рубинарт. Твои слуги перестанут тебя уважать. Лучше оставь влагу дождю. Знаешь, что бывает после дождя, Рубинарт? Все расцветает. И я расцвету.»