"Проклятое Рождество"

Зеленоглазый парень взял в руки книгу, осмотрел ее со всех сторон и, не найдя указания автора, открыл ее, пролистал титульную страницу, открыл следующую. На пожелтевшем листе аккуратным почерком было выведено: «Памяти Великой Сурьмы и семи детей ее». Молодой человек вновь перевернул страницу и начал читать. «В светлейший праздник всего верующего народа родилось у княгини Сурьмы трое сыновей. Радовалось тогда все княжество, кроме одной семьи – княжеской. Эти мальчики были уже 5, 6 и 7 ребенком, родившимся в Рождество. В то время по землям ходил один страшный слух, не то правдивый, не то ложный, что всех детей, рожденных в Рождество на полнолуние, поглотит Пекло. Все семеро детишек родились как раз на круглое светило. Напуганные страшным пророчеством, взявшимся невесть откуда, князь с княгиней обратились за помощью к кудеснику, что жил в самой чаще темного леса. Самому кудеснику на вид было лет тридцать, не более, да поговаривали, что живет он на свете не первый век. Все жители сего княжества побаивались его, ибо слыл он в людской молве убийцей и людоедом. Но сколько ни отговаривали дворовые советники Сурьму с Цизием не ехать к колдуну, они все равно пустились в путь. И вот стоят они на пороге хижины того кудесника, а он и молвит загробным голосом «Знаю я, зачем вы явились, да ничем помочь не могу, покуда сыновей ваших не увижу. Вот приведете их, тогда и будем беседу вести». Тут дом будто ожил, да и выставил супругов вон. Ничего им не оставалось, кроме как вертаться в замок. Да только не за детьми, а безвозвратно – уж больно напугал их этот кудесник. Первый год жила семья, не тужила. Детишки смышленые были. Младшие уже бегали по дому, да нянек пугали; средние говорили, не хуже взрослых, а самый старший, трех лет не исполнилось, уже Библию прочитал. Не могли матушка с батюшкой нарадоваться на них. Шло время. Страшное пророчество уж стерлось из памяти, напоминая о себе лишь шутками да смехом. Но зря забыли они его, зря смеялись они над страхами прежними своими. Заболел старшой мальчонка – Серафим, а за ним начали угасать и другие, по старшинству: Яромир, Адриан, Парамон, Остромир, Варфоломей и Дионисий. Тут-то, убитые горем, родители и вспомнили о кудеснике. Спешно собравшись, они пустились в путь. Ехали они до колдуна доле, чем в прошлый раз. Серафим уж был на последнем издыхании, когда Цизий распахнул деревянную дверь хижины. Без лишних слов и приветствий кудесник приказал положить мальчика на кровать, а остальным выйти из дома. Долго ждали супруги дозволения войти, но когда получили – пожалели об этом. В хижине, на кровати, полулежа, сидел, здоровый на вид, Серафим, но всюду: на кровати, на полу, на стенах, даже на потолке - была разбрызгана кровь. Но то, что было на полу, больше всего ввергло в ужас Сурьму и Цизия. Около кровати были начертаны перевернутый крест и пятиконечная звезда – символы самого Дьявола. Поняв, что княгиня близка к обмороку, кудесник проговорил «Не стоит проклинать меня Сурьма. Мальчик жив, его душа принадлежит ему, его сердце бьется в такт братьям. Я отведу беду от остальных детей, если вы отдадите старшего сына мне в ученики. Иначе я ничего боле делать не стану». Сказав это, кудесник подошел к мальчику и дал тому в руки чашку с дымящимся снадобьем. Вышли Сурьма и Цизий из хижины, да стали, между собой и помощником своим верным, совет вести. Долго ли, коротко ли князь порешил, мол, мальчонка все равно уже Аду обещан, надобно спасать других ребятишек. На том и кончили. Заходят они обратно, а к ним навстречу Серафим бежит и улыбается так широко и радостно. Сжалось материнское сердце Сурьмы, обняла она своего сыночка да залилась горькими слезами. «Что ты, матушка? Не печалься обо мне. Вот пройду обучение у Левиафана и вернусь к вам!», - весело прощебетал мальчонка, но стоило его речам коснуться слуха Сурьмы, как она пуще прежнего зарыдала. Серафим стоял и не понимал, отчего его матушка так убивается о его ученичестве у кудесника. Ведь ничего страшного не случится? Так почем зря слезы лить? Тут кудесник и спрашивает у княгини «Что ты хоронишь сына своего раньше времени? Отучится и вертается к тебе твой птенчик, ежели захочет. А теперь вон!», - только успел он вымолвить последние слова, как дом снова ожил и выгнал супругов прочь. Хотели они было протестовать, мол другим-то деткам помоги, да увидев полностью здоровых и счастливых ребятишек, решили больше не тревожить колдуна. В этот день умер царевич Серафим, и родился колдун Апполион. Сурьма, наученная горьким опытом, по прибытию во дворец начала изучать травологию и белую магию, дабы предотвратить подобные несчастья. Апполион же вместе с кудесником, имя которого осталось тайной, переехал к морю и учился колдовскому делу и морского змея. Жил он ни в чём не зная отказа или лишений, как с семьею. Кудесник заменил ему родителей и относился к мальчику с любовью, змей – всех учителей, а городские мальчишки – братьев. Так прошло шесть лет. Мальчик подрос и стал юношей, за которым толпами бегали девицы, однако они ему были безразличны. Он все свое свободное время проводил в компании кудесника и Левиафана. Он радовался, не зная горя, не зная потерь; но вот день рождения они никогда не праздновали, напротив, змей ненавидел этот день и приходил в ярость, когда Апполион пытался узнать почему. Ученичество было закончено, и змей покинул этот берег, а Апполион продолжал приходить на побережье и подолгу смотрел за горизонт, на бесконечную гладь моря, как будто дожидаясь возвращения учителя. Заметив печаль юноши, кудесник решил уехать обратно в лес и заняться прежней работой. Апполион, хотя и противился воле родителя, согласился на переезд. Прибыли они в свою старую обитель, подлатали ее, да и стали жить, как прежде. Юноша посещал город, забирал там заказы, помогал отцу выполнять их, а когда работа была выполнена, отвозил ее заказчику. В один из таких случаев Апполион узнал, что есть у них с кудесником в этих землях конкурент, да и рассказал об этом своему наставнику. Тот сразу смекнул, что, должно быть, это княгиня Сурьма. Понимал колдун, что рано или поздно княжеская семья прознает об их возвращении и заберут Апполиона. Не хотел он становиться врагом семьи их, напомнил юноше об их соглашении. Апполион подумал, что надоел кудеснику и согласился вернуться во дворец. Разрывалось сердце колдуна, ведь мальчонка ему как родной сынок стал. А меж тем приближалось Рождество, а значит, и день возвращения царевича Серафима. От переживаний, да от погоды, зима выдалась особенно лютой, заболел колдун. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Подошел день отправления, и Апполион с кудесником направились во дворец Сурьмы и Цизия. На пороге их встретили шестеро братьев здоровых, румяных да крепких. Увидели они братца старшего своего, кинулись на шею к нему, стали слезы лить – радовались, что наконец-то домой вернулся. Повели его к матушке с батюшкой, мол, жив, здоров! Сурьма как увидела сыночка своего, так сразу и упала без памяти. Приводили ее в чувство всем двором, а как привели, закатили пир неслыханный: у деток день рожденья, Рождество, да Серафим домой цел и невредим вернулся. Добрый такой же, ласковый, только грустен он был, да все за кудесником бегал, как хвостик. Чуждо ему было это место. Шумно, людно. Ему был больше по душе мир и покой моря в предгрозовые часы; запах соленой воды, или же свежесть лесного воздуха; щебет птиц, а не красных девиц. Нет, он, конечно, рад был вернуться ко братьям своим, однако ж, он и не хотел расставаться с кудесником, что ему как отец стал. Праздник в самом своем пике. Веселья полон дом. Чествуют Сурьму Великую да Цизия Храброго, да сына их – Серафима Светлого, а кудесник – почетный гость, рядом с царевичами сидит. Да только чувствует он, что конец его близок. И, чтоб праздника людям не омрачать, решил он уйти, пока Апполион не видит. Встал он, было, с места своего, как вдруг замок затрясло, затрещали стены, разверзся пол, и стала зиять там дыра черная, прямо под ногами кудесника. Народ бегать стал, мельтешить, а меж тем дыра засасывать колдуна начала. Послышались крики ужаса и плач. Нет, то плакали не люди, то плакали души, что уводили за собой кудесника. Поняла Великая Сурьма, чем пожертвовал убийца и людоед, чтобы спасти ее детей, да пришла в такое отчаяние, что и не заметила, как ненаглядный ее Серафим бросился к этому кудеснику и убийце на помощь. Начал его за руку тянуть, вытащить пытался, но ничего у него не получалось. Неотвратима была плата. Решил тогда Апполион, что, ежели умирает отец его, то и ему самому жить незачем. Прижался он к своему родителю, да так и провалились они, вместе умываясь кровавыми слезами. Увидела Сурьма, что сын ее в Ад отправился, а дыра все еще зияет, бросилась к ней, пока остальные дети не пропали, но поздно было: из пропасти вырвалось несколько щупалец и утащили Яромира, Адриана, Парамона, Остромира, Варфоломея и Дионисия вслед за братом. С тех самых пор Рождество в нашем княжестве не празднуется, и ненавидят его люто, называя проклятым праздником». Слава захлопнул книгу. Нет, она не закончилась, но он решил пока повременить с прочтением остальных историй. Парень был слишком поражен прочитанным. «Насколько же Апполион любил этого кудесника, если пошел за ним даже в Ад? А способен ли я пойти в Преисподнюю раньше времени, ради Влада? Так ли сильно я его люблю? Нет, это просто секундное влечение, а я себе уже напридумывал…», - за этими мыслями Вячеслав не заметил, как в комнату вошел Влад.