Меланхолия

Как так получилось, что к своим двадцати трем годам Хибари Кея успел смертельно устать? Возможно, во всем виновата мать, которая подгоняла его, не давая опомниться. «Ты должен стать самым лучшим в школе! Ты должен учиться так хорошо, чтобы все видели ребенка гения! Ты должен поступить в Токийский университет! Ты должен достичь уровня своего отца!» Должен, должен, должен… Кея всю свою сознательную жизнь был кому-то должен. Он привык облачаться в строгие костюмы с идеальными стрелками, проводить вечера за книгами, а не с друзьями, делать лишь то, что от него ждут, а не то, что хотел бы он сам. Привычка в итоге привела к тому, что Хибари попросту разучился к чему-то стремиться. Нет, у него были весьма определенные цели в жизни, но не сказать, чтобы он действительно этого всего хотел. Опять же, желания человека не могут сводиться только к материальным благам, даже Хибари, закаменевший от собственной черствости, понимал, что должно быть что-то еще, кроме просторной квартиры, успешной карьеры и тихой, послушной жены под боком. Отец ушел от матери, еще когда Хибари заканчивал школу. Кея не винил его, поскольку оправдать все ожидания этой женщины было невозможно, а жить в атмосфере ее бесконечного разочарования — невыносимо тяжело. Мать закатила тогда такую истерику, что Кея думал, она разнесет весь дом. Этого не случилось, зато мама, видимо, поняла, что нельзя жить одними ожиданиями. Сейчас у нее есть другой мужчина, не представляющий из себя ничего выдающего. От ожиданий не осталось и следа, мать довольна и тем, что имеет. Эти двое переехали на Хоккайдо, отец неожиданно собрался в Нагано, и Хибари остался один, без целей, без идей и почти без желания жить. Дело даже не в депрессии, просто Кея внезапно испытал ту самую свободу, о которой мечтают подростки: он жил, где хотел, мог делать, что хотел, идти туда, куда хотел. Вот только он совершенно не знал, что ему делать со свалившейся свободой, она тяготила его. Привычный ритм жизни вызывал отвращение, а по-другому Хибари просто не умел. Начавшийся в двадцать три года подростковый бунт против разрушивших его жизнь родителей возник спонтанно и очень глупо. Просто в один из дней Кея попросту не пошел в университет, а свернул на каменную набережную. Костюм в такую погоду выглядел попросту нелепо, а еще Кея заметил, что не прихватил с собой никакой книги, а потому теперь не знает, чем заняться. В итоге Хибари так и ходил взад-вперед, поддерживая собственное упрямство и изнывая от скуки и неловкости. Негромкий смех за спиной заставил его обернуться. — Почему бы тебе не скинуть привычную кожу и не одеться как-нибудь попроще, — певуче произнесла незнакомая девушка. Хибари так удивился, что она заговорила с ним, что даже ответил. — Ты считаешь, это поможет мне? — девушка, сама того не желая, сразу же поняла, что беспокоит парня. — Но ведь даже змеи, сбросив кожу, остаются всего лишь змеями. — А ты станешь кем-то иным, — серебряным колокольчиком засмеялась девушка. И Кея ей поверил. Девушку звали Тсунаеши. Она всегда носила яркие воздушные платьица и легкие босоножки. Ее длинные каштановые волосы могли стать для нее плащом, и они были такими пушистыми, что Хибари едва удерживался от желания зарыться в них лицом. Отливающие на солнце золотом пряди были мягкими и буквально молили о прикосновениях. И сама Тсунаеши казалась воздушной феей: ее звонкий голос серебрился маленьким колокольчиком, в ее глазах цвета горького шоколада, казалось, утонуло само солнце, столько тепла и нежности дарил ее взгляд. А еще она всегда улыбалась. Лишь единожды уголки губ этой неземной девушки горько опустились. Хибари как раз осмелился взять ее за руку и удивился холодности хрупких, почти прозрачных пальчиков. — Говорят, что у людей с холодными руками горячее сердце, — задумчиво произнес он, прижимая дрожащую ладонь к себе. — Я отогрею твои руки своими, как ты отогрела мое сердце, — это было почти признание, но Тсунаеши отшатнулась от него, и потом еще долго молчала, пока Кея истязал себя вопросами, что он сделал не так. Больше к этой теме они не возвращались. Зато допоздна бродили вдвоем по набережной, смотрели, как огромное солнце играет в прятки в мегаполисе, как постепенно загораются фонари, как мир заполняется неоновыми вывесками и мерным шелестом волн, особенно слышимым вечером. Кея забыл про университет, заблудился в потоках времени. Он не обращал внимание на смен времен года, ему было безразлично, день сейчас или ночь. Он смотрел Тсунаеши в глаза и видел в ней свою весну: прекрасную, беспечную и бесконечную. Хибари чувствовал себя совершенно счастливым. Лишь одно омрачало его сознание: странности, которые окружали девушку. Тсунаеши никогда не приглашала парня к себе домой и умело избегала предложений проводить себя после прогулки. Она не согласилась прийти и к нему в гости, безразлично пожимала плечами на просьбы сходить перекусить и испуганно отшатнулась, когда Кея намекнул на кино. Они вообще не отходили от набережной слишком далеко, гуляя кругами. Сначала Хибари думал, что девушке нравится это место, а потом насторожился, когда Тсунаеши резко повернула назад, стоило им отойти от берега океана чуть дальше обычного. — Почему ты?.. — оборвав свой рассказ о детстве на полуслове, спросил Хибари. Тсунаеши перестала улыбаться, спрятала лицо в ладонях и медленно покачала головой. — Я не могу тебе сказать, но если ты счастлив, не надо искать ответов, — туманно пояснила она и отвернулась от Кеи, невидящими глазами глядя на город. Близилось время рассвета. — Я… — замялся Хибари и задумался: счастлив ли он? Кея вернулся к себе в дом и впервые за несколько месяцев обошел пустые комнаты, заросшие пылью. Квартира выглядела нежилой, да она и была такой: сам Хибари едва ли не круглосуточно гулял с Тсунаеши, а больше приходить было некому. На столе лежали грозные письма из ректората, поверх которых красовался приказ об отчислении. На разряженном мобильном Кея насчитал с десяток пропущенных, и это только те, которые поступили в последние сутки, все остальное просто пропало. Странно, что телефон еще не отключили от сети, видимо, он все же звонил кому-то в течение этого времени. Какого времени? Хибари внезапно понял, что не знает, какое сегодня число, сколько сейчас времени, когда он ел что-нибудь в последний раз. Взглянув в зеркало, Кея обнаружил полупрозрачную кожу, почти такую же, как у Тсуны, хотя всегда помнил себя достаточно крепким юношей. Электронный календарь на противоположной стороне улицы равнодушно уведомил Кею, что с того момента, как он себя запомнил, прошло уже полгода. — Как же так… — силы внезапно оставили Хибари, он вдруг вспомнил сказку о рыбаке Урашима. — Ты заблудился, — кротко ответила Тсунаеши, непонятно как появившаяся в его доме и тихо присела рядом, — а я тебя нашла. — Тебя зовут Отохимэ? — Нет, — девушка звонко рассмеялась и кокетливо покачала головой. — Но мне очень приятно, что ты принял меня за нашу царицу. Кея испуганно уставился на Тсунаеши, девушка же грустно улыбнулась и погладила его по щеке. — Ты казался таким потерявшимся, — тихо начала она. — А я как раз возжелала увидеть человеческий мир, побыть земной девушкой. Было несложно привлечь твое внимание, завести беседу. Мы можем прожить людскую жизнь только при одном условии: если выпьем ее перед этим из кого-то. Ты казался идеальной жертвой, твоей смерти никто бы не заметил. Но вот, прошло время, а я так и не смогла выпить твои силы до конца. — Что со мной стало? — глухо спросил Кея. — Ты теперь подобен мне. Еще немного — и люди перестанут видеть тебя так же, как не замечают меня. — Ты околдовала меня… — Скорее, околдовалась сама. Я виновата перед тобой, но если ты что-то ко мне чувствуешь, то это только твое и родилось в твоем сердце, — Тсунаеши положила ладонь Хибари на грудь, и он почувствовал тепло ее рук. — Помнишь, ты говорил, что отогреешь мои пальцы? Так вот, отогрел. — Что же теперь будет? — Пойдем со мной? Тебя здесь никто не ждет, а со мной ты будешь жить вечно, пока не устанешь нырять в норовистых волнах. Кея покосился на погасший экран телефона. — Твои родители не звонили уже четыре месяца, — тихо сказала Тсунаеши. — Ты перестал заряжать телефон только тогда, когда отчаялся окончательно. На твои звонки они отвечали, что заняты делами. — Я не нужен им? — Такое тоже бывает, — нежно сказала Тсунаеши, — но ты нужен мне. Без тебя даже дышать больно. Странная пара вышла на берег океана, окутанный предрассветной дымкой. Девушка и парень, держась за руки, нырнули в волны, чтобы никогда не вернуться на сушу. Их ждал океан и огромное солнце, робко пробующее воду на ощупь. Одно на двоих.