Невозвратная сторона

Радость. Ярость. Горечь. Исступление. Сара ничего не чувствует. Совсем ничего. Тело — ненужный сосуд, наполненный бессмысленной пустотой, который может разбиться в любую секунду от малейшего удара или даже неаккуратного прикосновения. Сознание — зябкий туман, расстелившийся по поверхности льда. Опираясь спиной на кровать, Лэнс сидит на полу в комнате Леонарда. В бывшей комнате Леонарда. Прохлада, царящая в помещении, кажется неотъемлемой составляющей и вовсе не причиняет вред. Напротив Сары, около стены, лежит включённый пистолет Снарта. На боковой панели слабо горят голубые светодиоды, говорящие о полной готовности оружия к его использованию. Оружие было готово. Использовать его было некому. Расставив ноги в стороны, Сара медленно перебирает колоду карт, которую обнаружила на кровати Снарта. С каждой новой картой в голову приходят воспоминания, которые когда-то казались банальными и нелепыми. Крестовая семёрка — и он ободрительно хлопает её по плечу после очередной разборки в одном из тех дешёвых баров середины 80-х. Червовый король — и она чувствует его томный взгляд, оценивающе проходящий по её телу вовремя одной из тренировок с Кендрой. Бубовый валет — и она отпускает его руку, вспоминая о лежащем на полу Мике. Сара вытаскивает крестовую восьмёрку и тут же сжимает её в ладони, словно во всём происходящем виновата именно карта. Девушка встаёт с пола, и уже вся колода падает на пол, словно осенние листья на землю. Саре всё равно, и она провожает взглядом карточные листья, прячущиеся после непродолжительного полёта под кровать. На корабле царит тишина, и каждый участник команды, словно одна из таких карт, прячется в своей комнате, стараясь хотя бы эмоционально отгородиться от произошедшего. Находиться в комнате, где каждый квадратный сантиметр пропитан холодом, его холодом, тяжело. Но ещё тяжелее находиться там, где воспоминания о нём гаснут. Лэнс садится на его кровать прямо в костюме, обнимает колени и смотрит на заснеженные горы, мелькающие на экране. Тело начинает зябнуть, и Сара дрожит. Она проводит руками по плечам, бокам, пытаясь согреться, и случайно натыкается на небольшой кусок бумаги, торчащий из собственного кармана на поясе. Недоумевая, девушка опускает взгляд, чтобы окончательно убедиться, что это не придуманные воображением пустые фантазии. Это не фантазии. Канарейка держит в руках согнутый в четыре раза листок бумаги. Дрожь от холода моментально переходит в руки. На начальной стороне листка указано лишь одно слово — «Да», однако Сара и так осознаёт, что это ответ на её мысленно появившийся вопрос. Она неторопливо разворачивает бумагу, боясь что-то сделать не так. Почерк Снарта мелкий, но аккуратный. Чересчур аккуратный. Я чувствую, что-то идёт не так. Алекса. Я чувствую, что стоит хранить этот клочок бумаги при себе. На всякий случай. Мне удастся подсунуть тебе его хоть как. Я тот самый первоклассный вор, для которого украсть твой поцелуй — задача чуть сложнее, нежели незаметно пробраться в Лувр и украсть Мону Лизу. Нелепо. Полчаса назад я пафосно рассуждал с тобой о моём будущем, о твоём будущем. Нет, о нашем будущем. Рассуждал. А теперь пишу это. Правда, полчаса назад ты не услышала главного, но сейчас речь о другом. Ты умирала несколько раз, но всегда находилась по другую сторону. Знаешь, невозвратную сторону. Звучит глупо, согласен, но я не Шекспир, чтобы подбирать невероятные метафоры. Я вор, попавший в команду недогероев, путешествующих во времени. И, похоже, я перешёл на ту сторону, раз ты читаешь это. Что ж, дерьмово, но, надеюсь, это вышло не слишком по-геройски. Последнее, что я хотел бы, чтобы случилось в моей жизни. Хотя, похоже, это в прямом смысле последнее, что случилось в моей жизни. Передай Лизе, что это был мой выбор. Мне жаль, если я сделал что-то не так. Виноват. Я бы никогда не нажал на курок перед человеком, которого люблю. Или теперь уже любил? Сара перестаёт дрожать. Тёплая капля падает с её щеки на белоснежную бумагу, размывая тёмно-синие чернила. Голубые светодиоды пистолета, все ещё лежавшего на полу, внезапно меркнут, оставляя Леонарда Снарта окончательно на той самой, невозвратной стороне смерти.