Вопрос с подвохом

Коршун поежился. Было непривычно тепло и уютно. А еще пахло молоком. «Я как будто снова в детской, — про себя усмехнулся он. — Вот уж не думал, что в небытие может быть так здорово. Аж есть захотелось.» У него над ухом слышалось тихое сопение. Со всех сторон его окружало тепло кошачьих тел. Он сразу вспомнил те моменты жизни, когда вместе с Мотылинкой и Головастиком спал у матери под боком, вдыхая их любимый, родной запах. Где-то в груди стало невыносимо больно и приятно одновременно. Вроде как, такое чувство называют ностальгией. Немного поерзав, Коршун с удивлением обнаружил, что по обе стороны от него и правда кто-то находился. Кто-то теплый, пушистый и счастливый. Слегка приоткрыв глаз, он увидел бледный серебристый свет, просачивающийся через какие-то ветки. Казалось, будто он снова лежит в палатке и видит луну, заглядывающую к воителям. Глаза слезились, словно их что-то резало. Смахнув накатившую слезу, кот широко зевнул и поднял голову. Он поразился тому, с каким трудом далось ему это, казалось бы, элементарное движение. Снова приоткрыв глаза, он, понемногу привыкнув к свету, огляделся. Слева от него лежал кто-то крупный и рыжий, в справа — небольшой и серебристый. А еще полосатый. Повертев головой, кот удивленно заморгал. Он был невероятно мал по сравнению с остальным миром, казалось, не больше новорожденного котенка. Открыв пасть, он попытался что-то сказать, но из горла вышел лишь жалкий писк. Лежащий слева гигант завозился и зевнул: — Что случилось, милый? Коршун удивленно обернулся на голос. Покачав сонной головой, на него посмотрела зеленоглазая Белка. Мягко улыбнувшись, она потерлась носом о его маленький лоб и промурлыкала: — Что, маму не узнал? «Маму?!» — пронеслось в голове у вконец обалдевшего воина. С каких это пор подруга его брата — его мать?! — Спи, мой хороший, — продолжала ворковать кошка. — Еще не утро. Может, ты голодный? Кот помотал головой и отодвинулся от неё. Кошка снова зевнула и, пододвинув его и еще одного котенка к себе хвостом, положила голову на лапы: — Сладких снов, сынок. Утром расскажем папе, какие у тебя красивые синие глазки… Коршун молча свернулся клубочком и зажмурился до цветных пятен. Ему просто страшно было представить, какой «папа» навестит его завтра… «Это просто сон, — воскликнул он про себя. — Просто гадкий и дурной сон. А скоро я проснусь, и мне снова будет холодно и одиноко. И я снова продолжу блуждать во тьме, один… без всех… в холоде… и тоске…» Внезапно ему жутко не захотелось, чтобы этот сон пропадал. Тут он чувствовал себя… защищенным. Тут было тепло, уютно, и тут его, судя по всему, любили… Сердце сжало странной, неприятной и мутной тоской. Незаметно для самого себя, Коршун снова жалобно заскулил и покрепче прижался к боку Белки. Такому пушистому и теплому. Такому родному и близкому. Такому необходимому…

***

Коршун поежился, когда теплые яркие солнечные лучи упали ему на мордочку. Недовольно заурчав, он поглубже зарылся в мох и накрыл лапами морду. Ему не давала покоя мысль, что в небытие света и мха быть не должно. «Неужели это не сон?» — с ужасом подумал он. Осторожно приоткрыв один глаз, он увидел вход в палатку. Полянка, на часть которой открывался вид, была залита теплым солнечным светом, который приятно скользил по стенам и моховому полу. Лучики аккуратно ложились на маленькое тельце котенка, недоуменно оглядывающего новый мир. — Проснулся, малыш? — услышал он где-то рядом нежный кошачий голосок. Резко обернувшись, Коршун увидел лежащую в тени Ромашку. Кошка тихо урчала, зажмурив глаза и наслаждаясь прохладой в очевидно жаркий день. — Не бойся, мой маленький, — нежно мурлыкнула она, приоткрыв один глаз. — Мамочка отошла, но скоро вернется. И, очевидно, отца твоего приведет. Он у тебя не то что хороший, а чудесный! И вы с ним так похожи! «Да уж, — фыркнул Коршун, потягиваясь. — От одного отца рождены, все-таки. Хотя, судя по всему, он мне уже дед.» Словно в подтверждение Ромашкиных слов на поляне послышался приближающийся голос Белки: — Я как вчера увидела, так и обомлела! Ну откуда, откуда у него синие глаза?! Но великое Звездное племя, какие же они красивые! Как безоблачное небо в разгаре Зеленых Листьев! Ну такое чудо, такое чудо!.. — Ладно, ладно, успокойся, — насмешливо прервал её другой голос, от которого Коршун невольно поежился. — Раскричалась тут! — А самое-то интересное — пару дней от роду, а держится, как шестимесячный котенок! Такой сильный малыш! Ну весь в отца! — И не только в отца, — ласково промурлыкали ей в ответ. В палатку заглянула искрящая счастьем Белка. Увидев сидящего сына, она тут же бросился к нему: — Радость моя, проснулся? Выспался, милый? А то посреди ночи вскочил, мать напугал… Чудо мое, — она принялась яростно вылизывать котенка, отчего тот возмущенно пискнул и, оттолкнувшись передними лапами, сделал кувырок назад и был погребен в куче мха, откуда виднелись только его нашумевшие синие глазки. Белка закатила глаза: — Вот все вы котята одинаковые! А потом начнете, как Пестроцветик — «Ой, мама меня не любит! Ой, мама не обращает на меня внимание!..» «От Саши я никогда не увиливал, — мысленно прошипел Коршун. — Родную мать я любил, а тебя не обязан.» — Ну чего, чего ты опять фырчишь?! В палатку медленно влез крупный полосатый кот. Коршун невольно поежился и сжался в комок. Сейчас, когда он был молочным котенком, Ежевичная Звезда казался ему неприступной скалой. Такой он был огромный и широкоплечий… — Ну, и где мой маленький не любящий ласки боец с небесными глазами? — ласково заурчал он, окинув взглядом палатку. Белка лапкой стряхнула с сына весь мох и довольно заявила: — Вот он! Стручок собственной персоной! «Стручок?! Чего?! » Внезапно Коршуну очень захотелось в голос рассмеяться, но он просто не мог это сделать — и не только по-тому, что это будет странно выглядеть. «Да… были бы тут мои Сумрачные соплеменники, они были второй раз померли от смеху!» — А, вот он. Котенок, о синеглазости и силе которого уже знает все племя. «Звездолом меня подери! Да я звезда!» Почему-то сейчас Коршуна, — то есть, Стручка, — очень потянуло на смех по любому поводу, так ему понравилось свое имя. Ежевичная Звезда подошел к сжавшемуся в комочек сыну и лег рядом. Котенок уткнулся носом в лапы и исподлобья посмотрел на него. Мягко улыбнувшись, Ежевичная Звезда ласково коснулся носом его лба и вздохнул: — Знаешь, Белка… веришь или нет, но я просто чувствую, что у него большое будущее. Достаточно просто к нему прижаться и сможешь ощутить какую-то… внутреннюю силу, что ли. — Еще бы, — заурчала Белка, ложась рядом. — у нас вся семья благословленная Звездным Племе… — тут она подпрыгнула и резко обернулась. Вглядевшись в разворошенное гнездышко, она засмеялась: — Это кто тут у меня проказничает, а? Это кто тут мать за хвост кусает, шалунья? — она нырнула мордочкой в мох и вытащила оттуда дергающуюся и вырывающуюся серебристую полосатую кошечку. Малышка громко пищала и дергала всеми лапками, головой, хвостиком, старалась высвободиться из материнской пасти. Королева положила ее рядом с сыном и замурлыкала: — А это твоя дочь — Пушинка. «Сестра, выходит?» — Стручок повернулся к брыкавшейся рядом малышке. Та, отряхнувшись от мха, села и снова стала громко пищать, видимо что-то требуя. Предводитель провел по маленькому серому лбу языком, отчего дочь заскулила. Потом она, фыркнув, легла и свернулась клубком. — Ежевичная Звезда? Стручок удивленно насторожил ушки, услышав до боли знакомый голос. Оказалось, в палатку заглянул Львиносвет. Предводитель обернулся на его голос: — В чем дело? — Прости, если отвлекаю, но мне очень нужна твоя помощь, — пробасил воин, переминаясь с лапы на лапу. — Иду, — кот поочередно лизнул детей и выбрался из палатки. Стручок повернул голову в сторону лежащей рядом сестре. Та, зевнув, покосилась на него и недобро нахмурилась. Котик удивленно вскинул бровь. Неужели он уже успел чем-то не понравиться новоиспеченной сестре? Он, к слову, не мог не обращать внимание на то, что кошечка не слабо похожа на Ласточку, которую в прошлом Речной воитель хорошенько запомнил вместе с её братцем. Кошечка, фыркнув, резко вскочила на лапки и тут же упала мордой вперед. Обиженно и требовательно замяукав, она подняла маленькую головку и уставилась на мать. Белка обернулась к ней и проворковала: — Пушинка, девочка моя, что случилось? Лапки еще слабые? Тихо, моя хорошая, не плачь… — она пару раз лизнула дочь в мордочку и спинку и взяла её зубами за загривок: — Ну давай, вставай! Я тебя поддержу, не бойся! — поставив дочь на лапы, Белка стала аккуратно придерживать ее хвостом, пока та пыталась устоять на ногах. Кошечка зашаталась и фыркнула. Потом замерла. Белка медленно убрала хвост и слегка отстранилась, чтобы дать дочери место. Сделав пару неуверенных шагов, Пушинка снова завалилась на бок и обиженно заскулила. Пока Белка ворковала над дочерью, Стручок чихнул и принюхался. Откуда-то из темного угла детской слышалось тихое сопение. Склонив голову на бок и снова выпрямив, котик медленно, но решительно пополз туда, понимая, что шагов ему еще не сделать. Иногда котик останавливался, принюхивался, прислушивался, умилительно дергая ушками, и вертел головой, пытаясь понять, куда ползти. Было немного неудобно и непривычно чувствовать себя беспомощным и слабым после жизни сильного воина. Вот так вот котов дерешь, убиваешь, а потом — бац! — и снова мелкий молочный котеночек. От горьких мыслей его отвлек теплый пушистый бок, в который он уткнулся. Отпрыгнув от неожиданности, котик тихо зашипел и даже рефлекторно выставил вперед лапку с крохотными коготками. В темноте кто-то зашевелился, заворочался, и вот на малышка уже смотрит пара добрых синих глаз. — Это кто тут ползает, а? Есть хочешь? Прости, малыш, я тебя накормить пока не могу! Прищурившись, Стручок узнал в говорящей с ним кошке Пеплогривку — подругу Лвиносвета. Судя по всему, пара ждала детей. Потянувшись, королева погладила его хвостом и подтолкнула в сторону возившейся с дочерью Белки: — Ну пойдем, посмотрим, как там у твоей матери успехи. А успехи были заметными. Пушинка уже не то что стояла на лапках, а вовсю наматывала круги вокруг матери. Та только довольно урчала и следила за малышкой внимательным взглядом зеленых глаз. Заметив приближающуюся парочку, она промурлыкала: — С добрым утром, Пеплогривка. А мы тут, видишь ли, познаем азы ходьбы! — Вижу, — усмехнулась кошка.- Ничего себе, хочу сказать! Сразу видно, что дочь у тебя способная! — Не то слово! — заметив внимательный взгляд сына, Белка заурчала. — Не волнуйся, милый, скоро и ты ходить научишься, никуда не денешься! А ну-ка, вставай на лапы, будем тренироваться. Ближе к полудню, когда Стручок с сестрой вдоволь набегались по детской, Белка объявила: — Ладно, мои хорошие, вы тут бегайте, а мы с Пеплогривкой пойдем пообедаем. Не скучайте! — и кошка выскочила следом за подругой. Ромашка, судя по всему, давно вышла, так как в детской малыши оказались совсем одни. Лапки подкашивались и болели от усталости, и Стручок упал на мягкую подстилку, широко зевая. Сидящая поодаль Пушинка провела языком по лапке и уставилась на брата. Тот удивленно и напряженно посмотрел на неё. Кошечка прищурилась и сморщила носик. Стручок пожал было плечами и, положив головку на лапки, приготовился задремать, как из горла сестры, вопреки всем принципам о том, что в таком возрасте малыши говорить не должны, раздалось угрожающее: — Не думай, что я не вижу тебя насквозь, Коршун. От меня такие вещи не спрячешь.