***
С детства только и слышится, что пора прекращать верить в образы миловидных ангелков. Парень игнорирует все насмешки; Стайлз - верующий, значит должен нести надежду на лучшее, подаренную матерью, до конца. Даже когда его плоть будут разрывать мощными огромными зубами, вера не должна угасать в его сердце. А уйти он обязан с улыбкой и с молитвой на устах. Стилински не ломается, когда остаётся в жестоком мире один на один с тьмой. Отец вынужден работать по несколько дней подряд, чтобы обеспечить светлое будущее сыну. Поначалу всё кажется игрой, но кнопки «сохранить» не существует в реальной жизни. Отчего-то время ночью идёт слишком медленно, ход стрелок на часах будто прекращается. Все книжки на полках давно перечитаны, а медицинские справочники с солидными названиями отталкивают ребёнка. Поэтому приходится сидеть на высоком подоконнике и анализировать прошедший день. Все эти тетеньки, жалеющие его и говорившие, что он – сирота. Они так глупы: шериф никогда не оставит своего сына. Спина его пряма, даже когда Скотт вваливается в дом с клыками и пожелтевшими, словно осенняя листва, глазами. Не испуган, уверен в себе и в нём. Всё будет хорошо. Поможет, они справятся — братья ведь. Хейл не испугает его своими метаморфозами и хмурым взором, так и кричащим «Еще на сантиметр ближе — сожру с потрохами!». Способность улыбаться сквозь ноющие раны, нанесенные бестолковым другом – незаменимый дар. Аккуратнее будь, бро, и себя ведь зацепишь. Вера становится прозрачнее, подавляется, когда отец берется за очередную бутылку (бодяжного, между прочим) виски, отобранную вместе с лицензией у алкогольного магазина. Неужели просчитался где-то? Упустил нить? Перестал верить? А может, просто устал не по-человечески сильно? Улыбка надрывается как ломанная прямая, соединявшая Скотта и Арджент. Становится трудно дышать при появлении в его жизни Ногицунэ — это то, что разрушает по-тихому морально. Стайлз, вероятно, отдувается за всех людей сразу. Иначе, почему все препятствия — на его жалкой доле? Неестественные синяки под глазами не дают сломаться, оболочка может разрушиться, но не вера, копившаяся с годами. Смерть Эллисон режет пламенное сердце вдоль, оставляя заживать искореженным шрамом. Где-то под рёбрами он выгорает. Он падает с уходом Дерека. Лохматый засранец не оставляет ни намёка на новую локацию — лишь терпкий запах ненавистной корицы. Кожаная куртка остаётся в багажнике джипа, полностью пропитанная потом и кровью. Спасибо, пушистый мудак, хоть за такую память. Стайлз встаёт, опираясь на юного бету в маленькойСильнейший человек проносит молитву с собой. Слабый сгорает в пучинах ада.