Субординация

— Сержант Барнс, — у неё вежливая улыбка на алых губах. — Мэм, — отвечает он, понимая, что всё. Попался. Пегги приглашает его в кабинет полковника Филиппса и закрывает дверь. Баки чувствует неладное. Баки вообще много чего чувствует, и «неладно» почти всё из его ощущений. Например, это чувство, что сейчас его вскроют ножом для конвертов на рабочем столе полковника, прочитают и выбросят. Или то, что он, кажется, ещё и спасибо скажет. — Сержант Барнс, вы ведь знаете, что нас со Стивеном… капитаном Роджерсом… связывают… связывает взаимная симпатия? — Капитан глубоко уважает вас, мэм, — сержант Барнс стоит навытяжку возле двери и старается не думать о губах Стива, перепачканных помадой. Или о легкомысленном смехе за стенкой. Или о Лоррейн, уходящей без чулок. — Да, я знаю. Агенту Картер явно не нравится идея вставать на цыпочки, чтобы видеть его лицо, поскольку Баки смотрит прямо перед собой, так что она отходит чуть подальше, к самому столу. Рассеянно берет с него хлыстик для лошади, Баки в уме не представляет, как эта штука называется, но сглатывает, поскольку сцена очень… интересная. Пегги оборачивается и ловит его взгляд: — Капитан Роджерс — удивительно достойный человек и уважает женщин, — пылко подтверждает она, и Барнс поспешно соглашается: — Да, мэм! Стив уважает женщин — это правда. Очень уважает. Однажды утром он отшлепал Лоррейн за развязность в присутствии Говарда Старка. Бедный Баки. Лоррейн явно понравилось. А Барнс пытался спать и не краснеть. Зато форменные юбки Лоррейн стали подлиннее. — В гражданской жизни вы были друзьями? — у мисс Картер пристальный взгляд, разящий и карающий. Сержант кивает: — Мэм. — Капитан Роджерс говорил мне — лучшими друзьями, — она поигрывает хлыстиком, касаясь собственных губ черной нашлепкой на его конце. Баки следит за ним не отрываясь. — Капитан Роджерс не особенно умеет обращаться с девушками… «Нет, мэм, уже умеет», — хочется сказать сержанту Барнсу, но он же лучший друг. — Если ему дать шанс, мэм!.. — он замолкает под недоуменным взглядом Пегги. — Прошу прощения, не моё дело, мэм. Она постукивает хлыстиком по собственной ладони. «Боже, — думает он, — мэээм…». — Это вы его так учили разговаривать? — чуть снисходительно спрашивает она. — Простите? — Баки на полсекунды забывает о субординации. Пегги забавно передёргивается: — «Зачем такой красивой дамочке… то есть не дамочке… то есть агенту… то есть вы красивая». Я, как вы понимаете, цитирую. Но «дамочка»… это не слишком-то похоже на речь Стивена, если вы понимаете, о чём я. Барнс смотрит прямо. Только не смеяться. — Сержант? — настаивает она. — Стив… он слегка застенчив… — у него выходит выглядеть лишь самую малость виноватым, — он вечно смущается. Путает то, что я… то, что слышал о девушках, и то, что стоит говорить. Простите его, мэм. Стивен и впрямь смущался. Раньше. До Лоррейн. — О. К капитану Роджерсу у меня никаких претензий нет, — ласково уверяет Пегги. — Я даже счастлива, что он сумел преодолеть свою застенчивость. — Мэм, — выражает солидарность Баки. Он очень несчастен. — Капитан Роджерс уже выбирает дату свадьбы. — Мэм?! — Он сегодня утром приходил ко мне. — Да, мэм? — Да. Приглашал в качестве гостя, если я не буду так добра, чтобы быть свидетелем со стороны невесты. — Он идиот! — Сержант? — холодно спрашивает Пегги. — Прошу прощения. Капитан Роджерс — идиот, мэм. Не понимаю, что он в ней нашел. — То есть, вы знали? — Простите, мэм, — виновато потупляется сержант. — Ну разумеется, вы знали, у вас ведь одна палатка на двоих, а рядовая Лоррейн — очень современная девушка. — Знал, мэм. — Очень современная и славная. Я рада за них обоих. Баки поднимает глаза на специального агента Картер. Агент Картер пристально смотрит на него своим фирменным взглядом. Он опускает глаза. — Капитан Роджерс в самом деле просил вас отвлечь моё внимание, сержант? — Да, мэм. — И вы спокойно согласились? — Мэм. Простите, мэм. Я думал, ему нужно время. Успокоиться. Перебеситься. Всякое бывает. Стив, он же никогда… то есть… — Избавьте меня от ваших умозаключений, сержант. Я узнаю эту манеру. Значит, вы устраивали своему другу бесконечные свидания, учили обращаться с девушками, сами подбирали тех, кто согласится на него взглянуть? Каких-нибудь бедных дурнушек, полагаю? — Да чёрта с два! — Баки смертельно оскорбляется. — Я ему находил самых красивых, самых умных! Чего Бонни стоит — славная, милая, медсестра, заботится о матери, в церкви поёт по воскресеньям! Или Сара — она в художественную академию ходила вместе с ним, а он её даже не замечал, раззява! Такая умница, училась лучше Стива, а фигурка!.. — Сержант? — Да, мэм. Простите, мэм. — За что же вы всё время извиняетесь? — Эм… Мэм? Баки сглатывает, стоит, уставившись под ноги, пока в поле его зрения не возникают туфли на невысоком каблуке; он смотрит на них, смотрит, липнет взглядом чуть выше — на коленках в тоненьких чулках. «Чулки», — ответил Баки, когда Стив выспрашивал, что подарить Лоррейн. Если бы он спросил про Пегги, Баки бы сказал: «Кольцо, луну, победу». Роджерс не спросил. — Сержант, вы флиртовали со мной, потому что Стив просил вас? — Мэм… — Сержант Барнс, когда вы меня позвали смотреть на звёзды, вы так поступили из-за того… только из-за того, что таким образом Лоррейн могла пробраться в вашу с капитаном общую палатку? Да, я знаю, можете не удивляться. Отвечайте. — Мэм… — Ну хорошо. Сержант, то есть я верно понимаю — вы всё время подбирали капитану тех девушек, которые нравились вам? И удивлялись, что он почти не реагирует на них? — О… Мэм… Он поднимает взгляд. Она стоит так близко. Улыбается. — Вы тоже, — нежно говорит агент Картер, гладя его по щеке хлыстиком, — вы тоже совершенно не умеете ухаживать, Джеймс. Я очень надеюсь, танцевать Стивена обучали всё-таки не вы. — Мэм… — говорит сержант, и хлыст касается его нижней губы, — позвольте пригласить на танец… то есть… вечером. На танцы. То есть… — Разрешаю, сержант Барнс, — она надменно улыбается ему с видом карающего восхитительного ангела. — Сегодня в восемь, и извольте быть одеты по всей форме. Вам идет мундир. Когда легкий стук каблучков агента Картер затихает, Баки облизывается. Вкус её помады потрясающий. — Так точно, мэм. На танцах в восемь, мэм…