За кадром

1. Слишком многое остается за кадром. Валентина, например, часто жалеет о том, что нельзя запечатлеть на камеру хотя бы один счастливый день – но полностью. И даже камера не спасет этот день, потому что нельзя отобразить все. Не всегда замечаешь один – единственный признательный взгляд, или прикосновение руки, продлившееся чуть дольше обычного – или успокаивающее объятие. Слишком многое остается за кадром. Даже там, где ты всегда находишься под прицелом чужих взглядов, даже там, где каждый внимателен – не от злобы, а по профессии, все-таки можно что-то скрыть. Особенно, если скрывать и нечего – тогда почему-то и лезет в голову дурная, недобрая мысль о необходимой скрытности. И ты просто отходишь в тень, стараешься не попасть в кадр – и чей-то пронзительный взгляд цепляет другого человека. Однажды вы все-таки попадетесь – будете раскрыты хотя бы друг другом, и тогда придется что-то менять, говорить о своих чувствах открыто, и, может быть, мир перевернется от поцелуя. Но пока этот период еще не наступил, и можно лишь ощущать звенящий от напряжения воздух, полувопросительные продолжительные взгляды, странные, неясные фразы. Ощущения – ощущениями, а главное все-таки остается в тайне. Почему так важно сохранить свои чувства в секрете даже от самой себя? На это невозможно найти ответ. Только руки привычным жестом складываются в замок, и взгляд становится еще более серьезным и вдумчивым. А она замечает это – улыбается, чуть насмешливо поднимает брови. А если потом подойти к ней, коснуться плеча и просто позвать пить кофе – вздрогнет, а то и вспыхнет. Нерешительно улыбнется, соглашаясь. В самом деле, разве Вале хочется целый день проводить на работе, где из собеседников – только телефон, а еще редкие сотрудники со стандартными фразами «Ну что у тебя?». Ах, да, еще и трупы. Нет, думаешь ты, положительно нужно её вытаскивать оттуда хотя бы на 10 минут. И ведь вытаскиваешь, стараясь разнообразить ФЭСовскую жизнь чем-то, что выглядит чуть безобиднее, чем рабочие обязанности Валентины. Однажды все изменится. Тогда, когда невозможно будет утаить любующийся взгляд; когда солнечный луч, запутавшийся в светлых волосах женщины, станет первостепенным. Когда уже нельзя будет справиться. А пока сохраняется странный баланс – он зовется дружбой. Внешне все так и выглядит – изредка вы сидите вместе в комнате отдыха, пьете бесконечный ФЭСовский кофе, который Ванька именует «бурдой» и «энерджайзером» (и Валя говорит, что Тихонов точно туда что-то подливает). Порой вы вместе идете по коридору, и тогда можно – по-дружески! – обнять Антонову за плечи. И её щеки вдруг заалеют. И тогда не будет сил сдержать искренней улыбки. 2. Чересчур много тайн. Некоторые вещи въедаются в кровь – их уже невозможно изменить. Почему нельзя перестать играть в «тайны мадридского двора»? Хочется определенности. Хочется, чтобы она, Галина, уже перестала быть лишь властной холодной хозяйкой офиса. Хочется оживить её. Осенний ветер то и дело теребит распущенные волосы, играет с прядями, а хочется, чтобы волос касалась только одна женщина мира. Единственная. И пусть это звучит как цитата из любовного романа для домохозяек. Неважно, как выглядят твои чувства для всех. Важно, что они представляют собой на самом деле. Можно быть уверенной, что это – искренняя привязанность. Можно сколько угодно стремиться коснуться её волос – а еще краснеть от настоящего флирта, который порой возникает, проявляется в их разговорах. Все это – напускное, зачастую даже не существенное. Ведь ты же видишь, как загораются её глаза во время разговора с тобой. Как порой она – Рогозина! – смущается! И как нужно постараться, чтобы её смутить. И тем не менее безумно хочется определенности. Хочется иметь полное право на то, чтобы коснуться её плеча не только в робком успокаивающем жесте. Хочется поцеловать её, обнять, и распустить наконец её волосы! Ведь знаешь же, как ей лучше. Хочется всего, и в то же время что-то заставляет продолжать поддерживать эту игру. «Между нами ничего нет. Мы только дружим». Как будто им все еще по 17 лет! 3. А потом она закрывает тебя от пули своим телом. И только когда она медленно оседает на пол, ты понимаешь, как сильно ты её любишь. И как хочется, чтобы этот день оказался сном. Сил хватает лишь на сдавленный крик: «Скорую!», потому что выстрелившего ловят и скручивают. Ему не поздоровится в тюрьме, ты догадываешься, чем все обернется. Но разве так волнуют чужие судьбы, когда любимая женщина угасает у тебя на глазах? 4. Неужели только перед смертью можно собраться с силами и сказать: «Валь, я люблю тебя»? И увидеть её улыбку в ответ… *** Слишком многое остается за кадром. Но даже за кадр можно пробраться, приподняв тяжелый занавес – и тогда осенний парк, где завывает холодный ноябрьский ветер, вдруг откроет вам свои секреты. Вы увидите двух идущих рука об руку женщин. Одна из них – хрупкая, светловолосая, жизнерадостная – вырывается вперед, оборачивается к спутнице, и говорит о чем-то, забавно жестикулируя. А вторая – спокойная, строгая, следует за подругой. И уже почти незаметно то, как она прихрамывает – только светловолосая изредка внимательно посматривает, словно спрашивая: «Ты не устала?» И если случайных прохожий вдруг задастся мыслью: «Что же между ними?», пусть единственным ответом, который придет ему в голову будет лаконичное – «свет».