Love Love

Умирая в ней, Росомаха умирает каждый раз - по-настоящему. Руж отравляет его. Ее дыхание - яд, ее пальцы оставляют на его коже кровавые следы. Серые простыни утром будут коричневыми от засохшей крови. Но это только если не задернуть тошнотные желто-зеленые занавески и не оставить белесое зимнее солнце за окном. Любовь сильнее боли. Любовь даже сильнее смерти. Все, кого Логан любил, умерли. Всех, кого любила Руж, она убила. Руж плакала, когда рассказывала ему об этом. Логан молчал. Ему наполовину хотелось, чтобы она заткнулась, наполовину хотелось заткнуть самого себя — резиновой затычкой свои ненасытные мысли. Я люблю тебя, говорит Руж. Логан рычит, когда она в шутку называет его папочкой. По годам Руж годится ему в дочери, во внучки; в правнучки. Он предпочитает этого не помнить. Он мог бы назвать себя ее наставником, но он учит ее выживать, а не использовать свои способности. Ксавье, от которого Руж сбежала, наставник. Логан он просто... просто Логан. Иногда просто Логана бывает достаточно. Достаточно, чтобы все полетело к чертям собачьим. Вот дерьмо. Руж справится, она сильная. Такая же сильная, как сам Логан. Только много плачет и это его раздражает. И часто обижается. И способна убивать прикосновением. И когда она очередной раз уходит по заснеженной дороге в своей холодной модной парке, Логан не идет за ней: он знает, что она может о себе позаботиться. Если захочет, она вернется. В глубине души Логан такой порядочный, что его самого от себя тошнит. Он не пойдет за Руж и не станет хватать ее за руки потому, что пока ей ничего не грозит, он ей не указ. И не-ее-чертов-папочка, ясно? Он ее мужчина. Ее любовник. Потому что так вышло. А за женщинами Логан не бегает: по крайней мере, за этой. Я люблю тебя, всхлипывает Руж. Когда Логан размазывает ее посреди подушек, она добавляет влажным шепотом, я люблю твой член. Этого достаточно, чтобы мурашки пронеслись по его спине, как стайка японской пехоты. Почему японская пехота? Логан не помнит. Он мало что помнит из того, что случилось не здесь и не сейчас. У Логана стоит как каменный, но когда Руж говорит ему - это (словно входя в молитвенный транс, наутро она ничего не будет помнить), пьяная от его бьющей через край жизненной силы, у него стоит как адамантиновый. Ему было бы легче, если бы тогда, когда она впервые пришла к нему, она не была девственницей. Но она была девственницей. Руж держит Логана за спину, слабая и бледная, она медленно наливается его кровью и соками, как осеннее яблочко к урожаю. Сока так много, что он вытекает наружу и там, внизу, так мокро, как будто бы он уже кончил: но Логан еще жив и это значит, что до оргазма как пешком до Магнето. Ты умрешь, Руж спросила его тогда. Ненадолго, ответил Логан. Логан слабеет, ему становится труднее дышать. Поначалу он вбивался между ног Руж с яростью отбойника, но теперь он обмяк и Руж, сцепив лодыжки у него на пояснице, вталкивает его в себя. Она не нарочно, просто хочет еще, и Логан принимает вызов. Он нависает над приоткрытым ртом Руж и трахает ее из последних сил, давая прокричаться всласть. Когда Руж кричит, она широко раззевает рот. Поцелуи приближают гибель, но Росомаха хочет поцеловать Руж - и целует. Обычно она отворачивается (Логан, ты же умрешь; имея в виду «умрешь слишком быстро»), но в этот раз Руж в забытьи. Она хватает Логана за шею - ногтями по спине, по коже, глубокие ссадины заживают как на собаке; намного быстрее, чем на собаке - и слюняво целует его раньше, чем он — ее. Руж на вкус как кола с чипсами, горячая и сверху, и снизу. У Логана темнеет в глазах, когда Руж хватает его за задницу, его тихоня вовсе не тихоня: она ненасытна. «Ты затрахаешь меня до смерти», - вырывается у Логана. Глаза закатываются, руки дрожат, он чувствует себя на все свои сто пятьдесят с гаком. Логан почти готов, но поцелуя нет - Руж отталкивает его со всей вытянутой из него силой, бьет по лицу - ощутимо, так, что зубы звенят, ее вагина тянет сильнее, чем ее рот и руки - и пытается сдвинуть колени. «Придурок!» - кричит Руж, но уже поздно. Член Логана подпрыгивает и он кончает - наполовину в нее, наполовину, дернувшись назад, в одеяло. Его сперма густая, как просроченное молоко. «Твою мать», - рычит Логан. Его тошнит, перед глазами все идет кругом. Шатаясь и хватаясь за стены — костяшки пальцев ломит, когти вышли на треть и скребут по стенам, взрезая обои, - он бредет в ванную. В ванной его рвет в раковину. То, что с ним делает Руж сильнее, чем любая пытка и любой яд. Организм Логана безжалостно извергает ужин, он не может тянуть его из могилы вместе с бургером, пивом и прогорклой картошкой в желудке. Сбросить балласт! Открыть все люки. Хорошо, что рвота без крови, с кровью она на вкус как дерьмо. Когда Логан, кашляя, поднимает голову, то в зеркале над мойкой видит мертвеца — синюшного, с зеленоватыми венами по всему видимому телу, и проседью в волосах. Он включает воду, смывает рвоту в слив, закручиваясь, та пенится и булькает. Пахнет уксусом и помойкой. Логан не глядя вытирает руки об полотенце и умывается, плюется в раковину, выплевывает зуб. Зуб совсем желтый и трухлявый, как поганка. Десна чешется — это растет другой. Когда Логан снова поднимает голову, он видит в зеркале почти себя — кожа посветлела, вены побледнели, проседь затянулась родным цветом спелого каштана. Еще он видит Руж, стоящую в дверях. Она похожа на привидение, в ее глазах — вся тоска этого мира. «Я убиваю тебя», - говорит она похоронным голосом. Логан упирается руками в мойку, крутит головой. Мойка трещит под его пальцами. Когда он злится, он способен раскрошить камень в порошок; не то, что керамику. «Ты годишься мне в дочери, - бросает он через плечо, умалчивая о внучке и правнучке. - Я чувствую себя педофилом. Будем мериться, кто больше жизнью обижен?» «Технически, ты не педофил, - возражает Руж. - К тому же, я сама этого хотела.» «Технически, - Логан отталкивается от скрипучей мойки, гуляющей на креплениях, и разворачивается к Руж, - тебе нужно меньше рыдать и больше учиться.» «Сколько книг ты прочитал в жизни?» - огрызается Руж. От сквозняка, которым тянет из рассохшейся рамы, ее соски стоят торчком. Когда Руж расстегнула рубашку и спросила, красивая ли у нее грудь, Логан ответил не сразу. Потом он сказал ей застегнуться и проваливать спать, но он знал, что промедление смерти подобно, а он промедлил. Ты бы трахнул меня, Логан, спросила она со странным выражением в глазах, если бы ты мог прикоснуться ко мне и не умереть? Логан послал ее, и тогда Руж сняла трусики. Не медленно, не эротично и не красиво, как делают взрослые женщины, знающие толк в сексе. Волосы на лобке у нее пушились и отливали рыжиной. Но дело было даже не в том, что Логан трахнул бы ее даже если бы потом ему пришлось умереть — однажды Руж уже прикасалась к нему и он не умер. Дело было в том, что он бы хотел прикоснуться к ней и не причинить ей боль. Губами вокруг соска, к родинке под грудью, ниже, к животу: ягодицы послушно лежат в ладонях, как свежие булочки. Хорошо иметь семью. Мысль всплывает как щука из озера, и быстро ныряет обратно, в темноту: Логан не успевает поймать ее за хвост. «Больше, чем ты думаешь», - отрезает Логан. Кожу на его спине и плечах легонько пощипывает, она уже чистая, знает Логан, без единой язвины. Он уже восстановился, и — что за сюрприз — у него снова стоит. Руж смотрит ему в глаза. А потом смотрит на его член. Логан протягивает руку, и Руж отступает на пару шагов в глубь комнаты. Ее грудь и живот плавают в сумерках, словно сливки, медленно растворяющиеся в кофе. «Я не умру, - говорит Логан. - Я никогда не умру». «А если умрешь?» - настойчиво спрашивает Руж. Она упрямая. Совсем как он. «Тогда ты выкинешь тело в сугроб, заберешь ключи от машины и найдешь парня помоложе», - усмехается Логан. На самом деле, ему совсем не смешно. Он, возможно, самый невеселый мутант в мире. «Глупая шутка», - говорит Руж. Она протягивает Логану руку, но не касается его пальцев. Ее пальцы скользят над его волосатыми фалангами, над широкой ладонью, над запястьем со вспученными венами и вверх по смуглой руке к сгибу локтя. Руж выступает из темноты. Она приближается, отталкивая шуршащую клеенчатую занавеску, выходит на свет, следуя взглядом за неторопливым парением пальцев с чуть обгрызенными ногтями. Логан нюхает ее волосы, проводит над ними ладонью свободной руки — не касаясь. Он не может умереть, но рисковать не стоит. Руж смотрит Логану в глаза и спрашивает в тысячный, миллионный, бесконечный раз: «Ты меня любишь?». «Да, - отвечает Логан. - Но не тогда, когда ты спрашиваешь об этом каждые пол-минуты». Руж фыркает. Она фыркает Логану в лицо, ее теплое дыхание на пути к его коже застревает где-то в щетине. Логан вдыхает ее запах и Руж опускается на колени, так, что его член оказывается на уровне ее лица. «Ты любишь меня и сейчас я покажу тебе, как сильно», - говорит Руж. Она выглядит целеустремленной. Логану следовало бы молиться, но он не верит в Бога; если же есть Дьявол, он бы продал ему душу за то, чтобы это не кончалось. Логан вздрагивает всем телом, поджимая пальцы ног, и кладет ладонь Руж на затылок. Смерть входит в его тело вместе с теплотой ее рта. Логан никогда не думал о том, каким мучительным наслаждение может быть на краю гибели.