"Легенда о Спящем" (из цикла песен о Рэнди Гане)

«Был он молод и тщеславн, славный парень, Рэнди Ган; куролесил, словно фавн, добрый малый, Рэнди Ган…» («Легенда о Рэнди Гане»)

Легенды древние вспомни и удаль павших воспой. Их зов громогласным сонмом велит идти за собой в края небывалой лазури, в края золотистых дубрав, к заливу, не знавшему бури, в поля шелковистых трав, в речные глухие затоны, к искристым гремящим ручьям — туда, где доносятся стоны, где пали твои друзья! Начать придётся сначала, с рассказа о городе нашем. Ты помнишь четыре башни и наши речные причалы? Ты помнишь зигзаги улиц? Ты помнишь главную площадь? Маркизу — старую курицу? Таверну «Хромая лошадь»? Ты помнишь мальцов-бродяжек и общества нашего цвет: красоток, сверкающих ляжками, и бедного горе-поэта? Поэта? Поэта помнишь? Ты помнишь, как его звали? На главной Церковной площади золотом написали на каменной глыбе павших в бою имена героев. Про имя его не спрашивай — он не участвовал в бое. Он сроду в глаза не видывал кровавой жестокой сечи! Он гордо голову вскидывал, но участь иная на плечи легла герою-пииту… В войну дороги открыты: погибнуть в бою бесплодно или народу свободному поддержку песней облечь. О страх, суть человечья, героям неведом ты — они видят только мечты!.. И он, безымянный, забытый, свой выбор героический сделал: твой меч пределен на битве — у слова же нет пределов. Поэта, поэта помнишь? Сидели в тени дубравы: ты хлеба краюху солишь, он пьет напиток кровавый? Или снова на площади, на бочку пустую забравшись, он ловит в берет свой овощи, которыми его забрасывают… А может быть тихо в таверне читает вслух свои книжки, мечтая о лучшем, верно, в компании грязных мальчишек и пьяных завсегдатаев… Его не увидишь с лопатой, за нужным каким ремеслом, и он бы прослыл ослом, лентяем и знатным гулякой, если б не ведал всякий: наш Рэнди, внук Гана, немножечко странный, безумный и смелый, рассказчик умелый, он знается с феями, с Духом лесов, и пусть, что рассеянный — он ведает тайну слов! Ему всё дозволено и всё прощено, ещё не успел он посметь, и всё в этом мире ему создано, как в помощь, чтоб песни петь: он флейту в лесу между веток нашел — ручей ему нашептал; он мудрость Природы в сердце обрел — и голосом Истины стал… Ну что, ты не вспомнил? Взгляни на простор: над полем — владенья небес; вдали синевою поднялся бугор, за спинами чащею — лес; за лесом опять разбредутся поля, разляжется тело реки; вкуснейшей водой наш жар утолять готовы в глуши родники, и светлый залив, распростерши объятья, встречает, как встарь, корабли… Но жажду великую сердца, брат мой, ничто не утолит! Его глаза васильковее неба, а локоны ржи золотей. Прекраснее духом здесь просто не было: речистее, чем ручей, в зеленом кафтане на фавна похожий, кудрявый и тот озорник… Любой незнакомец дорожный, прохожий, вдруг встанет и слушает — вник. Малины сладчайшей карминовый отблеск — берет на верхушке вон той вот висит. Не выцвел, не стерся из памяти облик Того, Кто Истину Говорит. Не верь мне.Ты знаешь, какой там беретик… Но дерево, говорят, из чьей-то забытой могилы столетней взросло так высоко… Здесь время в ответе. Его бесконечность смела, словно плетью, разбила и камень могил, и память людскую. Не будем же всуе о тех, кто когда-то здесь жил… Остались преданья, осталось дыханье, малиновый факел в ночи — но память людская молчит. Иди, не пугайся, тебе показалось! И лишнего я тут наплёл. И дерево это от рощи осталось… Как странно сюда ты забрёл — сюда не ведут лесные дорожки, тропинок звериных тут нет; бывает, мерцает ночами здесь свет, и люди танцуют с повадками кошек… И лес этот тайно, надёжно укрыт туманом каким-то немножечко странным… Ведь здесь юный Фавн под деревом спит — ушедший, бессмертный, пока безымянный. 18 фев. 2010 в 4:28