Боги хранят злодеев

      Льюис в бешенстве залетел в свой гостиничный номер и начал яростно слоняться из стороны в сторону. С момента окончания гран-при прошло несколько часов, а он до сих пор не мог успокоиться и принять то, что из-за их столкновения с Нико будет очередной скандал с обвинениями в сторону Льюиса. Он ходил по номеру около получаса и пытался понять, почему этот ублюдок так спокоен и почему даже не соизволил поговорить с ним. Льюис не просил двухчасовой беседы по душам — ему было бы достаточно объяснения от напарника в двух словах о том, какого черта случилось сегодня на трассе. Но Росберг был спокоен и невозмутим как удав, что блядски бесило Хэмилтона, почему он и отправился на поиски игнорирующего его напарника.       Долго искать не пришлось, ведь ежу было понятно, что после такой «сложной» гонки Нико заперся в своем номере подальше ото всех. Льюис замялся возле двери. Цель его отнюдь не дружеского визита была понятна, а вот что именно сказать Росбергу — об этом Льюис не подумал. По идее, его напарник не был ни в чем виноват, ведь произошел обычный гоночный инцидент, коих случаются десятки. Но, с другой стороны, он мог бы и уступить место на трассе Льюису. Тогда ничего бы не произошло, а при самом идеальном раскладе британец смог бы наконец-то победить после долгой череды неудач. «А, к черту размышления!» — зло проговорил про себя гонщик и решительно толкнул дверь номера Нико. Как ни странно, она была не заперта, будто тот ждал Хэмилтона и не стал намеренно защелкивать замок. Немец в этот момент отдыхал на кровати и, увидев Льюиса, вытаращил глаза. Нико смотрел на напарника так, будто перед ним стоял не он, а папа римский, ей богу. Но, увидев, насколько был зол Хэмилтон, Росберг тут же поменялся в лице и едва заметно улыбнулся. — Чего пришел? — с ухмылкой спросил гонщик, опуская взгляд в телефон и возвращаясь к просмотру новостей в своем смартфоне. Ему было будто плевать на присутствие парня в своем номере. Британец обалдел от такой наглости и даже опешил, потеряв часть своего боевого настроя. — Ты, может, оторвешься от телефона и посмотришь на меня? — потребовал он наглым голосом. — Вопросом на вопрос отвечаем? — вновь ухмыльнулся Нико, — хорошо, я продолжу. Чай, кофе, потанцуем? — Ты, блять, идиот или притворяешься? Какого, мать твою, хера ты так спокоен?! Будто все эти сплетни и прочий пиздец будут после сегодняшней аварии окружать только меня, или что?! Ты вообще о чем думаешь? — Льюис кипел, но всеми силами пытался сдержаться. — Воу, зачем столько вопросов? — засмеялся Росберг, — осторожнее, а то все цепи с шеи от злости попадают. — Я. Спрашиваю. Какого. Хера. Произошло. На. Трассе? — Чеканя каждое слово, спросил Хэмилтон. — Обычный гоночный инцидент, не более. А ты чего возомнил? Неужели подумал, что я специально так сделал? — Смотри, нимбом-то потолок не пробей, святоша. Я больше, чем уверен, что это произошло не случайно. Молись, сука, чтобы FIA не свалили всю вину на меня, иначе в следующей гонке ты не примешь участие. — Ну да, нашему «золотому мальчику» не нужны лишние проблемы, — злиться начал уже Нико. Он отбросил телефон в сторону и встал с кровати. — Ты мне нахрен не сдался, понял? — Он почти выплюнул эту фразу в лицо Льюису, подойдя к нему вплотную. — Отойди и дистанцию соблюдай, ублюдок. А то ты и на трассе рядом, и сейчас прилип, уже тошно. Тебя вообще слишком много в моей жизни. — А если не отойду, то что? Побьешь меня? Ну, давай, давно кулаками не махались с тобой! Парни уже перешли на крик. Возгласы Нико на ломаном английском, ответные оры Хэмилтона могли быть услышаны остальными пилотами и персоналом, случайно шедшими мимо номера, но гонщикам было на это абсолютно наплевать. Атмосфера между ними стала такой горячей, какой раньше не была никогда на фронте этой войны, некогда ставшей холодной. Взгляды были переполнены такой искренней страстью и напряжением, что ни один лучший актер мира не смог бы повторить эти чувства. — Заткнись! Ты горишь сейчас прямо как болид Хюлькенберга! — А я не заткнусь! Ну, и? Что тогда? Что сделаешь? — Тогда я заткну тебя сам, идиот! Шумный выдох — и вот губы Хэмилтона на губах Нико сливаются в единое целое. Последний отвечает на поцелуй с усиленной инициативой. Поцелуй-укус был наполнен тысячами эмоций, от него сносило крышу, а в глазах просто помутнело как от дешевого алкоголя. На секунду остановившись, парни шумно дышали, отходя от поцелуя. Оба думали о том, насколько все неправильно, и какие могут быть последствия, ведь они даже не друзья (больше не друзья), хотя и напарники. — К черту! — в один голос сказали пилоты и снова впились губами друг в друга. Вся одежда летела на пол, кожу жалили быстрые поцелуи, и она тут же расцветала засосами. У Хэмилтона кружилась голова. Ни с одной девушкой, которые у него когда-либо были, он не ощущал таких эмоций и чувств, как сейчас. Он повалил Нико на кровать и стал шлепать его ладонью по заднице. — Это тебе за испорченные тобою мои нервы! Росберг вскрикивал то ли от боли, то ли от удовольствия. А уже через несколько минут в его напряженное тело начали ввинчиваться пальцы Льюиса. — Нельзя нежнее хотя бы сейчас? — зашипел Нико, корчась от боли и кусая сгиб указательного пальца. — Терпи, как я терплю тебя всё это время, — ответил Хэмилтон и продолжил растягивать напарника. — Никакой прелюдии, — шипел немец. — Заткнись! — воздух разрезал звук еще одного шлепка. Как только Льюис понял, что Нико готов, он запустил пальцы в его светлые локоны и потянул на себя, заставляя того прогнуться в пояснице. Медленно войдя в податливое тело, он остановился, решив немного помучить Росберга. — Да не тяни ты кота за яйца! — тут же взвыл тот. — Давай уже! — Не представляешь, насколько круто слышать, как ты просишь меня. — Фыркнул Льюис и начал двигаться в Нико, давая ему привыкнуть к новым ощущениям. Секс британец всегда сравнивал с гонкой — вначале нужен был хороший разогрев, а потом — постепенный разгон со взрывным финишем. Но сейчас гонщик не собирался следовать этой схеме и сразу принялся усиленно вдалбливаться в Росберга, задавая сумасшедший темп. Ему нравилось доминировать над напарником, слушать, как тот глухо стонет, хватая зубами ткань одеяла и сжимая пальцы до побеления костяшек. Кончили они почти одновременно. Хэмилтону пришлось помочь Нико рукой. Немец толкался в ладонь напарника, обхватывающую его член, пока Льюис покрывал его шею нежными поцелуями. Излился гонщик прямо ему на пальцы, после чего оба парня рухнули на постель, которая выглядела как настоящее поле боя.       Они молча смотрели в потолок, размышляя о своём, как вдруг голова Нико легла на грудь Льюису. Тот машинально приобнял его за плечи. — Ты ведь специально не закрылся, да? Знал, что я приду? — первым прервал тишину Льюис. — Снова вопросы! — закатил глаза Нико, — конечно знал. Было очевидно, что ты будешь злой и захочешь моей крови. — Захотел крови, а получил задницу. Это даже лучше, чем я планировал. — Какой же ты негодяй, прости меня Господь! — Не простит. Боги хранят злодеев, принцесса. — Уже спавшему Нико ответил Льюис. Он смотрел на напарника и думал, что все-таки бывают моменты, когда ненависть к Росбергу в душе британца сменяется на уже знакомое когда-то чувство. Льюис надеялся сохранить это чувство.