Весьма порой мешает мне уснуть волнующая, как ни поверни, открывшаяся мне внезапно суть какой-нибудь немыслимой херни. Игорь Губерман
Зима наступила в этом году как-то уж совсем внезапно. Нагрянула почти как проверка — вроде бы еще вчера лаборанты Выбегалло ходили по парку, переругиваясь, и собирали гербарий для сухумского заповедника, как вдруг сегодня налетел резкий, пронизывающий до костей ветер, небо заволокло стальными тучами и на землю обрушился снежный шторм. Роман говорил, что такое каждый год случается, и все равно почему-то никто не готов к снегу. Зимой. В России. Маша сидела вместе со Стеллочкой в столовой, без энтузиазма размазывая пюре по тарелке, и краем уха слушала свежие и не очень сплетни, что соседка вываливала на неё. Товарища Дохненко отправили в травмпункт — во время проверки систем оповещения о пожаре он находился около Отдела Смысла Жизни, где Славка Одихмантьев травил нетопырей. Система сработала громче, чем надо, и испуганные нетопыри, измазанные в смеси гексогена и хлора, набросились на Дохненко. Отбить его смогли лишь при участии Киврина. Товарищу Дохненко принесли извинения, поставили уколы от бешенства и дали три дня больничного. Дашка из Техотдела напилась в своей мастерской виски с заграничной газировкой. Придя в общежитие, она напоила свою подружку-тихоню Олю, переводчицу с кошачьего, собачьего, змеиного и совиного. Решив, что им скучно, девушки поставили на уши всё общежитие, превратив комендантшу тетю Зою в кактус. На следующий день их вызвал на ковер Демин, от выговора в личное дело спасло только вмешательство Одина. Комендантшу расколдовали, девушек отправили в архив сортировать документацию института с тысяча девятьсот двадцать пятого года, без помощи магии, а Техотдел запатентовал коктейль из шотландского виски и Кока-Колы под названием «Телепортатор» (его так назвали, потому что Даша так и не смогла вспомнить, как добралась с работы до общежития). Эдику Амперяну подарили пачку заграничных мужских журналов. Насмотревшись на тамошних атлетов, Эдик решил накачать себе такие же мышцы, но сил не рассчитал и едва не сломал себе ребра упавшей на грудь штангой. Спасли Амперяна прибежавшие на крики о помощи Сашка Привалов и Витька Корнеев. Профессор Выбегалло привез из Сухуми вожака павианов и поместил его в виварий к Коньку-Горбунку. При попытке через некоторое время завести с павианом околонаучную беседу, профессор был им покусан и затоптан возмущенным Коньком. Лаборатория Отдела Недоступных Проблем обнародовала доклад, где рассказывалось об исследовании ранее не изученных свойств воды из козьего копытца. Там говорилось, что данная вода имеет ряд любопытных особенностей. Например, было доказано, что она обладает поразительной избирательностью, одаривая рогами исключительно лиц мужского пола. Чем это вызвано, выяснить не удалось, так как отсутствовали добровольцы в проведении эксперимента. Накануне вечером на помойку были вынесены бракованные метлы для полета, которые приглянулись дворнику Казимиру Ивановичу. Когда работники института шли с утра на работу, они были крайне озадачены странным поведением дворницкой бригады на протяжении всего пути от дома до института — брак повлиял на работников метлы преждевременной сединой, заиканием и не присущим для этой профессии травматизмом. Из-за данного происшествия была начата внутренняя проверка всех работников института, по результатам которой будет вынесен вердикт об их профпригодности и соответствии занимаем должностям. Из лаборатории Отдела Линейного Счастья произошла утечка экспериментального газообразного новогоднего настроения, приготовленного для распыления по случаю грядущего Нового Года. Из-за этого у некоторых сотрудников возникло стойкое желание водить хороводы вокруг елки и окунуться с головой в оливье. Василий Розгин, сотрудник Отдела Смысла Жизни, попав под первичную волну, изрезал на гирлянду и снежинки свой ежемесячный отчет для Кристобаля Хозевича. Сам же Хунта отделался прилипшей к нему на час песенкой «Маленькой елочке холодно зимой». В связи с этим он едва не вызвал на дуэль Федора Симеоновича, но им удалось ограничиться словесной перепалкой и поеданием свежего урожая огурцов. После случая с Техотделом Демин издал приказ о том, что в институт запрещено проносить ручную кладь массой более одного килограмма, из-за этого Магнус Редькин простоял целый час на морозе с пятью килограммами кабачков, так как Вход отказывался пускать его в институт. — Что, прямо-таки с пятью килограммами кабачков? — скептически изогнула бровь Маша. — С пятью, — с видом абсолютно убежденным кивнула ей Стелла. — Маш, ты чего такая хмурая ходишь? Что случилось? Ты с того дежурства сама не своя… Маша тяжко вздохнула и отвернулась к окну. На душе у неё было гадко. После инцидента с Омутом Памяти прошел почти месяц. С тех самых пор она практически не общалась с Кристобалем Хозевичем, зато успела получше узнать Славу Одихмантьева — теперь все свои зубодробительные задачи Хунта передавал исключительно через него, появляясь в вычислительном глубокой ночью лишь для того, чтобы подключить "Алдан" к своей нервной системе. Всё это время Маша мучилась от чувства глубокого стыда за то, что без спроса влезла в его воспоминания, не имея возможности искренне попросить прощения. А еще ей остро не хватало его ворчания по поводу их с Алехандро нерасторопности, терпкого аромата испанских сигар и едких комментариев на латыни по поводу зачарованных ею Стеллочкиных оригами. Её грустные размышления прервало появление Привалова — он подлетел к их столу как пуля и залпом выпил Машин компот. — Вот вы где, — едва отдышавшись, сказал он. — А я вас ищу везде! Там Витька! — Что Витька? — отмерли девушки. У Маши волосы на голове зашевелились от свежих воспоминаний — примерно так же началась история с заколдованным Эдиком. — У него проверяющие диван забрали! — тяжко дыша, Саша оттянул пальцем ворот рубашки. Переглянувшись, девушки встали из-за стола. Поесть нормально им, похоже, никто сегодня не даст.***
Жиан Жеромович шел по коридору, распространяя вокруг себя запах дорогого французского парфюма и насвистывая какой-то бравурный мотивчик. Сегодня у него было прекрасное настроение, несмотря на грядущее промывание мозгов товарищами проверяющими. Утром Жиан Жеромович имел разговор с Бальзамо, который сокрушался по поводу нехватки данных о воде из козьего копытца. Жиакомо насмешливо фыркнул. Со стороны Джузеппе было верхом наивности надеяться, что хоть кто-то из мужской половины сотрудников института согласится щеголять рогами на неопределенный срок. А еще во время обеда Жиан Жеромович заскочил в кабинет к Федору Симеоновичу, где они активно обсуждали одну очень спорную ситуацию. Жиан Жеромович час пытался убедить друга в своей правоте, но так ничего и не добился. В конце концов они побились «об велик заклад» на пятьдесят рублей тому, кто окажется прав. Жиан Жеромович потер руки в предвкушении. Нет, что вы, его интересовали совсем не деньги, ему был важен результат. Он уже давно наблюдал за Кристобалем Хозевичем и сделал прелюбопытнейшие выводы. Тем более, сам предмет спора был чрезвычайно интересен… Поставив блок на сознание, чтобы в случае чего не нарушить тайну спора с Кивриным, Жиан Жеромович скользнул в лабораторию Отдела Смысла Жизни. Обведя её взглядом, он поежился — здесь и раньше была атмосфера, не располагающая к радости и пению песен, а сейчас у Жиакомо и вовсе создавалось впечатление, что он вернулся на двадцать лет назад, во времена Французского Сопротивления. Он тогда побывал в плену у гестаповцев — ощущения были примерно те же, что и сейчас. Лаборанты ходили вдоль стен, незаметные, словно тени, а в самой лаборатории царила гнетущая тишина, изредка прерываемая постукиванием печатной машинки, скрипом перьевых ручек о бумагу и тихими-тихими переговорами лаборантов. — Вячеслав, вы не подскажете, Кристобаль Хозевич сейчас в лаборатории? — обратился Жиан Жеромович к одному из них, хмурому парню с такими мешками под глазами, что туда можно было поместить как минимум одного Выбегалловского кадавра. — Он сейчас у себя в кабинете, — испуганным голосом сообщил Слава Одихмантьев, дрогнувшей рукой оставляя чернильную кляксу на каком-то документе. — Спасибо, — Жиан Жеромович тепло улыбнулся зашуганному лаборанту и направился в кабинет Хунты. «Всё очень и очень плохо, — подумал он, стучась в кабинет друга. — Надо срочно что-то предпринять. Бедные лаборанты…» Надев на лицо самую располагающую из своих улыбок, Жиакомо вошел в знакомый кабинет, освещенный лишь небольшим канделябром на три свечи. Кристобаль никому не говорил об этом, но Жиан и Федор знали — он до сих пор не очень любил искусственный свет, предпочитая ему свечи. Кристобаль зажигал их, когда был один и когда ему требовалось собраться с мыслями. «Как сейчас, например», — хмыкнул про себя Жиакомо. Кристобаль стоял у письменного стола, на котором раскинулся огромный фолиант, страницы которого были сплошь изрисованы чертежами каких-то загадочных механизмов. Судя по всему, Хунта был в дурном расположении духа — губы плотно сжаты, отчего острые скулы казались четче обычного, пальцы нервно барабанили по книге, высекая искры, а взгляд бархатно-черных глаз не отражал ничего, кроме пламени свечей. — Прости, друг мой, я не настроен на прием визитов сегодня, — сухим голосом бросил он Жиану, не поднимая глаз от книги, которая уже начинала дымиться под его взглядом. — Как и вчера, и позавчера, и уже три недели кряду, — спокойно ответил ему Жиакомо, присаживаясь в одно из кресел у книжного стеллажа. — Что с тобой, Кристо? Зачем ты так загонял лаборантов? Несчастные дышат через раз! Как людям работать в таких условиях? — Мои лаборанты работают в тех условиях, которые максимально способствуют поиску Смысла Жизни, — отрезал Кристобаль. — Говори, что тебе нужно. — Ну почему сразу нужно? — усмехнулся Жиан, мысленно удивляясь своей прозорливости — что-то подобное он и предполагал. — Может, я хотел навестить старого друга, который даже на фоне общего трудолюбия в нашем коллективе слишком погрузился в работу… — Считаю до трех, два уже было, — предупредил Кристобаль. Инкунабула начала тихо тлеть по краю. — Не стоит делать резких телодвижений, — Жиан решил перейти к делу, тем более что его целью было отнюдь не доведение друга до белого каления. Цель его была совсем иной — он пытался понять причину его действий и, по возможности, помочь ему. — Видишь ли, тут назревает небольшой конфликт с проверяющими… — Милостыни не подаю, — бросил Кристобаль. Тон его был очень оскорбительным, но Жиакомо не повелся на это, продолжая гнуть свою линию. — Тебя это тоже касается, — возразил он. — Януса срочно вызвали в Москву, и теперь институт предстоит отстаивать нам. Ты прекрасно знаешь, что сегодня состоится заседание по выяснению квалификации сотрудников, и некоторые из них, — он сделал особое ударение на слово «некоторые», — его могут не пройти. Я более чем уверен, что не пройдут, в силу своих… кхм…особенностей. А все из-за того, что какой-то идиот не удосужился нормально уничтожить те испорченные метлы. При этих словах Кристобаль сжал в руке бумагу, и глаза его сузились. — Голованов, канцелярская крыса! — досадливо произнес он. — Это не просто чей-то недосмотр, Жиан, это саботаж. Я выяснял — метлы должны были быть сожжены, но исчезли за несколько минут до уничтожения. — Думаешь, кто-то пытается нас подставить? — Жиан скрестил руки на груди. — Я в этом уверен, — сказал Кристобаль, немедленно ощетиниваясь. — И я намерен выяснить, кто этот человек, а после прибить его за уши к дверям своей лаборатории! Идем! С этими словами Кристобаль распрямился, как пружина, и трансгрессировал, оставив после себя шлейф из пряного аромата вина и табака. «Первая часть плана удалась, посмотрим, что будет дальше», — с улыбкой подумал Жиакомо, направляясь следом за ним.***
Товарищ Голованов сидел во главе стола в конференц-зале. Он раздувался от важности в два раза против прежних размеров, вращал глазами и дергал носом, пристальным взглядом обводя собравшихся людей. Некоторых из них он видел впервые за всё время проверки. «Безобразие, что за несознательность, — думал Голованов, разглядывая загорелого черноволосого мужчину с кислым лицом, что сидел недалеко от него. Судя по идеальной укладке, стройности и общей манере держаться, это был начальник одного из отделов. — Какой пример он подает подчиненным!» — поджал губы Голованов, увидев его пижонский костюм. Рядом с черноволосым модником сидел не менее франтоватый господин, на этот раз блондин. И, в отличие от черноволосого, он улыбался самой любезной улыбкой, какую только товарищу проверяющему удавалось видеть за всю свою жизнь. Сотрудники рангом пониже ярко контрастировали со своим начальством. Например, здоровенный детина, с трехдневной щетиной на лице и в мятой гавайке, бородатый очкарик в клетчатой рубашке, тощий армянин с грустными глазами и горбоносый цыган в обтягивающем свитере. Все они казались товарищу Голованову неправильными и несознательными учеными, требующими пристального внимания общественности. «Я просто обязан навести здесь порядок!» — подумал он и напыжился еще больше. — Товарищи, — встал Голованов, прокашлявшись, и краем глаза сверился с речью, любезно подсунутой услужливым товарищем Дохненко, — мы собрались здесь, чтобы обсудить факт вопиющей халатности по отношению к доблестным работникам метлы. Ни в чем не повинные люди пострадали, товарищи, из-за чьей-то преступной безалаберности! А ведь реализация намеченных плановых заданий, дальнейшее развитие и качественный рост вашей деятельности требует постоянной внимательности и большой ответственности! Армянин тихо, но очень тяжело, вздохнул. — Товарищ Голованов, — желчно произнес черноволосый, скрестив руки на груди, — не могли бы вы перейти к делу? Увы, но я и мои коллеги не располагаем тем количеством времени, коим располагаете вы. — А вы, прошу прощения, кто? — немедленно нахмурился Голованов, сверля его взглядом. — Мое имя Кристобаль Хунта, я заведующий Отделом Смысла Жизни, — прищурился человек и посмотрел Голованову глаза в глаза. Проверяющий не мог оторвать от них взгляда — большие, пронзительно-черные, они выглядели гладью смертельно опасного омута, отражающего лишь его испуганную физиономию. Голованова передернуло. Где-то вдалеке ему послышался колокольный звон и тягучие, мрачно-торжественные латинские песнопения. Совсем рядом послышался треск костра и чьи-то далекие предсмертные хрипы. Голованов пошатнулся — перед его внутренним взором предстали готические буквы, складывающиеся в непонятные слова, облетающие хлопьями пепла и растекающиеся чем-то алым в обжигающих языках пламени… — Да-да, конечно, — испуганно пробормотал проверяющий, падая на место. — Секунду, я только найду документы… — К-кристо, ну з-зачем т-ты так с н-ним? М-мы же до-договорились! — нахмурившись, тихонько сказал Федор Симеонович. — Теодор, я лишь немного ускорил процесс, не стоит так над ним трястись, — криво усмехнувшись, произнес Кристобаль Хозевич, наблюдая, как товарищ Голованов нервными отрывистыми движениями перебирает личные дела сотрудников. Товарищ Дохненко, испуганный странной переменой в настроении начальника, быстро раскидывал их на две кучки, постоянно сверяясь с каким-то списком. — Итак, — наконец собрался с мыслями товарищ Голованов, дрожащими пальцами отодвигая от себя личные дела и пододвигая список, — раз товарищи так просят, чтобы побыстрее, значит будет побыстрее… Кхм… Проконсультировавшись с одним многоуважаемым сотрудником вашего НИИ и известным ученым… — Это кто ж такой у нас умный? — тихо спросил Саша у Романа. — Угадай с трех раз, — ответил Роман, поглядев на дверь. Она распахнулась, и в зал важно прошел, вздернув куцую бороденку до небес, профессор Выбегалло. На нем были парадные штаны, заплатанные на коленках, которые он заправил в валенки с галошами. Через секунду после его появления по помещению прокатилась волна селедочного духа пополам с запахами водки и сырого войлока. — …профессором Выбегалло, — продолжил товарищ Голованов, уважительно кивнув Выбегалле, — мы согласовали список сотрудников, подлежащих переаттестации. Зачитываю: Дрозд Александр Иванович, Кононов Иван Феодосьевич, Смирнова Анна Николаевна, Привалов Александр Иванович… — Постойте! — вскинул руку Роман. — Александр Иванович является прекрасным специалистом в своей области, почему он оказался в этом списке? Как, впрочем, и все остальные! — Товарищ Ойра-Ойра, — грозно поглядел на него Голованов, — это институт чего? Чародейства и Волшебства! Тут колдовать надо уметь! Чего вышеуказанные люди не умеют! — Но многие из них учатся! — возразил Роман. — В таком случае их проверят на уровень обученности и на соответствие занимаемой должности! — отрезал Голованов. — Доступно? Саша молчал, медленно переваривая полученную информацию. — Главенство административных законов над законами логики и магии, ты забыл? — зашептал Роману Эдик, утягивая его за рукав на место. Роман скрипнул зубами, но друга послушал. — Если вы закончили, то я продолжу, — расправил плечи Голованов. — Итак, Привалов Александр Иванович, Сергеева Тамара Витальевна, Воробышкина Мария Владимировна… В общей сложности в списке было около тридцати фамилий. В основном это были сотрудники из Отдела Воинствующего Атеизма — с большинством Выбегалло не ладил по причине своей упертой веры в собственную исключительность, Отдела Универсальных Превращений — с главой которого, Жианом Жеромовичем, у Выбегалло были давние счеты, и Отделом Недоступных Проблем. Вычислительный задело постольку-поскольку. Отдел Смысла Жизни Выбегалло решил не трогать, ибо побаивался Кристобаля Хозевича. Корифеи сидели молча, обдумывая сложившуюся ситуацию. Кристобаль Хозевич вспомнил о своей широкой коллекции пыточных инструментов, Жиан Жеромович размышлял о том, что у него простаивает целый шкаф с различными быстродействующими ядами, а Федор Симеонович мечтал о том, как собственноручно вышвырнет Выбегалло за шкирку из института. Суть сводилась к одному — «черт бы побрал эти административные законы». — Если всё понятно, перейдем ко второму вопросу, — Голованов свернул один лист бумаги и достал второй. — Нам поступила жалоба от товарища Редькина, который просил провести разбирательство по поводу сокрытия от научной общественности товарищем Корнеевым ценного исторического артефакта, в скобочках Белый тезис, находящегося в диване, который товарищ Корнеев благополучно оккупировал. Поэтому я постановляю — диван на время проверки изъять и поместить в запасник музея Изнакурнож, где он и находился до момента передачи его товарищу Корнееву. У Витьки при этих словах дернулся левый глаз, а под непроизвольно сжавшимися пальцами треснули подлокотники кресел. Молодые магистры замерли не дыша — они как никто знали, насколько этот диван дорог Витьке. Перестал улыбаться и Жиан Жеромович — он тоже знал, чем может обернуться отъем дивана у его ученика. Тем более что он лично просил Януса о том, чтобы тот дал добро на использование транслятора в научных целях. Кристобаль Хозевич со смесью усталости и раздражения прикрыл лицо ладонью. Он наивно надеялся, что эпопея с диваном наконец-то пришла к своему логическому завершению, но нет. Правду люди говорят — беда не приходит одна. — Но, позвольте, — встрепенулся Жиакомо, — у Виктора Павловича есть разрешение на эксплуатацию данного транслятора, данное Академией Наук СССР… — По этому случаю тоже проведется проверка, — строго сказал товарищ Голованов. — Академия могла быть не надлежаще информирована о ценности этого дивана. Витька молчал. Все знали, что это затишье перед грядущей бурей. — А на чем я работать буду? — тихо спросил он, растерянно глядя на собственные ладони. — Понятия не имею, — пожал плечами Голованов. — Думаю, институт вполне сможет подыскать вам прибор на замену. Дверь зала распахнулась, и в неё влетел суетливый Магнус Редькин. — Прошу прощения, — сказал он, запыхавшись. — Надеюсь, я не сильно опоздал? Все присутствующие застыли, как снеговики в Сочельник. Кристобаль Хозевич убрал руку от лица и с чисто научным интересом посмотрел на этого недалекого самоубийцу, вставшего между Витькой и его диваном. — Конечно же не опоздали, товарищ Редькин, — ласково сказал Корнеев, поднимаясь с кресла. — Сукин ты сын, всё Тезис этот сраный тебе покоя не дает? Ну, я тебе сейчас такой Тезис покажу… Да знаешь, на чем я тебя и твой Тезис вертел?! С этими словами он одним могучим прыжком кинулся душить заверещавшего Редькина. Молодые магистры бросились разнимать двух ученых, следом вскочили корифеи, проверяющие со страху упали под стол… В общем, весело было всем.***
— Попрошу тишины! — Демин поднялся над столом и постучал карандашом о стеклянную вазу, набитую окурками. — Я надеюсь, все присутствующие в курсе, зачем мы здесь собрались? Ответом ему послужила тяжелая тишина и мрачные лица сотрудников института. Приемная Януса еще никогда не была столь людной — здесь были все аттестованные магистры и корифеи: Витька с подбитым глазом, Володя Почкин, помятый Роман, уже пришедший в себя Саша Привалов и издерганный Слава Одихмантьев. В углу приемной, в глубоком кресле курил черную сигару Кристобаль Хозевич с непроницаемым лицом. Федор Симеонович и Жиан Жеромович сидели позади всех, неподалеку от Бальзамо, окруженного своими лаборантами. Не было только Редькина, находящегося в данный момент в больнице с переломом челюсти и разбитым носом. — Что ж, тишина — знак согласия, — произнес Демин, обведя аудиторию пристальным взглядом, и кивнул сидящему рядом с ним Одину. — Посоветовавшись с Саваофом Бааловичем, мы решили, что каждый из сотрудников института, имеющий степень не ниже магистра, возьмет шефство над каким-либо сотрудником, оказавшимся в списке на переаттестацию. В нем тридцать фамилий, соответственно, нам необходимо тридцать магистров. Возможно, их понадобится меньше, если какой-либо магистр возьмет на себя несколько учеников. — А каким образом будет происходить распределение людей между магистрами? — подняв руку, вежливо поинтересовался Эдик. — Это нам и предстоит решить, — ответил Демин и сел на место. — Саваоф Баалович предложит вам свой взгляд на решение данной проблемы, если он не найдет поддержки, то мы будем искать другой выход. — Благодарю вас, Кербер Псоевич, — Один кивнул Демину и встал. Почему-то его костюм сейчас казался белее, чем обычно. — Я предлагаю поступить следующим образом. Все мы хотя бы приблизительно знаем уровень знаний и возможностей друг друга. Из этого и стоит исходить — с одной стороны, учитывать возможности магистра, с другой — способности его предполагаемого подопечного. К примеру, Виктор Павлович мог бы взять Игната Кирокосьянца — он совсем недавно пришел к нам в институт, но уже почти освоился, и с ним не должно возникнуть проблем… — Вопрос! — Витька бесцеремонно вклинился в речь Одина. Перечить ему никто не стал — воспоминания о судьбе Редькина были еще слишком свежи. — Пожелания самих магистров будут учитываться или нет? — Да, конечно, — ответил Один. — Тогда вот что, — Витька скрестил руки на груди, — не хочу я Кирокосьянца учить, этот гад ползучий мне окуня до обморока довел своими воплями о том, что он потрошеный и при этом двигается. Хочу… учить Марию Воробышкину из ВЦ — с ней и общий язык найти легче, и доходит до неё быстрее! — Не хочу учиться, хочу жениться, — на ухо Эдику сказал Роман. Эдик понимающе вздохнул — он, как и Ойра-Ойра, был в курсе душевных терзаний Корнеева по поводу молоденькой практикантки Привалова. Но, в отличие от друзей, Витькины иллюзии он старался не питать, хоть и безмерно сочувствовал ему. Эдик каким-то глубоким внутренним чутьем ощущал, что Корнееву в этом пруду ловить абсолютно нечего. — Мне кажется, Виктор Павлович, что это не самая удачная идея, — Один сложил руки в замок. — Видите ли, случай Марии Владимировны несколько… сложен. Мне кажется, её обучением стоит заняться кому-нибудь другому. Вы хорошо подумали над своим предложением? — Да, я хорошо подумал, — набычился Витька. — Я справлюсь! — Витторио Павлович, вы задумались, прежде чем что-то сделать? О, это что-то новенькое! — раздался насмешливый голос из угла приемной. Услышав его, все синхронно развернулись. Кристобаль Хозевич, прищурившись, внимательно наблюдал за Витькой. — Что? — слегка привстал Корнеев, глядя на Хунту. По-видимому, Редькин отбил ему остатки чувства самосохранения. — Я спрашиваю, вы из принципа игнорируете здравый смысл или у вас к нему личная неприязнь? — Кристобаль Хозевич опустил руку с сигарой, и с неё упал красноватый пепел. — Почему-то мне казалось, что вас сейчас должны интересовать совершенно иные проблемы. Витька пошел красными пятнами от такого толстого намека на изъятие у него дивана. Шумно выдохнув, он взял себя в руки и спросил: — А что же вы предложите тогда, Кристобаль Хозевич? Сами возьметесь ее учить? — Почему бы и нет? — холодно ответил Хунта. — Масштаб катастрофы в случае Марии Владимировны настолько велик, что для того, чтобы справиться с ее подготовкой за такой короткий срок, нужен маг высокой квалификации, обширных знаний и богатого опыта. Вы под эту характеристику никоим образом не попадаете. — Так вы же вроде благотворительности не терпите, а тут такой широкий жест! — едва сдерживаясь, поинтересовался Витька. — Не терплю, — согласился Кристобаль Хозевич. — Но у Марии Владимировны есть большой потенциал, и при должном усердии из неё выйдет достойный маг. А вы, Витторио Павлович, ничему хорошему её не научите — достаточно вспомнить ту историю с пивом. После этих слов Витька побурел, как раскаленная кочерга, и надулся, словно жаб. Хунта же, в отличие от оппонента, оставался обманчиво спокойным. Молодежь с интересом наблюдала за перепалкой. — Сейчас он Витьку в сурка превратит, — тихо сказал Володя Почкин Роману. — В тушканчика, сурок был на прошлой неделе, — так же тихо ответил ему Роман. — Позвольте, господа, не будем доводить до конфронтации! — с обаятельнейшей улыбкой встрял Жиан Жиакомо. — Виктор Павлович, Кристобаль Хозевич абсолютно прав. Конечно, он попытался донести до вас свои опасения в своеобразной манере, но суть от этого не изменилась — у вас действительно сейчас множество иных забот. Мария Владимировна будет отнимать у вас слишком много драгоценного времени. Лишившись последнего рубежа опоры, Витька ощутимо сдулся. — Делайте что хотите, — буркнул он, падая обратно на стул. Против авторитета обожаемого учителя он переть не стал. — Кирокосьянц так Кирокосьянц. — Отлично, так и запишем — Воробышкина на Кристобаля Хозевича, Кирокосьянц на Виктора Павловича, — перьевая ручка Одина быстро застрочила по бумаге без посторонней помощи. Сам же он подтянул к себе поближе личные дела и начал листать их. — Нам осталось распределить еще двадцать восемь сотрудников. Роман Петрович согласен взять Александра Ивановича Привалова и Александра Ивановича Дрозда? … В суматохе всеобщего обсуждения никто не заметил, как безмерно удивленный Федор Симеонович передал беззвучно хихикающему Жиану Жеромовичу пятьдесят рублей.***
— Можно? — Маша робко постучалась в дверь мастерской Техотдела и, дождавшись неотчетливого «валяй», вошла. Даша обнаружилась за кучей тряпья, служащей продовольственным хранилищем. Она лежала на низкой продавленной кушетке, раскинув руки и ноги в стороны, вывалив язык. — Что с тобой? — сказать, что Маша была удивлена, значит не сказать ничего. — Демин, чтоб ему в гробу не икалось, заставил нас с Ольгой клеить конверты языком, — промямлила Даша, поливая рот водой из ковша. — Ты какими судьбами? Слышала, тебя опять как профнепригодную определили и Хунте в рабство предоставили. — Ну, почти, — вздохнула Маша и плюхнулась на свободный край кушетки. — Теперь, помимо основной работы, я должна буду каждый день ходить к нему заниматься. Даша, я боюсь! — Ты чего как первый раз замужем? — захихикала Даша. — Общаешься ты с ним всяко лучше, чем подавляющее большинство сотрудников. Да и Хунта на тебя дышит ровнее, чем на того же Корнеева. Наш геморрой в сутане, без шуток, великий маг. Он точно сможет тебе помочь. Другой вопрос, что он с тебя за это потребует… — В том-то и дело, — вздохнула Маша, уперев голову в руки. — Он же ничего просто так не делает! Как я с ним рассчитаюсь? — Натурой! — уже в голос заржала Даша, забыв про боль в языке. — Да ну тебя, извращенка! — побурела Маша и кинула в Дашу какой-то масляной тряпкой. — Да не в этом смысле! — беззлобно фыркнула она. — Будешь сидеть, бумажки для его зубодробительных задач писать. Лет десять, не меньше. Но зато он научит тебя всему плохому, что знает и умеет! — Это-то и пугает, — смущенно пробурчала всё еще красная Маша. — К черту Хунту! — Даша резко поднялась на кушетке и села. — Ты ведь пришла ко мне не за тем, чтобы на него пожаловаться. По ауре вижу, что какую-то пакость предложить мне хочешь! Я надеюсь, Выбегалло пострадает? — Ну, честно говоря, я бы с тобой посоветоваться хотела, — сказала Маша. — Может слышала, у Витьки опять диван отобрали и выговор влепили за то, что он Редькина поколотил. Саша с Ромой и Эдиком думают, что он пойдет его воровать. Может, удастся его отговорить? — Правильно думают, пойдет, — кивнула Даша. — Мозгами понимает, что не надо этого делать, но все равно пойдет. Потому что без дивана он как Выбегалло без журналистов. От меня-то ты чего хочешь? — Ну, честно говоря, я надеялась, что ты мне чего-нибудь умного посоветуешь, — призналась Маша. — Из умного — не лезь туда! — мотнула головой Даша. — Но, зная тебя, ты всё равно полезешь. Думаешь, я не знаю, кто в хранилище влез? А я ведь предупреждала! Маша виновато потупилась. — Не верю я твоей хитрой мордашке, — отмахнулась Даша. — Могу сказать одно — если не можешь предотвратить безобразие, то возглавь его! Тем более что господа проверяющие и Техотделу нагадить успели. Дескать, оборудование нестандартное у нас, не по ГОСТу! — Так вы ж его полностью сами делаете? — не поняла Маша. — Вот! — Даша вскочила с кушетки и принялась ходить кругами. — Они этого понять не могут, гуманитарии, чтоб им Хунта в инквизиторской рясе на голое тело снился! На беду, Маша обладала хорошим воображением — от картины, раскинувшейся перед её внутренним взором, сердце на мгновение замерло. — Короче, если вдруг пойдете гадить — Техотдел с вами! — Даша хлопнула её по плечу. — У самой-то идеи есть? — Есть, — Маша тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. — Слушай внимательно… «Дело за малым, — подумала Маша, выходя из Техотдела. Даша одобрила её предложение, пообещав придумать что-нибудь оригинально-членовредительское для проверяющих и привлечь остальных сотрудников Одина. — Осталось всего лишь набиться Витьке в попутчики. И, кстати, в Хунте, одетом исключительно в одну рясу, что-то определенно есть…»***
Перед тем как зайти в лабораторию Отдела Смысла Жизни, Маша на пару секунд зависла перед дверью — ей все еще было немного неловко за ситуацию с Омутом Памяти. Глубоко вздохнув, она медленно потянула дверную ручку. Лаборатория была на удивление тиха и пустынна — лаборанты Хунты еще не вернулись с обеда. Маша с любопытством оглядывалась по сторонам — до этого момента она была в лаборатории всего один раз, и ей было не до интерьера. Тогда всё внимание Маши оттянул на себя скандал с Хунтой по поводу ретранслятора, и она упустила из виду множество занимательнейших деталей антуража. Например, плакат «Нужны ли мы нам?», растянутый через всю стену. Маша была удивлена тем фактом, что не заметила плаката раньше. А между тем он был чрезвычайно выразителен — буквы выполнены в столь любимом Кристобалем Хозевичем готическом шрифте с потеками, кроваво-красной фосфоресцирующей краской. В качестве элемента декора вместо точки в знаке вопроса торчал кривой кинжал. «Бедные лаборанты», — невольно поежилась Маша, обходя плакат стороной. Теперь она понимала, почему сотрудники Хунты ведут себя иногда очень странно. Совсем рядом послышался невнятный шум и усталые ругательства. Пройдя дальше по помещению, Маша увидела Славу Одихмантьева, на коленках сидящего рядом с тем самым ретранслятором, из-за которого она в свое время хорошенько полаялась с Кристобалем Хозевичем. Правда, теперь он почему-то был весь в черной копоти и вонял гарью пополам с машинным маслом. — Привет трудовому народу! — весело поприветствовала она Славу. Уж больно у него был несчастный вид — волосы всклочены, очки съехали набок, а в мешки под его глазами можно было спрятать роту солдат. — А, это ты, — его измученный взгляд скользнул по Маше, после чего он махнул рукой куда-то в сторону. — Кристобаль Хозевич еще не вернулся с заседания ученого совета. Падай на тот стул. — Это что же такое случилось с бедным ретранслятором? — присвистнула Маша и подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть поломку. — Кристобаль Хозевич попытался перенести свои мыслеформы в пространстве, — совсем сник Слава. — Со всеми вытекающими, как видишь. Уже который день без обеда сижу, пытаюсь починить машину. Техотдел, мать его за ногу, к нам идти отказывается, вроде как все заняты. Хотя я бы и сам не пошел на их месте… — Давай я тебе помогу, а? — Маше стало жаль замученного лаборанта. Она вытащила из сумки припасенный для себя пирожок с капустой и протянула его Славе. — На, поешь, а я попробую поковыряться в ретрансляторе. Хуже не сделаю точно, а вот лучше — может быть! — Спасибо! — Слава схватил пирожок и яростно укусил его, как будто это была последняя еда на планете. «Бедолага, совсем Хунта лаборантов загонял», — покачала головой Маша, принимаясь осматривать поломки. Она уже давно не видела взгляда, переполненного благодарностью в её адрес, как у Славы сейчас. Через некоторое время к ней присоединился Слава, доевший пирожок. Вдвоем у них дело пошло куда веселее — они и поломку нашли, и в четыре руки принялись её исправлять. Потихоньку завязался разговор. Маша узнала, что раньше Слава работал в Отделе Линейного Счастья. — А потом меня к себе Кристобаль Хозевич переманил, — разоткровенничался Слава. — Честно скажу, с ним работать — это все равно что жить на вулкане. Никогда не знаешь, что он от тебя потребует завтра! У Федора Симеоновича атмосфера в лаборатории гораздо более комфортная, ничего не скажу. Бывало, сижу над чем-нибудь, вот как сейчас над этим чертовым ретранслятором, и думаю: «Славка, ну вот чего тебе в Линейном Счастье не сиделось? Ну, где ты и где смысл жизни?» — но потом приходит Кристобаль Хозевич, ставит задачу, поправляет, дает пару идей для решения, и совсем всё по-другому становится. И мысли эти дурацкие отпадают, и чувствуешь себя совсем по-другому, осознаешь, что всё делаешь правильно, всё не зря! Понимаешь? — Понимаю, — улыбнулась Маша, подавая ему гаечный ключ. Она почувствовала примерно то же самое, когда пришла на работу в НИИ ЧАВО. Маша вообще была довольно ленивым человеком — например, она могла всё воскресенье пролежать в кровати, ничего не делая, только слушая радио или читая книжку, и всё её устраивало. А сейчас она и помыслить об этом не может — воскресенья стали каким-то гадким, ненужным атрибутом рабочей недели. Маше с каждым разом всё сильнее и сильнее хотелось вернуться в ставший родным вычислительный центр, к "Алдану", к людям, ставшим не только верными друзьями, но и чем-то вроде семьи, которой у неё не было уже давно. — Ой, кто это там сидит?! — испуганно вскрикнула Маша, разглядев сидящего в углу за тумбой пожилого мужчину с отсутствующим взглядом. — А, это? — проследил за её взглядом Слава и грустно улыбнулся. — Это Питирим Шварц. Раньше был последним оплотом Отдела Оборонной Магии… До Первой Мировой. Потом его как подменили — увидел танки, ядовитые газы, самолеты и всё, пропал. Забросил свои разработки, раздал оборудование по отделам и пришел сюда. С тех пор и сидит здесь, а мы его не трогаем — Кристобаль Хозевич не велел. Говорит, ему некуда деться… — Вот оно как, — тихо сказала Маша, с сочувствием глядя на Шварца. Она слышала о нем со слов Эдика, но не знала, что Питирим сидит в Отделе Смысла Жизни. — Ладно, с транслятором мы закончили, — потер руки Слава, — но у меня есть еще пара дел. Ты пока посиди здесь, Кристобаль Хозевич должен совсем скоро подойти. Слава ушел, и Маша осталась одна наедине с Питиримом Шварцем. Старик не шевелился и не издавал ни звука — она не знала, дышит он вообще или нет. — Чудесный день, не правда ли, Мария Владимировна? — бесцветным голосом неожиданно произнес Шварц. Маша подскочила на месте и едва не упала со стула. — Д-да, несомненно, — заикаясь, произнесла она, покрепче прижимая к себе сумку. — А откуда вы меня знаете? — Я всё знаю, — ответил он, всё так же смотря в одну точку. Взгляд его был спокойным и пустым. Маше на мгновение показалось, что она говорит со сломанной куклой. — Почему вы здесь сидите? — спросила она у Шварца. — Ищу новый смысл жизни, — ответил Шварц. — А куда делся старый? — полюбопытствовала Маша. — Исчез, как и старый мир, утонул в войне, — ответил Питирим. — Когда-то я думал, что нашел свой смысл, но, как оказалось, я глубоко заблуждался. Не дай вам Бог, Мария Владимировна, пережить то же чувство пустоты, что испытал я в свое время. И уже ничто не будет как прежде. — Мария Владимировна? — совсем неожиданно рядом возник собранный и подтянутый Кристобаль Хозевич, распространяющий вокруг себя терпкий аромат дорогого одеколона. — Прошу прощения, я опоздал. Проходите в мой кабинет — мы будем заниматься там. Питирим, — кивнул он старику и исчез в дверях. — Уже иду, — сказала ему вслед Маша и встала. — Мне надо идти. До свидания. — Послушайте совета старого человека, Мария Владимировна, — Шварц неожиданно повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Прошу вас, никогда не делайте своим смыслом людей и вещи — их слишком легко потерять. Как, впрочем, и всё материальное. — Хорошо, — немного растерялась от его слов Маша. — Спасибо вам. Но старик её уже не слышал — он снова вернулся в прежнее состояние неподвижного манекена, что и до этого. Она со страхом вошла следом за Хунтой в его кабинет. Непредсказуемость завотделом Смысла Жизни пугала её как никогда. — Прошу, — сухо сказал ей Кристобаль Хозевич, резким жестом указывая на стул рядом со своим письменным столом. — Итак… Кристобаль Хозевич сел напротив и сложил руки в замок, пристально глядя на неё. Маша заерзала, не зная, куда деться от его цепкого взгляда. В попытках скрыться от него, девушка уставилась на руки Кристобаля Хозевича. Господи, какие у него были руки… «Не о том ты думаешь, не о том!» — она судорожно выдохнула и мысленно отхлестала себя по щекам. — Через три месяца состоится квалификационный экзамен, по итогам которого будет сделан вывод о том, насколько вы пригодны для работы в нашем институте. А до той поры, Мария Владимировна, вы — моя проблема, — негромко произнес он, раскрывая какую-то старинную книгу. — Предлагаю не терять времени даром и начать прямо сейчас. Маша сглотнула, с трудом подавив вздох. Она чувствовала, что все её неприятности только начинаются.***
Измученная Маша выпала из кабинета Кристобаля Хозевича спустя пару часов. У неё тряслись руки, слегка дымилась голова, а общее самочувствие находилось на одном уровне с самооценкой — где-то в самом темном подвале вивария, куда даже Кощея Бессмертного никто не посадит. Любезнейший Кристобаль Хозевич прогнал её по всем основным дисциплинам, что должны были знать практиканты, претендующие на звание бакалавра, ну и добавил кое-что от себя. Сказать честно, у Маши не особенно срослось с демонстрацией этих знаний. Если уж предельно откровенно, то совсем никак. Хотя дубль, по её мнению, получился вполне сносный — он был похож на человека и даже отдаленно смахивал на неё. Правда, руки не хватало, да и ноги были вывернуты в другую сторону, но это ведь детали, правда? Девушка хотела было сообщить об этом Хунте, но, увидев его брезгливое выражение лица, передумала. А как он потом прошелся по её навыкам… Маша горестно застонала и привалилась к стенке в попытках отдышаться. Нет, об этом она точно не расскажет никому. Хотя бы для того, чтобы не разреветься как дурочка у всех на глазах. — Что ж, — равнодушно заключил Кристобаль Хозевич, отряхивая руки, пока Маша практически лежала на полу, окруженная едким дымом и пыталась прокашляться. — Как я и предполагал, всё очень печально. Я могу сказать только одно — работы предстоит много. Готовьтесь, Мария Владимировна. Вы свободны. О да, свободна! Маша медленно сползла по стенке, не в силах двигаться дальше. Ей казалось, что по ней промаршировало войско рыцарей верхом в полном боевом облачении. «Кто-нибудь там, наверху, дайте мне сил пережить эту проверку», — мысленно взмолилась она, глядя в потолок. В Отделе Смысла Жизни он был очень интересный — вместо обычной белой штукатурки на нем была изображена подробнейшая карта звездного неба, настолько натуральная, что казалось, будто стоит подпрыгнуть, и ты тут же окажешься в открытом космосе. — Машка! — появившаяся из ниоткуда Даша подскочила к девушке и быстро поставила её на ноги. — Ты как? Это Хунта тебя так погонял? — Он самый, — закашлялась Маша и, сделав над собой усилие, встала. — Всё в порядке, не переживай, мне уже давно нужна была встряска. Тем более, теперь я знаю, над чем мне нужно поработать. — Ну, смотри, — Даша серьезно посмотрела на неё, но руки не убрала. — Если всё очень плохо, пойдём к Одину, он тебя куда-нибудь в другое место определит. — Нет-нет, всё правда нормально, — улыбнулась Маша. — А ты что здесь делаешь? — Тебя ищу! — Даша потянула её в сторону выхода. — Мне птиц на хвосте принес, что Витька готовит план-перехват дивана. В котором ты должна принять самое деятельное участие! При условии, конечно, что Техотдел так же сможет приложить к этому лапы. — Если вы настаиваете, — со смехом поклонилась ей Маша.***
— Ну что, граждане ученые, я надеюсь, все понимают, зачем мы здесь сегодня собрались? — нагло спародировал Витька Демина, встав посередине своей лаборатории. Без дивана в ней было как-то пусто, сиротливо даже. Саша вздохнул — он прекрасно понимал, куда клонит Витька. — Вить, может не стоит? — подал голос Эдик, в последний раз попытавшись примирить Витьку с суровыми реалиями проверки. — Тебе и так выговор влепили, если еще и за кражей дивана поймают — вообще не отмоешься. — Паникеры идут нахер, это туда! — Витька сурово потыкал пальцем в сторону двери. — Еще есть желающие? — Никак нет, — со вздохом ответил Роман, закуривая. Он еще в момент Витькиной драки с Редькиным понял, что ночного саботажа не избежать. Надеялся он только на то, что тырить диван они пойдут не в эту, а хотя бы в следующую ночь. Как оказалось, зря. Дверь распахнулась, и в неё влетели две девицы — одной из них была очень и очень помятая Маша, другой — криво ухмыляющаяся очкастая инженерка Даша из Техотдела. — Мальчики, мы вам не помешали? — игриво подмигнула Даша собравшимся, после чего, подвинув Витьку легким движением бедра (отчего тот чуть не отлетел в противоположную сторону лаборатории), прошла к подоконнику и уселась рядом с Романом. — Извините, что опоздали, меня Хунта задержал, — виновато улыбнулась Маша, запирая дверь. При упоминании Кристобаля Хозевича Корнеев очнулся, встрепенулся и возмущенно спросил: — А что это вы здесь делаете, а?! Вас кто сюда звал? Это только мужское дело, женщинам тут делать нечего! — Ты тут кого женщинами назвал, окунефил диванный? — скрестила руки под грудью Даша. Роман, сидящий рядом, невольно сглотнул, засмотревшись на её бюст. — Мы вообще-то девушки и пришли тебе помочь! — О, глянь, девушка! — всплеснул руками Витька. — Девушки водяру литрами не жрут и переполох в общаге не устраивают! — Во-первых, не водяру, а виски, шотландский, между прочим! — начала заводится Даша. — А во-вторых, это не я, это всё консьержка, чтоб её! — Ребята, успокойтесь, — подскочила Маша и встала между ними. — Витя, это я её позвала. Техотдел согласен помочь тебе в этом… нелегком деле. — Не нужна мне помощь, мы тут сами справимся! — Витька всё еще не желал примириться с участием девушек в его спецоперации по спасению дивана. — Витечка, ну пожалуйста, — Маша молитвенно сложила руки и преданно посмотрела ему в глаза. — Ну возьмите нас с собой! Мы правда поможем! — Нет! — рявкнул Витька и потянулся к Маше в попытке сгрести её за шиворот и выставить из лаборатории. — Не возьмешь с собой — расскажу всё Демину! И за групповое дают больше! — пискнула она, уворачиваясь от его лапищи. — А, черт с вами, золотые рыбки, — обреченно махнул рукой Витька. — Но чур не ныть, а то знаю я вас! — Обещаю, не будем, — Маша быстро обняла Корнеева, после чего заняла место рядом с Дашей, благо подоконник был большой. — Ну, что ж, — прокашлялся смутившийся Витька, вновь собираясь с мыслями. — Проверяющие оборзели в доску. Редькин, впрочем, тоже, но он уже свое получил. Поэтому я предлагаю сегодня же ночью раздать всем недополучившим и вернуть диван! — Отговаривать тебя, я так понимаю, уже бесполезно? — спросил Роман, титаническим усилием воли отводя взгляд от Дашиного выреза. — Бесполезно, — мотнул головой Витька. — Тогда скажи мне на милость, куда ты собрался девать краденый диван? — поинтересовался Роман. — В лабораторию твою они придут в первую очередь. — В Техотдел! — недолго думая, Витька повернулся к Даше. — Раз уж вы так горите желанием мне помочь — вот ваш шанс! Организуем квантовый коридор, и в случае налета упырей-проверяющих я смогу быстро спрятать транслятор у вас. — Почему бы и да, — задумчиво почесала затылок Даша. — Это вполне можно устроить. В мастерской, я думаю, место вполне найдется. — Хорошо, — подал голос Эдик. — Предположим, проблему с хранением дивана мы решили. А как ты его красть собрался? — Во-первых, не красть, а возвращать! — менторским тоном произнес Витька. — А во-вторых, как-как, молча! Приду и заберу, как забирал до этого, делов-то! — Э, а вот тут ты не прав, — сказал Саша и задумчиво погладил бороду. — Не сомневаюсь, что Редькин успел изрядно нагадить им в уши. Я уверен, что они выставят какую-нибудь охрану. — Уже, — хмыкнула Даша. — Миша не более часа назад слышал, как Демин с Головановым обсуждали, что теперь каждую ночь к Изнакурножу будут приставлять гэбешников, которые с проверкой приехали, по очереди. Дескать, товарищ Корнеев не в адеквате, диван надо тщательнее охранять! — Вот твари, — зло сплюнул Витька. — Мало того что работать теперь не на чем, еще и ночевать в лаборатории нельзя! — Ты спал на диване? — вытаращилась на него Маша. Той информации, что дошла до неё о сне на этом диване, хватило на то, чтобы лишний раз даже не подходить к нему. — А что мне, смотреть на него, что ли? — поморщился Витька. — У нас во всех лабораториях диваны да кушетки стоят для сотрудников, корифеи так вообще кровати в кабинетах держат. Маше вспомнилась изящная двуспальная кровать, стоящая в кабинете Кристобаля Хозевича. «Мягкая, наверное…» — отрешенно подумала она, после чего, встрепенувшись, покраснела и потрясла головой. Не о том она думает, не о том. — Хорошо, но тогда нужно придумать, как нейтрализовать охрану без вреда для неё! — добрый Эдик искренне надеялся, что буйный нрав Витьки не причинит проверяющим больших проблем. — Предоставьте это Техотделу, — гаденько ухмыльнулась Даша. — Дайте инженерам моток веревки, кусок изоленты и лопату, и мы перевернем мир! Не говоря уже о каких-то там проверяющих. — Что-то как-то я сомневаюсь, — покачал головой Саша. — Другого выбора всё равно нет, — сказал Роман. — Так и получается — ты с Эдькой останешься тут на приеме дивана, Техотдел займется проверяющими, а я и Витька пойдем непосредственно за диваном. — А я? — обиженно протянула Маша. Чего греха таить, ей очень хотелось поучаствовать в спасении дивана. — Ну, хочешь, пошли с нами, — неуверенно протянул Витька. — На шухере стоять будешь. Роман задумчиво потер затылок. Затея с диваном нравилась ему всё меньше и меньше.***
Первым в игру вступил Техотдел. Как Даша и обещала, проверяющих приняли очень ласково. Первой жертвой стал один из парней в штатском — очень неудачно забрел в мастерскую Миши и неведомым образом свалился в новую цистерну-хранилище, заказанную Отделом Линейного Счастья под экспериментальное газообразное новогоднее настроение. На вопрос магистров о том, как долго проверяющего не хватятся, Булгаков дал гарантию минимум до утра следующего дня — изоляция в цистерне хорошая, звуков пропускает мало, а может, это и вовсе призрак какой поорать вздумал. Да и в качестве моральной компенсации он туда бутылку «Столичной» с палкой докторской колбасы и батоном черного хлеба сунул, чем не жизнь? Второй гэбешник оказался таким же неосмотрительным, как и первый. Каким-то неведомым образом он подорвался на учебной противотанковой растяжке. Ничего криминального — его всего лишь сначала приложило о потолок, потом об пол, а сразу после этого подоспевшие Генка с Колей отгрузили бесчувственное тело в кладовку со швабрами. «Когда ходишь, ноги поднимать надо потому что!» — назидательно произнесла Даша, руководя процессом утрамбовки проверяющего. Гарантию дала такую же, какую и Миша — очнется не раньше утра. Фирма веников не вяжет! Параллельно в это же время, оставив собственных дублей на рабочих местах, Эдик и Саша готовили место под диван в дальней мастерской Техотдела. В помощники им отрядили Мойшу, который больше путался под ногами, нежели помогал. Единственное, что он сделал полезного, — это принес и установил Зеркало Тантала, облегчающее настройку квантового коридора. Постепенно наступил вечер. Маша и Роман внимательно наблюдали за процессом подготовки дела через титановое блюдце, по которому каталось золотое яблоко с иридиевым листочком в качестве антенны. Витька же копался в каком-то пыльном сундуке, ища оснастку для перемещения дивана. — Ну что, как успехи? — глухо донеслось из-за кованой крышки сундука. Через мгновение показался и сам Витька, с ремнями из драконьей кожи в руках. — Проверяющие готовы, — Роман расслаблено закинул ногу на ногу. — По крайней мере, те, кто был в свободном плавании. Дохненко и Голованов терроризируют абсолютников. Или абсолютники их, не знаю… Седловой обещал, что продержит их до упора. — Парней же вроде трое было, — нахмурилась Маша. — Куда еще один делся? — Демин, кобель драный, приставил его к Изнакурножу, — сплюнул злющий Витька, безуспешно пытаясь распутать узел на ремнях. — Главное, чтобы сам не влез и дрочера своего инвентарного не привел! — Корнеев, тут Маша! — возмутился Роман, кинув в Витьку окурком. — Извиняйте, прошу пардону, — Витька спародировал Выбегалло, сделав дурацкий реверанс в Машину сторону. — Дурак ты, Витька, и шутки у тебя дурацкие, — сказал Роман. — Я бы на тебя посмотрел, когда у тебя рабочий инструмент свистнули, — вяло огрызнулся Витька, вновь отвлекшись на узлы. — Вы бы, вместо того чтобы ругаться, лучше рассказали, когда выдвигаться будем! — пресекла их перепалку Маша. — Я думаю, не раньше полуночи, — ответил Роман. — Пока все домой разбредутся, пока Демин с Камноедовым успокоятся… — Значит, ждем, — констатировала Маша и поудобнее устроилась в кресле. Время до полуночи пролетело быстро — в нужный час Роман сделал дублей наподобие того, что в свое время уехал вместо Привалова в Ленинград, и отправил их вместо ребят ночевать в общежитие. Потом они поели испеченных Машей совместно со Стеллочкой пирожков с картошкой, потом порезались в карты — Витька нервничал, и у него из рукава постоянно вываливались тузы. Около половины двенадцатого диверсионная группа вышла из института — Эдик заранее договорился с дежурным, чтобы их не регистрировали. Маша вдохнула полной грудью морозный воздух. Он был таким восхитительным, каким может быть только ночной воздух, свежий и пьянящий. — А что это вы тут делаете, а? — внезапно, с нотками растущего подозрения, протянули за их спинами. Сообщники подпрыгнули на месте от неожиданности и синхронно развернулись. Прямо позади них стоял помятый лаборант Хунты Славка Одихмантьев. — Иди куда шел, жертва Инквизиции, не мешай честным людям! — основательно заведенный Витька демонстративно поиграл кулачищами. — Тоже мне, боец диванных войск нашелся! — отбрил его Слава. — Я спрашиваю, куда вы намылились на ночь глядя? — Слав, ну правда, какая тебе разница? — улыбнулась Маша. — Мы может так, погулять вышли, в библиотеку… — В двенадцать ночи? — еще более скептическим тоном спросил Слава. — Одихмантьев, ну будь человеком! — взмолился Роман. — Нам правда нужно идти! — Не за диваном ли вы, часом, собрались? — Слава подошел ближе и, прищурившись, посмотрел каждому в глаза. — Стуканешь Хунте — нос на задницу натяну! — мрачно пообещал Витька. — Ну почему сразу стучать? — философски пожал плечами Слава. — Я может с вами хотел пойти! — Не поняли, — вытаращились на него ребята. — Скажем так — вы не единственные жертвы проверяющих, — Слава сунул руки в карманы и попинал ботинком снег. — Мне из-за них тоже от Кристобаля Хозевича прилетело. А вы чего не трансгрессировали сразу к музею? — Демин наложил блок на телепортацию внутри города, — пояснил Роман. — В течение проверки трансгрессировать могут только корифеи, Янус, он сам и Камноедов. — Что-то такое я, кажется, слышал… — рассеяно протянул Слава. — Ну, так что, четвертым возьмете? У меня есть с собой новая модель универсальных магических отмычек и жуткое желание нагадить этим хмырям-бюрократам. Ребята переглянулись. Последнее слово всё равно оставалось за Витькой. — Хрен с тобой, пошли, — махнул рукой Корнеев. До музея шли молча. Маша не знала, о чем думали ребята, но её сейчас беспокоило странное предчувствие. Понятно, что просто так они диван не заберут. Да что там — Маша была уверена, что бывший опричник Демин наверняка подготовил для Витьки какую-нибудь пакость. Вопрос только в том, как сильно им прилетит… — Ну, что делать будем, соучастники? — шепотом поинтересовалась Маша, пытаясь удержать равновесие, сидя на корточках в кустах. — Тише ты, — шикнул на неё Роман. — Виктор Павлович, что там? — Вроде тихо, — Витька внимательно наблюдал за воротами сквозь складную подзорную трубу, испещренную кабалистическими знаками. — Заклинаний никаких на воротах нет, только гном рядом спит. — Ну, гном — это не Камноедов, переживем, — усмехнулся Роман и аккуратно вылез из кустов. Что он сделал с гномом, Маша не видела, но уже через полминуты они спокойно прошли через калитку внутрь двора. Спрятавшись за широким дубом, ребята огляделись. Около крыльца послышалось какое-то шевеление, после чего чиркнула спичка, и в темноте тускло заалел огонек сигареты. — Этого беру на себя, — мрачно сообщил Витька, вытаскивая из-за пазухи титановый лом и бесшумно направляясь вдоль забора. Через пару минут раздался звук глухого удара, после чего что-то тяжело рухнуло на снег. — Витька, ты ж ему череп проломил! — Маша в ужасе прижала руки ко рту. — Да ничего ему не сделается, — мотнул головой Витька. — Этот лом зачарованный, специально под такие вещи заточенный. Славка, чтоб тебя! Доставай бегом свои отмычки! — Хамло ты, Витька, трамвайное, — огрызнулся Слава, но отмычки вытащил и споро взялся за замок. — Странно всё это, — пробормотал Роман. — Что странно? — поинтересовалась Маша. — А то, — ответил он, — что мы не встретили ни одного охранного заклятия. Вообще ни одного. Они должны были выставить что-то помимо нежити и единственного охранника. Что-то тут не чисто… — Готово! — шепотом оповести Слава и открыл дверь. — Это вас Хунта такому научил? — хмыкнул Роман. — Это я сам, — улыбнулся Слава. — Кристобаль Хозевич замки всё больше плавит взглядом. Терпения их вскрывать не хватает.***
Первое, что они услышали, войдя в музей, — это рокочущий храп Наины Киевны. — Во дает старуха, — свистнул Витька, прислушиваясь. — Ну, один плюс есть — скрип полов не будет слышно. Маша поморщилась — она ненавидела храп во всех его проявлениях. Она могла заснуть под всё что угодно, вплоть до вечеринки стиляг в соседней комнате. Но храп… он убивает. — Никого, — прошептал Слава, подойдя к двери запасника. — И заклятий я тут не вижу. — Слишком просто, — Роман жестом отстранил Машу от двери. — Может, не стоит туда идти? — Стоит! — шепотом рявкнул Витька и решительно толкнул дверь. Внутри запасника, на удивление, стояла кромешная тьма — даже свет луны не пробивался сквозь окно. И тишина — нехорошая такая тишина, фронтовая. Соучастники осторожно прошли в комнату и закрыли за собой дверь. — Подсветить бы… — тихо сказал Слава. — А то непонятно даже, тут диван или нет. — Нельзя, вдруг внимание привлечем? — отмахнулся Витька. — На ощупь будем пробираться. Так, Ромка, ты идешь за мной, Славка с Манькой стоят у входа… Маша не сразу уловила, о чем он говорит, по инерции прошла вглубь комнаты и… наступила на что-то. Точнее, на кого-то. В этот же миг этот кто-то завизжал как первокурсница филфака при виде дифференциального уравнения второго порядка. Ребята заорали в ответ — не то чтобы от страха, скорее так, за компанию. Включился необычайно яркий после темноты свет, и стало понятно, почему не было никаких охранных заклинаний — по обе стороны от дивана, стоявшего в центре запасника, в спальных мешках извивались завхоз и завкадрами собственными персонами. — Атас! — заорал Витька, схватил за локоть Романа и бросился на диван. Роман, в свою очередь, попытался схватить за руку Машу, но внезапно она почувствовала, как чья-то рука сгребла её и Славу за шиворот и потащила в противоположную от Ойры-Ойры сторону. Последнее, что она успела разглядеть перед тем, как всё поплыло перед глазами, — как Витька и Роман, едва коснувшись дивана, исчезли в снопе фиолетовых искр. Пришла в себя Маша на холодном полу какого-то до боли знакомого кабинета. Неудачно повернувшись, она больно ударилась головой о подставку, на которой стояло… «Чучело штандартенфюрера. Я в кабинете Хунты!» — от этой мысли Машу пробила ледяная дрожь. — «Неужели опять?!..» — Мария Владимировна, — сухо окликнули Машу откуда-то сверху. — Будьте так любезны, поясните, каким образом вы оказались сегодня ночью в запаснике музея? Маша вздрогнула и подняла глаза. Над ней возвышала Кристобаль Хунта собственной персоной. Он был зол. Точнее, он был в бешенстве. Таким Маша не видела его даже тогда, в Омуте Памяти — когда его развела молодая ведьма. — Не заставляйте меня ждать, Мария Владимировна, — его голос сорвался на шипение. — А… а где Слава? — робко заикнулась Маша, быстро поднимаясь с пола. — С ним я разберусь потом! Я спрашиваю, какого черта вы делали сейчас в Изнакурноже?! — рявкнул Хунта, отчего воздух вокруг него заискрился. «Мне хана», — обреченно подумала Маша. — Вы опять меня спасли, спасибо, — попыталась улыбнуться она. При виде её улыбки Хунта начал медленно зеленеть. — Вы хоть понимаете, подо что подвели весь институт? — выдохнул он. — Я готова взять на себя всю ответственность! — вытянулась Маша под его прожигающим взглядом. — Да что вы знаете об ответственности, Мария Владимировна! — в сердцах рявкнул Хунта. — Хватит! От этих его слов Маша съежилась. Сейчас её во что-нибудь превратят. И вполне заслуженно. — Раз вы так жаждете взять ответственность за свои проступки — что ж, я готов вам в этом помочь, — уже тише прошипел Хунта, скрестив руки на груди. — Вы отработаете на благо Отдела Смысла Жизни двадцать машинных часов. Надеюсь, это поможет вам расставить правильные приоритеты в жизни. — Сколько? — Маша едва не задохнулась от такой наглости. — Двадцать? — Не больше и не меньше, — холодно ответил ей Хунта. — Полагаю, после отработки вы будете хотя бы пытаться симулировать высшую нервную деятельность, перед тем как вляпаться во что-нибудь в очередной раз! — Но… двадцать часов?! — все светлые чувства, какие еще оставались в Маше по отношению к Кристобалю Хозевичу, окончательно улетучились, оставив лишь желание немедленно придушить этого упертого и наглого гордеца. — И при этом вы будете должны выполнять еще и свою обычную работу, — желчно усмехнулся Хунта. — Спокойной ночи, Мария Владимировна. Он махнул рукой, и Маша в тот же миг оказалась в своей комнате в общежитии. — Хунта, кадавр! — тихо, со слезами на глазах прошипела Маша, чтобы не разбудить Стеллочку, и заколотила подушку кулаками. — А я к нему… А я-то думала… Да чтоб еще раз!..