Последствия

Тишина повисла в воздухе. Из открытого окна несло сыростью и свежей весенней травой. Сумерки плавно легли на землю, окутывая ту, не позволяя больше солнцу осязать ее. Воздух холодал, а за окном гремело. Кажется, скоро снова будет дождь. Он будет идти весь вечер, всю ночь, и, наверняка, весь следующий день. У него на сердце холодает так же быстро, как и на улице за окном. Улыбка-оскал, которая до этого так нравилась Юлию, теперь уже не излучается искреннюю радость, удовольствие, доброту (даже не смотря на свой страшный вид). Все будто наигранно, шаблонно, ненатурально. Глаза уже не отсвечивали искренние эмоции, и зеркало души, по которому до этого можно было прочесть то, что творилось внутри этого человека, сейчас было будто запятнано. Его давно не протирали. В нем нет ничего. В его глазах — пустота. Однако от них все еще сводит все внутри. Живот предательски скручивает, ноги подкашиваются. Юлий смотрит в них и не может поверить в то, что происходит. Человек, такой любимый, такой теплый, такой желанный, ранее был так близко, и так далеко от него одновременно. Он мог ощутить его присутствие рядом, но при всем своем желании не мог прикоснуться. А сейчас? Всего в двух шагах находится вовсе не он. Это не тот Дмитрий Ларин, которого смог полюбить Юлик. Это просто жалкая пародия, копия, такая бесчувственная и безжизненная. Она делает неуверенный шаг ему навстречу, и он машинально оступается назад. Ноги не держат. Страшно. — Я люблю тебя. Ложь. Онешко закрывает глаза руками и падает в слезы, не в силах больше терпеть этого. Тогда, идя к этой чертовой старухе, он и представить не мог, что ему придется столкнуться с последствиями, о которых она предупреждала... Так скоро. Он смотрит на синяки на своих руках, которые были видны из-за недостаточно длинной рубахи. Некоторые из них уже почти сошли, некоторые — только недавно появились и теперь украшали его тело. На определенных местах раны недавно кровоточили, мышцы ныли. Он и сам ныл вместе с ними. Каждый раз, когда Ларин, вот так вот, говорит эту ложь, он избивает его. Жестоко, не щадя, испытывая не только психическое удовольствие, но и нередко сексуальное. Тот рай, о котором мечтало юношеское сердце, теперь превращается в ад. Будто из не откуда появился удар. Онешко вдруг вскрикивает, его заставляют отойти на пару шагов назад. Он облокотился одной рукой об стол, и если бы не сделал этого, просто упал бы на пол. Эта старая древесина служила ему хорошей опорой. — Что ты делаешь?! — кричит Юлик, надрывая голос, зло смотря на Ларина, который продолжал к нему идти. Нет смысла спрашивать. Все начинается снова. Еще удар. На этот раз сильнее. Помутнение в глазах, звон в ушах. Будто тупыми ножницами пытаются перерезать нить, за которую он держится и остается в этом мире, в сознании. Не дав до конца опомниться, Дмитрий хватает «возлюбленного» за волосы и ударяет головой об стол. Пауза. Уши будто затыкаются ватой, он слышит, что Ларин ему что-то говорит. Что-то на ухо, достаточно громко. Но разобрать просто невозможно. Слишком сложно. Он прикрытыми глазами наблюдает за тем, как его поднимают. Вернее, снова берут за волосы и поднимают только голову. Тело будто каменное лежит на крышке стола. — Я так люблю тебя, — шепчет, — ты даже не представляешь насколько. Дима вовлекает его в поцелуй. Мягкий, теплый, нежный. На секунду Юлику даже кажется, что он искренний. Но он тут же вспоминает, что все это неправда. Что не любит он его, что не говорил бы такие слова, и уж тем более, не целовал бы. Вдруг Юлик вскрикивает. Белые зубы впиваются ему в шею, как будто хотели прогрызть путь к артерии и убить парня. Ловкие руки стягивают с него штаны, а Онешко смотрит вперед такими глазами, как обычно зверь смотрит на охотника, который вот-вот его пристрелит. Он слышит, как Ларин мешкается. И громко кричит, когда тот входит в него. Мужчина закрывает его рот рукой, до боли стискивая челюсти. Юлий мечется в агонии, когда тот начинает уверенно двигаться в нем. Своими полу-стонами-полу-криками Юлик заводит его еще больше. Он хватается руками за край стола, сжимает его так, что выпирающие костяшки белеют. Слезы катятся с глаз, дышать нечем, картина перед ним кружится. Неожиданно Дмитрий останавливается, входя до конца. Резкий толчок заставляет непроизвольно всхлипнуть, Онешко прикрывает глаза и пытается смириться с тем, что происходит. Сладким голосом его возлюбленный шепчет ему на ухо слова любви, и как же тошно становится ему оттого, что он понимает, что все это ложь. Но такая сладкая, такая красивая, что хочется верить в нее, позволяя насиловать себя и дальше. Раз за разом, день за днем. — Я так люблю тебя, малыш, — снова толчок, Юлик зажмуривает глаза и отчаянно ревет. — Пожалуйста, скажи, что любишь меня тоже. Но он молчит. Парень не может справиться с самим собой. Веки крепко стиснуты, по покрасневшему лицу текут слезы. Он не может справиться с собственными эмоциями, чувствами. Ощущениями. Когда тебя так открыто насилует человек, доставляя тебе жгучую, почти нестерпимую боль, сложно ответить ему такой фразой. Юлик не кричит только потому, что он уже привык. Привык к тому, что его тело горит, будто он в аду, а Ларин, такой любимый, — его личный демон. Еще толчок. На этот раз сильнее, увереннее, глубже, чем остальные. Онешко вскрикивает, а Дима зажимает его рот сильнее, не позволяя закричать во весь голос. Еще один. И еще. И еще. В быстром темпе Ларин чуть ли не рычит от удовольствия, наклоняется к юноше и прикусывает его ухо, натягивая на себя. Тот стонет, шипит, кричит, чуть поднимаясь вверх, когда его тянут. Ларин глухо стонет. Он останавливается, входя до конца, а Онешко с чувством стыда и позора чувствует, как семя изливается в него. Дмитрий не выходит, только делает большую паузу в своих действиях. Юлий лежит на столе с прикрытыми веками. Те такие большие, такие тяжелые, что их трудно держать. Глаза сами закрываются, но сон не хочет приходить, несмотря на жуткую усталость. Сердце начинает укорачивать темп и теперь уже не рвется из грудной клетки. Парень чувствует, как мужчина наклоняется над ним и сладко целует куда-то за ухо. Потом в скулу, потом в щеку. Далее он аккуратно берет его за волосы и накрывает его губы своими. Онешко открывает глаза и смотрит на Ларина. Тот вскоре разрывает поцелуй и, требовательно глядя на него, выдает: — Ты так и не сказал, что любишь меня. — ...Я люблю тебя Снова эта довольная улыбка-оскал. Снова глубоко посаженные глаза еле видны, настолько сужены. Снова Юлий узнает того самого, кого смог полюбить пару месяцев назад. Дмитрий аккуратно берет его на руки, всего измученного, изувеченного. И резко поворачивается. Где-то рядом прогремело. Молния следом осветила комнату. Сумерки давно иссякли. На смену им пришла темная ночь.