Яхту качнуло, из каюты донесся звук удара и тут же — матюги Бретта. Дин слушал их как волшебную музыку. Накануне они чудесно провели день в аду: ад пах океаном, солью и состоял из моделей, прихотливо разложенных по палубе. Дин реял над ними, сожженный солнцем, избитый ветром, и, согнувшись в неудобной позе, щелкал затвором фотоаппарата. Бретт, пыхтя, держал светоотражатель. К ночи лежать на палубе остались только они вдвоем, просто потому что не смогли разогнуться. Довольный заказчик, предварительно отсмотрев фотографии, жгуче яркие во тьме наступившей ночи, в качестве бонуса оставил Дину с Бреттом яхту на сутки, но, гад такой, уволок всех моделей.
И вот теперь отвратительно трезвый Дин пытался справиться с управлением, а Бретт пробовал сообразить завтрак в обстановке, приближенной к пятибалльному шторму. Где-то внизу сыпались, звеня, сковородки, Бретт уже словно бы не ругался, а молился — Дин тренировал поворот налево.
Только когда Бретт, неистово стуча в перегородку, заорал, что на следующие съемки приволочет своих крыс, выпустит их, а потом сделает вид, что они не знакомы, Дин, смилостивившись, ответил, что хрен с ним с завтраком, тащи кофе.
После непродолжительной тишины что-то внизу брякнуло и зашумело.
Дин, отпустив штурвал, плюхнулся прямо на палубу кверху пузом. Резкий ветер, не дававший им покоя весь прошлый день, наконец успокоился. Над океаном распустился безжалостно яркий день, заливая все вокруг белым светом. Все краски будто бы выцвели и приобрели металлический оттенок. Кофейник в руках у Бретта, выбравшегося из каюты, блестел так ослепительно, что смотреть было больно. Бретт морщился, зажмуривая то один, то другой глаз. Свежий, горький запах кофе мешался с ароматами океана.
— Слушай, — сказал Бретт, устраиваясь так, чтобы на него падала тень от паруса, — ты хоть кремом намазался бы, что ли. А еще лучше — оделся. Сгоришь ведь, как пить дать.
— Вот и дай мне попить, — ответил Дин, переворачиваясь на живот. Вставать ему было слишком лениво. Солнце висело в небе, как приколоченное. Казалось, в мире теперь вечно будет только оно, штиль, десять утра и кофе. Бретт рядом вздохнул, завозился, звякнул чем-то железным, запах кофе стал острее и ярче.
— Тебе как? С молоком, с сахаром? — буркнул Бретт.
— С едой, и побольше.
— Ну как тебя называть с такими выкрутасами? — Бретт утробно вздохнул.
— Драгоценный брат мой, — предложил Дин, — или — о, великий повелитель.
— О, великий раздолбай, — отозвался Бретт, — прими же дозу кофеина и услади желудок свой сэндвичами с баклажанами, которые я отрыл в холодильнике.
— С баклажанами? Фууу, — Дин сморщил нос.
— Ага. Всегда говорил, что высокая кухня для извращенцев, — Бретт с аппетитом принялся жевать. Для него высокой кухней было все что угодно сложнее пончиков.
Дин отхлебнул кофе и прижался щекой к палубе. Тень от обвисшего паруса добралась и до него, окутав призраком прохлады. Между палубой и парусом видна была бесконечная гладь океана, упирающаяся в горизонт. Под маслянистым слоем солнечных бликов вода отливала угрожающей чернотой. Дин не заметил, как задремал.
Проснулся он от какого-то невнятного шороха, открыл глаза и от неожиданности заорал: поверх борта на него кто-то смотрел. Солнце поднялось, свет его сделался еще безжалостней, «кто-то» против света казался невнятной черной тенью.
— Тшшш, — сказал этот кто-то, метнувшись к Дину и зажав ему рот рукой.
— Какого хрена? — вякнул откуда-то сзади Бретт.
— Мужики, мужики, — просительно прошептала тень, — подкиньте до Окленда, а? Отвечаю, что не обижу, только давайте в темпе.
Дин растерянно хохотнул. Тень на поверку оказалась молодым парнем со спутанными волосами, причем эти волосы росли везде, даже на костяшках пальцев. Дину захотелось посмотреть на его пятки. Кроме волос, на парне были кожаные шорты с обилием молний в самых неожиданных местах и собачий строгий ошейник с шипами, направленными внутрь. Вдоль позвоночника висел, покачиваясь, поводок.
— Ого-го, — протянул Бретт, — и откуда ты к нам такой веселый?
— Мне побыстрее бы, — просил парень, заламывая брови, — сейчас бы…
— Кофе, брат? — светски предложил Бретт.
— Кофе, — отозвался Дин.
Бретт звонко налил ему подостывшего, но все еще вкусного кофе, они хором отпили из чашек, манерно оттопырив мизинцы.
— Вот же суки, — недовольно бросил волосатый и восхищенно прищурился.
— Сдается, брат, он хочет нас обидеть, — Бретт выглядел искренне огорченным.
— Нееет, ну что ты, — Дин утешающее похлопал Бретта по плечу, — он же знает, что иначе не видать ему Окленда как своих ушей. В конце концов, должны же мы предварительно узнать, на что подписываемся.
Подписывались они, очевидно, на что-то весьма и весьма стремное, если судить по мужику и тени корабля, маячившего не так чтобы слишком далеко и похожего на безмолвный призрак.
— Я Эйдан, — сказал парень, нервно облизнувшись и прикусив губу. Лицо его вдруг словно осунулось, взгляд казался очень усталым. — Актер из Дублина.
— Шикарно, — перебил его Бретт, — и что же делает посреди океана актер из Дублина?
— Актер из Дублина думал, что приехал сниматься в фильме, — в тон ему ответил Эйдан и замолчал.
— И что? — Дин потихоньку начинал нервничать.
Эйдан попытался усесться, но почти рухнул на палубу. Тени от паруса ему не хватило, солнце тут же хищно вцепилось ему в спину и затылок, вспыхнув в волосах рыжеватыми искрами.
— То, что меня пригласили на вечеринку, а вечеринка оказалась очень закрытой и специфического толка.
Эйдан красноречиво щелкнул по ошейнику.
Бретт с Дином переглянулись.
— И пригласил кто-то, кого ты встретил на студии, но не из своих, — предположил Дин.
Эйдан покаянно кивнул. Дин наклонился, внимательно всматриваясь в его лицо. Посмотрел на одну щеку, на другую. Эйдан в ответ поднял одну бровь.
— Ну у кого-то и вкусы, — протянул Дин.
— Эй, — возмутился Эйдан, — я, между прочим, обаятельный!
— Да уж, чувак, — покивал Бретт с умным видом, — этот твой строгий ошейничек и поводок с цепочкой — ммммммм, восторг. Плюс сто к харизме, не меньше.
— И документов у тебя при себе, конечно же, никаких нет, — Дин потер подбородок. Щетина под рукой противно заскрипела.
Эйдан смотрел на него то ли устало, то ли просто равнодушно и был похож на человека, который может спрятать пистолет даже в стрингах.
Корабль на горизонте продолжал маячить угрожающей тенью.
Дин переглянулся с Бреттом. Тот явно ждал его решения.
Дину не нравился корабль, не нравился парень и не нравилась его история. С другой стороны, Дин, и сам актер, втихую подрабатывающий фотографом, накануне согласился на фотосессию по заказу крайне странного якобы бизнесмена откуда-то из Восточной Европы, предложившему за день съемки такие умопомрачительные деньги, что Бретт, которого Дин позвал в долю, всю дорогу трясся, как бы им в кофры от фототехники не напихали наркоты.
«Или знаешь, знаешь, — бормотал Бретт Дину прямо в ухо, — эдак возьмут, кокнут, оборудование отберут, паспорта выкрадут, и будет Бретт О`Горман топтать русские наркопритоны. Или почку отрежут, а?»
«Какая почка? — шипел в ответ Дин. — Ты когда последний раз в спортзал ходил? Да пациент еще на столе откинется с твоей почкой».
Бретт обиженно замолчал.
«Если хочешь, отдавай светоотражатель и иди на все четыре стороны», — безжалостно добил Дин.
Бретт хмыкнул и демонстративно отвернулся к окну.
Вместо наркоты и бригады хирургов на яхте их встретило изобилие моделей, сплошь протеже того самого бизнесмена, и закусочный стол с икрой и розовым «Дом Периньон». Весь «Периньон» вылакали модели, икру сожрал залетный менеджер, их сопровождавший, а Дин с Бреттом в нагрузку к авансу получили яхту на сутки, и никто ничего им не подложил и не подсыпал.
— Как ты вообще сюда добрался? — спросил Дин.
Эйдан, помедлив, мотнул головой в сторону борта. Дин вдруг понял, что уже какое-то время слышит странный настойчивый стук. О яхту долбился одноместный каяк. Дин посмотрел на Бретта, на Эйдана, на корабль, прикинул расстояние — и решил рискнуть рискнуть.
Дальше все было просто: они в шесть рук затащили каяк на борт, Дин завел двигатель и поехал, то и дело оглядываясь на корабль — ему все казалось, что тот на него недобро пялится издалека.
Они почуяли неладное уже ближе к вечеру. Небо словно загустело, солнце стало темнее и, казалось, увеличилось в размерах, океан мирно шептал, покачивая яхту. Окленда нигде не было видно.
— Вот скажи мне, дорогой брат, — Бретт рассматривал горизонт из-под ладони, — где это мы сейчас?
Дин сначала подумывал соврать, а потом решил плюнуть на реверансы:
— Хрен его знает.
Бретт смерил его с ног до головы влюбленным взглядом, а потом задумчиво сказал:
— Вот смотрю я на тебя и гадаю: в кого же ты такой прекрасный?
Дин показал ему фак.
— Ну что за жизнь, — сокрушенно бормотал Бретт, любуясь на панель с кучей кнопочек, рычажков и экранчиков, — океан! Яхта! Моделей нет, икры нет, даже пиво закончилось. Плюс к этому какой-то свалившийся на голову долбоклюй и брат-придурок.
— Ты в зеркало-то посмотрись, — мрачно предложил Дин.
Бретт вгляделся в ближайшую отражающую поверхность, поправил челку и с удовольствием констатировал:
— Прелестен, решительно неотразим.
— Ну так не спрашивай меня про наследственность, — огрызнулся в ответ Дин, — как будто мне одному показывали, что нужно делать.
Честно говоря, память ему отказала. Пара (сколько точно, он не помнил) мохито, нежно приготовленных вручную — и приборная панель перед ним стала походить на оборудование для дискотеки с этими ее мигающими индикаторами непонятно чего и нежно шипящим радио.
— Так! — сказала Дин, озарившись надеждой, — радио! Вызовем помощь.
— Ага, — скептически отозвался Бретт, — приезжайте к нам сюда, непонятно куда, спасите наши души.
— Скорее уж задницы.
С радио они тоже не справились. Оно шипело, трещало, скрипело и решительно отказывалось разговаривать.
— Мы все умрем, — сказал Бретт, — сначала у нас кончится вода, потом еда…
— Но сначала — мое терпение, — предупредил Дин. — Пока что у нас все есть, причем в избытке, плюс опреснитель. К тому же нам дали яхту на сутки, так что ее хватятся даже быстрей, чем нас. А сейчас мы все устали…
Дин выразительно кивнул в сторону Эйдана. Тот давно уже спал, неудобно раскинувшись на палубе. Ближе к вечеру поднялся слабый, но удивительно пронзительный ветерок, кожа Эйдана покрылась мурашками, но он продолжал спать беспробудным сном смертельно утомленного человека.
— Ладно, — со вздохом сказал Бретт, — вы идите, а я подежурю на всякий случай. Вдруг радио заговорю — зря я, что ли, был скаутом.
Бретт приосанился.
Дин с сочувствием потрепал его по плечу.
Эйдан бесшумно дрых, жалобно сдвинув брови, и не отзывался ни на пинки, ни на имя. Дин с усилием поднял его, закинул руку себе на шею и, кряхтя, потащился в каюту. Где-то на полдороге Эйдан вроде бы даже проснулся, поэтому они очень удачно споткнулись не на лестнице, а уже перед самой кроватью.
— Хммм? Уммм, — сказал Эйдан и обнял подушку.
Дин, вздохнув, накинул простыню на его постыдные кожаные шорты и пошел мыться. Удовольствие это было сомнительное: в душевую кабину едва получалось втиснуться, но горячая вода после того, как даже волосы на руках побелели от соли, все искупала. В прямом и переносном смысле.
Когда Дин вернулся в комнату, проснувшийся Эйдан сидел на постели и, высунув язык, пытался нащупать застежку ошейника.
— Помочь? — великодушно спросил Дин.
Эйдан зыркнул на него и молча наклонил голову.
— Знаешь, — вздохнул Дин, — я очень надеюсь, что ты попал на тот корабль случайно, а не в качестве чьего-нибудь специального десерта. Тогда нас хотя бы не будут искать по океану с фонарями.
Эйдан хмыкнул и то ли кивнул, соглашаясь, то ли просто дернул головой. На самом деле Дин просто хотел надеяться, что Эйдан не врет.
Как бы там ни было, открыть замок на ошейнике никак не получалось. Нужен был ключ, напильник или талант взломщика. Дин последовательно предложил каждый из вариантов. Эйдан тяжело вздохнул и отправился мыться. Полоска цепи вдоль его позвоночника почему-то напомнила Дину темные швы на прозрачных колготках, которые так любят носить стройные девушки.
— Ты с водой поэкономнее, — крикнул он на всякий случай и уже начал задремывать, когда Эйдан вышел из ванной, стягивая полотенце с ошейника.
Дин даже проснулся от удивления: Эйдан побрился, и вдруг оказалось, что он гораздо моложе, чем Дин себе представлял. Щетина набавляла ему лет восемь. Дин для себя решил, что они ровесники, что Эйдану так же под тридцать или даже больше. А похоже было, что даже Бретт старше.
— Чего? — буркнул Эйдан, плюхнувшись на кровать. На нем оказались все те же многострадальные кожаные шорты. Дин, улыбнувшись, ткнул его пальцем в щеку:
— Да ты, оказывается, совсем еще малявка.
Эйдан странно улыбнулся, словно бы только себе, и, слегка повернув голову, поцеловал Дина в ладонь. Дин, усмехнувшись, оттянул ему верхнюю губу, обнажив зубы:
— Я же говорю, юнец.
Эйдан вдруг глухо, явно напоказ зарычал, а потом цапнул Дина за палец, демонстративно погрыз его, а потом, не отводя странно напряженного, ищущего взгляда от лица Дина, медленно облизал. Дин сначала задохнулся от неожиданности, а потом резко дернул руку на себя. Палец вышел изо рта Эйдана с глухим пошлым чмоканьем.
— Надо же, — холодно сказал Дин, — я думал, ты ближайшее время даже кожаные ремни носить перестанешь. Если ты понимаешь, о чем я. При том условии, разумеется, что ты рассказал нам правду.
— Все дело в свободе выбора, — ответил Эйдан, глядя исподлобья.
— Да уж, охренеть свобода, — фыркнул Дин, — я или Бретт. Ты учти, кстати, он, если что, сразу выдаст тебе в челюсть и потом еще, может быть, попинает для острастки. Исключительно потому, что он добрый, понимающий человек и не любит, когда его водят за нос и лапают за задницу.
— Я тебя еще ни за что не лапал, — Эйдан улыбнулся ясной, трогательной улыбкой, в темноте она сверкнула, точно молния, и осталась ровно гореть на его губах.
Надо было вставать и уходить.
— Знаешь, — рассеянно заметил Дин, — мне сразу показалось, что у тебя подозрительно длинные шорты. И вот теперь думаю, а вдруг где-нибудь в них вшит килограмм кокаина?
— Ага, — фыркнул Эйдан, — килограмм кокаина в шортах и граната в заднице на случай, если меня вдруг поймают.
— Ух ты, — заинтересовался Дин, — а покажи.
— Да на, — щедро ответил Эйдан, расстегивая шорты. Они разошлись по линиям молний длинными лоскутами. Эйдан смотрел на растерянного Дина, его улыбка из легкой и греющей медленно переплавилась в кривую усмешку. У Дина вдруг непонятно почему перехватило дыхание. Эйдан близко-близко наклонился к нему — от него пахнуло горьковато-свежим запахом геля для душа — и прошептал:
— Я сверху.
— Вот что, — угрюмо ответил Дин, — иди-ка ты… Не знаю. На палубу. Составь компанию Бретту. Кыш.
— О господи, — Эйдан закатил глаза, — ну нет так нет. Подыщем альтернативу.
И одним ловким, прицельным движением опрокинул Дина на кровать и тут же нащупал его член.
— Быстро, — сказал Дин, выворачивая шею под неудобным углом, чтобы посмотреть.
— Вяло, — отозвался Эйдан и, пока Дин не успел в очередной раз возмутиться, поцеловал его. Точнее, даже не поцеловал, намертво присосался, точно пиявка. У Дина было чувство, словно его язык затянуло в пылесос. Эйдан целовался грубо, напористо, не тратя времени на игры и выяснение, что нравится партнеру. Когда он отпустил Дина, у того осталось четкое ощущение, что по нему проехался каток. Наверное, это была такая хитрая тактика. Пока он пытался отдышаться, Эйдан, уперев ему в лицо напряженный взгляд, с силой гладил его сверху вниз по груди, по бокам, и в этих прикосновениях не было и следа нежности. Дин обреченно понял, что возбудился, причем не от этих поглаживаний, которые совершенно не были похожи на ласку, а от неудержимо порнографического взгляда Эйдана. Под ним Дин чувствовал себя отвратительно голым. Он зажмурился: ему вдруг стало иррационально стыдно за собственное возбуждение. Эйдан ущипнул его за сосок, а потом вдруг переместился. Как раз когда Дин открыл глаза, Эйдан облизал его член. Дин едва не подскочил: Эйдан посмотрел на него с недовольной гримасой на лице, однако все впечатление портил его темный, поплывший взгляд.
— Я раньше такого не делал, так что лучше не дергайся.
Он вполне очевидно раньше такого не делал — у Дина не бывало еще худшего минета, с другой стороны, он всегда был тем, кому отсасывали, и никогда не представлял себе иного положения вещей. Эйдан стоял на коленях между его ног и старательно сосал, прикрыв глаза. Из-за неожиданно длинных ресниц лицо его выглядело почти невинным, Дин следил за тем, как его член то появляется, то исчезает между припухших, покрасневших губ. Вспышка возбуждения похожа была на смягченный удар в живот. Эйдан посмотрел на него, с чмоканьем выпустил член изо рта и пьяно улыбнулся. Дин сглотнул, глядя на то, как эта улыбка к нему приближается. Он видел только рот и не находил в себе душевных сил поднять глаза выше. Эйдан поцеловал Дина куда-то в шею, выпрямился и в несколько рывков довел себя до оргазма.
Сквозь мутную одурь возбуждения до Дина крайне медленно доплывало, что его, похоже, продинамили. По этому поводу он почувствовал совершенно детское изумление. И что теперь?
— И что теперь? — спросил он у Эйдана.
— А тепееерь, — отозвался Эйдан, нагло сияя, — я сверху!
Дин коротко рассмеялся и смеялся до тех пор, пока Эйдан вкрадчиво не погладил его по коленке. Смех Дина стремительно трансформировался в стон.
— Ну вот еще! — сказал он, задыхаясь.
Эйдан гладко притерся к нему всем телом и принялся вылизывать ему шею.
— Ладно, ладно, — все еще задыхаясь, согласился Дин. Ему уже было совершенно все равно.
— У тебя что-нибудь уже было? — спросил Эйдан, выпрямляясь.
— Что-то было, — ответил Дин, — но ничего такого…
— Страпон? — Эйдану явно полегчало.
Дин мстительно дернул за поводок. Эйдан вспыхнул и застонал, когда шипы, направленные затупленными концами внутрь, надавили ему на шею.
— Не делай так, — попросил Эйдан, глядя на Дина из-под ресниц возбужденным, но недобрым взглядом. Он часто дышал, на щеках неровными пятнами полыхал румянец.
Дин, мстительно улыбнувшись, медленно пропустил между пальцев цепочку от поводка. Эйдан, затаив дыхание, завороженно следил за ним. Добравшись до самого ошейника, Дин очень плавно и мягко потянул за него. Эйдан рвано вздохнул и задрожал.
— Ну-ну, — Дин снисходительно шлепнул его по бедру.
Эйдан, оскалившись, смотрел на него из-под набрякших век. Он медленно потянулся к Дину — тот увидел, как шипы давят на кожу и, испугавшись, отпустил ошейник — и снова поцеловал, на этот раз поверхностно и страстно.
Возбуждение в животе у Дина словно бы завязалось узлом, тугим и плотным.
— Давай, — сказал он, задыхаясь.
Эйдан улыбнулся ему криво, зло, и, гибко потянувшись, после нескольких секунд копания в прикроватной тумбочке вытащил оттуда какой-то крем.
Дин закрыл глаза, его покачивало на волнах возбуждения, слишком острого для того, чтобы его игнорировать, и слишком слабого для того, чтобы кончить. Он подумал вдруг, что если Эйдан опять поведет себя как взбесившийся асфальтоукладчик, ему будет очень больно.
Проникновение оказалось удивительно отрезвляющим, поразительно неприятным. Возбуждение Дина пригасло.
Он открыл глаза. Эйдан маячил над ним, мучительно сдвинув брови, и гладил его лицо отчаянным, ищущим взглядом.
— Дин, — мягко позвал он и улыбнулся беззащитно и нежно, а потом дернул подбородком: поводок перетек с его спины на плечо и лежал теперь, свернувшись клубком, у Дина на животе.
Дин рвано рассмеялся. Ему казалось почти самоубийством дергать за строгий ошейник человека, растягивающего его двумя… нет, уже тремя пальцами.
— Дин, — снова позвал его Эйдан и вытащил пальцы.
«Нет, — панически подумал Дин, — нет, я еще не готов».
Эйдану было все равно, в этот момент Эйдан был подобен слепой, неотвратимой силе, которая возьмет свое в любом случае.
— Мне страшно, — мрачно сказал Дин. Ему казалось, он впервые познал истинное значение слова «обнаженный».
— Ну, — Эйдан склонился над ним со лживым терпением на лице, — расскажи мне.
Дин смотрел на завиток волос у него на виске.
— Я чувствую себя беззащитным, — тихо признался он.
Лицо Эйдана полыхнуло какой-то новой торжествующей улыбкой, он поцеловал Дина, жестко взяв его за подбородок и, одновременно, медленно толкнулся. Дин задушено выдохнул в поцелуй.
Губы Эйдана были горячие, мягкие, однако нежничать с Дином он не собирался. Толчки его, хотя и медленные, были удушающе тяжелыми. Дин рвано дышал и корчился, Эйдан крепко прижимал его к кровати за плечи. Дину казалось, Эйдан смотрит на него и не видит. Взгляд у того и впрямь был расфокусированный и темный. Он на выдохе толкался в Дина, все чаще и чаще, все сильней и сильнее.
Дину не было приятно, скорее дурно: ощущения оказались слишком острыми, чересчур яркими. Дин одновременно чувствовал давление на грани боли и удовольствие настолько острое, что оно почти перестало ощущаться.
Эйдан коротко выдыхал сквозь зубы, он вспотел, Дин попробовал схватиться за его предплечья, но руки постоянно соскальзывали, и тогда Дин взялся поводок и потянул. Эйдан в нем крупно вздрогнул — Дин почувствовал эту дрожь всем телом — и глухо, мучительно застонал, откинув голову. Дин видел шею в кольце поводка и дергающийся кадык.
Когда Эйдан снова посмотрел на Дина, взгляд его был почти безумным. Он вцепился Дину в бедра, совершенно по-звериному скалясь, и медленно потянул на себя, со сладострастной жестокостью вглядываясь в его исказившееся лицо.
Дин, задыхаясь, сжал поводок до побелевших костяшек и сильно за него дернул. Эйдан захрипел, глаза его сделались бессмысленными, он резко подхватил Дина под коленями и вдавил в кровать, задрав ему ноги едва не до ушей.
Что было потом, Дин помнил смутно. Все слилось в единый острый миг, хрупкая граница между болью и удовольствием с треском сломалась, вроде бы он стонал, но не слышал собственного голоса, зато отчетливо услышал, как Эйдан долго выдохнул ему в ухо: «Диииин», и почувствовал его поцелуй куда-то в шею, как прижавшийся к коже раскаленный железный прут.
Утром он еле выполз на палубу. Благотворитель Бретт угрюмо сидел в спальном мешке и пил кофе. На горизонте, так близко, что уже можно было рассмотреть деревья, маячил благословенный Окленд.
— Признаться, ты меня поразил, — Дин попытался изящно усесться, а в результате плюхнулся как куль с картошкой.
— А уж как ты меня поразил, — пробурчал невыспавшийся Бретт. — Насквозь просто.
Они помолчали.
— И как же ты сообразил, куда плыть?
— Ну скаут я или где, — Бретт прямо-таки раздулся от гордости. — Звезды! Они указали мне путь.
Дин скептически поднял бровь.
— Ну ладно, — Бретт заметно потух, — я нашел спутниковый телефон и вызвал береговую охрану.
— Надо же, — сказал Дин, моргнув, — какие они оказались тихие. Я ничего не слышал.
Бретт с жалостью посмотрел на него.
— Они трижды обыскивали яхту, потому что она показалась им подозрительной. Что-то не то с этим твоим работодателем. А возле кровати и подавно едва хороводы не водили — над вами, спящими красавицами. Если что, съемку я запретил.
Бретт, кажется, был ужасно собой доволен.
Дин пялился на него поверх чашки несколько долгих секунд и медленно моргал. Потом вздохнул, пожал плечами и принялся пить кофе.
***
Они сошли на берег ближе к полудню. Их встретили у трапа. Кажется, хозяин вдруг испугался, что после двух веселых братьев от яхты останется разве что кандидат в Летучие Голландцы. Неприкрытое облегчение на лице у менеджера, быстро проверившего яхту, постепенно превратилось в недоумение, а потом и в жалость: все было на своих местах, ничего не было поломано или испорчено, как будто весь подаренный день новозеландцы посвятили файф-о-клоку и любованию природой.
На мнение менеджера не смог повлиять даже непонятно откуда взявшийся третий пассажир, помятый и хмурый, в пестрых шортах и явно чересчур маленькой для него футболке. Даже ошейник и очертания поводка, ясно видные через ткань футболки, не смогли изменить его мнение о том, что этим троим разве что в монастыре обретаться.
Бретт споро запихал Диновы прибамбасы в багажник и теперь шумно возился на переднем сидении.
Эйдан уныло смотрел на Дина и переминался с ноги на ногу.
— Тебя подбросить? — спросил Дин.
— Нет, за мной заедет агент, — Эйдан теребил ошейник, глядя исподлобья.
— Ну, тогда пока, — Эйдан улыбнулся ему и помахал рукой, хотя они стояли на расстоянии полутора шагов друг от друга.
В машине Бретт тут же принялся зудеть ему на ухо про работу, про снимки. Дин не слышал его: Эйдан в зеркале заднего вида становился все меньше, меньше и меньше, пока совсем не исчез.
***
— И что ты там высматриваешь?
Бретт сидел, разложив перед собой газету и почти уткнувшись в нее носом.
— Какие-то важные новости?
— Ну как тебе сказать… — Бретт рассеянно почесал бровь. — В зоопарке пополнение в семье у медведей; в этом месяце подорожает электричество. Неподалеку от Окленда плавучий садо-мазо притон столкнулся с одной яхтой…
Дин громко поперхнулся кофе.
— … владелец притона утверждал, что хозяин яхты что-то у него украл, начались разборки. Посетители притона были лучше вооружены, зато на яхте оказалось полным-полно разъяренных моделей. Полиция еле успела.
— И как? — с интересом спросил Дин.
— В матрасе на яхте оказались зашиты три килограмма кокаина, — Бретт со вздохом перелистнул страницу. — Хозяина яхты арестовали, посетители притона и модели отделались легкими штрафами. Пять пар поженились, не выходя из суда.
Дин снова закашлялся.
Бретт аккуратно сложил газету и поднял на него исключительно ласковый взгляд:
— Я вот думаю, за что мы такие долбоебы? Везет же, как не в себя.
С подоконника на Дина смотрел новый объектив для фотокамеры.
На втором этаже вдруг что-то грохнулось.
— Крыса, — срывающимся голосом заорал Эйдан, — что за мать вашу?
Дин, нежно улыбаясь, пошел наливать третью чашку кофе. Бретт довольно прислушивался: Генриетта, его любимица, вышла на охоту.
