Он невзлюбил его с первого взгляда…
Он возненавидел эти седые, взлохмаченные волосы. Эти серые, словно начищенное серебро глаза. Это худое тело, тонкие руки и ноги, с которыми паренёк лез в драку. И просто терпеть не мог его натянутую, фальшивую радостно-беззаботную улыбку, которая как маска прикрывала все желания и мысли, не давая заглянуть внутрь. Он знал, что надо было прикончить его ещё, в том, первом, одностороннем поединке, при первой встречи у ворот Ордена.Так появились узы…
Он ненавидел его доброту, с которой он встречал всех экзорцистов и искателей. Доброта струилась прямо отовсюду. На лице расцветала самая настоящая добрая улыбка - не та фальшивка, которой он прикрывал всю грусть и печаль после очередной миссии, закончившаяся жертвами ни в чём неповинных людей. Его бесило, с какой грустью он смотрел на прах, оставшийся от людей, после очередной битвы с акумами; слёзы, которые стекали по его щекам, одна за другой, оставляя мокрые дорожки; добрый и весёлый взгляд, которым он смотрел на всех вокруг. А может, Канду бесило не то, что он смотрел на всех вокруг своим взглядом, а то, что он не смотрел так на него?С каждым новым заданием, новой совместной битвой, узы крепчали…
Он, так же сильно, как и Линали, ненавидел его проклятый глаз. Из-за этого проклятого* глаза мелочь всегда лезла на рожон, часто ломая рёбра, получая чуть ли не смертельные ранения. Сколько раз Линали, Лави и все остальные твердили ему, чтобы он полагался не только на самого себя, но и на остальных. Сколько раз Канде хотелось врезать, ему, но мечник всегда сдерживался, отделываясь угрозами и легким припугиванием. Как же его бесило, когда Уолкер, отдаваясь на произвол судьбы со всех ног бежал на помощь.А узы все крепчали, и крепчали…
Юу ненавидел и одновременно любил свои победы. Он не любил, когда противник сдавался на полпути, и только этим его привлекал Уолкер. Он дрался до последнего, даже зная, что у него нет шанса победить, но он не опускал руки. Он вставал и начинал усердно тренироваться. Он понимал, что сила ещё понадобится, поэтому с новым азартом вступал сначала в словесную перепалку с японцем, а потом и в сам поединок. Мечник видел, как растёт сила парня, как удары становятся более точными, а так же защита и нападение.Вскоре, узы стали крепкими, как сталь. Хотя никто этого и не заметил.
Мечник ненавидел Аллена за то, что он заставил всех поверить в его смерть. Он чувствовал, что эта маленькая доводящая его до белого каления мелочь ещё жива. Сколько раз он пытался убедить в этом остальных, но Комуи отрицательно мотал головой, утверждая обратное. Ли-старший только один раз обмолвился об Азиатском подразделении. Тогда-то Канда и подумал о многочисленных опытах, которые проводились бы над мелким, если бы все было по-другому.Узы стягивались в узел, притягивая их. Мечника тянуло к Аллену, а Аллена тянуло к нему.
Аллен не мог понять, чем вызвано это влечение. Его тянуло к этому нелюдимому, грубому, порой жестокому японцу. Его тёмные глаза пленяли, а длинные синие волосы, водопадом струившиеся по спине — завораживали. Экзорцист не отвергал эту связь и даже это влечение, сам не зная почему. Канду же бесила, бесила, бесила и ещё раз бесила, эта внезапная тягость к мелкому. Он всеми силами пытался подавить это желание. Но, увы, вместе с ней, придётся порвать и все узы, связавшие их посмертно. Этого Юу сделать не мог или просто не хотел. Так или иначе, ему пришлось смириться… Он ненавидел, ненавидел, ненавидел… но в прошлом. Сейчас он опирался на ту прочную связь, закрепившуюся между ними, отбросив ненависть…