Два разных месяца - две души целого

Все вы, верно, слышали сказку о двенадцати месяцах. Братья-месяцы помогли бедной девушке: в истории её счастливый конец. Но не всё мы знаем о них. Каждый раз, сменяя друг друга, видятся все они на одном большом костре под Новый год, провожая старый. Только раз в год собираются вместе, чтобы встретится снова только в конце декабря, что несёт последним службу. Рассказывают многое, шутят, песни поют рядом с не тлеющим огоньком. И только им иногда понятное, а случайный слушатель и не разберёт: то ли вьюга воет, то ли листья шелестят. Человек подумает, что мерещится: не может быть слышно журчания ручья зимой. Да только истинно чистый душой их заметит, а те подзовут его к себе. Расспросят, утешат, помогут, если надобность есть. Доброму сердцу не откажут. Каждый свою работу выполняет по чести и совести. Никто не упрекнёт их в лености и праздности. Братьями они зовут друг друга не потому, что родственны. Все двенадцать месяцев разные, разве есть среди них схожие? Нет, один странней другого. Причудливей и дивы дивней любой. Но от того и ждём каждого с нетерпением. Но не смогу я рассказать вам обо всех сразу. Лучше поведаю о любви двух страдающих братьев-месяцев, что настолько не похожи, будто две противоположности. А, ведь, правда. Кто бы подумал об Июле, мечтающем в тихую тёплую летнюю ночь о Январе? Далёком, холодном, таинственном и зимнем. Меж людей Июля знавали как Чон Хосок. Всем он нравился своим лёгким нравом, улыбкой, что теплей лучей солнца самым ясным днём, да и красотой свой был не дурен. Со стороны юноша задумчивый, немного тоскливый, но как только он заметит, что на него смотрят: от озорного мальчишки не отличишь, только постарше вышел. Как не пытайся разгадать его тайну, он всё равно спрячет лучше и улыбнётся шире. Его соткали из утренних капелек росы, предрассветного солнца, морского бриза, радостных щебетаний птиц, зелёного ковра травы на опушке и потрёскивающих дров. Января же звали Ким Тэхёном. Среди людей он появлялся редко: после Нового года на местный праздник и в ясный снежный день. О нём не знали ничего, кроме его низкого голоса, что пленял и завораживал. Он пел, будто завывала вьюга, а голос звучал так мягко, как кружат в воздухе снежинки, и таял в тишине так быстро, как вода. И все слушали его, боясь перебить. Было в его пении что-то такое, заставляющее сердца трепетать, тянуться ему на встречу. Будто открывал свою душу, в которой хранилось всего слишком много и долго. А потом всё затихало на некоторое время, чуть позже взрослые расходились довольные, а дети подолгу оставались с месяцем. Они очень любили его, каждый раз видя Кима, малыши бежали к нему наперегонки и кричали наперебой. Тэхёна сотворили из серебристого снега, переливающимся на свету, зеркального льда, холодного ветра, летящего прямо в лицо, похрустовающих под ногами сугробов. Года шли, как настенные часы. И никто уже не вспомнит, с чего Июль приметил Января. Не столько важна причина любви, сколько её суть для влюблённых. Так и Хосок не замечал мгновения со своими мыслями и мечтал, ни на что не надеясь. Но и Тэхён не был бесчувственной глыбой льда, хотя состоял из него. Но как не полюбить в ответ такой трепетный взгляд, полный нежности и заботы, где в глубине глаз юноши поблёскивала едва заметная тоска. Как не найти смысл в одной широкой ясной улыбке? Ким не знал ответа на все вопросы, но он чувствовал, и ему этого вполне хватало. За смущёнными переглядами, румянцем, бешеным стуком сердца стоял страх. Июль завидовал людям, что те слишком легко могут дотронуться до своих любимых, обнять их и прижать к себе. А Чон боялся сделать больно лишь одним прикосновением, обжечь всего одним движением губ по желанной коже, его ни сколько не волновали бы его страдания, сколько манил Тэхён. Глупое противостояние со своим ожиданиями, никому ненужное и вовсе бессмысленное, но не менее важное. Он не мог позволить себе стать причиной страданий любимого, даже думать о таком не мог. И сидя плечом к плечу, когда разделяли считанные миллиметры, изнутри всё сгорало из-за желания прикоснуться, юноша вздыхал, но не нарушал идиллии. Январь страдал не меньше. Но его снедала неопределённость. Все робкие попытки Хосока он не принимал на свой счёт, воспринимая всё, как дружеский жест. Ким так хотел признаться, лишь мешало глупое волнение. А сомнения подкрадывались слишком незаметно. Оба жили в неведении чувств друг друга. Но у всего есть предел. Чаша искушения, давно переполненная неисполненными желаниями, разбивается от ожидания, растекаясь в крови с переизбытком противоречивых чувств. А терпение давно превратилось в тонкую корочку льда, что плавится под натиском огненной души. Тэхён не выдержал первым. Даже холод его сущности стушевался перед пылким сердцем. Хоть решимость стала с ним одним целым, он не смог на отчаянный шаг больше, чем просто взять Хосока за руку, вглядываясь в его глаза и ища там поддержки. И он нашёл в них испуг, непонимание и радость в её отдалённых чертогах. Пока у обоих сердце ходило ходуном из-за всего: страха, переживаний, сомнений, желаний, стягивающий всё тело в один большой комок, - руки намертво переплелись. И не было ничего больнее, чем счастье для них. Нет, что-то в груди в истоме трепетно сжималось, а мир сужался до чужих глаз, рук и бешеного сердцебиения. Никто не из них не спрашивал почему и зачем, похоже, у влюблённых есть свой особый язык, понятный только им. Тёплый дождь зимой, в середине января. Когда вроде бы обещали снег. Или подснежник, такой тёплый и солнечный. Всё это Хосовские подарки, которые очень радовали Тэхёна. Иногда отправляя любимому снежные вьюги, он запевал тихими вечерами колыбельные, убаюкивая, и простых людей, и младших братьев. Бывало, когда Январь вытягивал высокие ноты, нам слышались песни холодных ветров. Любовь Января и Июня выражали случайные взгляды, прикосновения. Ведь больше не могли они друг другу ничего дать. Боясь уничтожить, убить, осквернить. Вера в то, что быть рядом, совсем невозможно, отравляла вечную радость Хосоки. И колола сердце Тэхёна завистью. Ведь другим можно прикасаться к своим любимым и родным. Борясь с самим собой, Тэхён назначает встречу возлюбленному. И крыша срывается у обоих, стоит им только оказаться ближе друг к другу. Они переплетаются, сковываются между собой. Плавятся и гаснут, образуя одно целое, вжимаясь друг в друга. Влюблённые забываются. Их запрет становится незначительным, чем казался раньше, и юноши жалеют о потраченном времени на страдания. Боль, прожигая тело на грани смерти и удовольствия, запомнилась для братьев маленьким гимном их любви, грехом, поделённым на двоих. Стираясь из памяти других, два месяца сливаются воедино. Касаясь друг друга, они сгорают дотла. Их тела разносит ветер, теперь они свободны и счастливы. Им больше ничего не мешает.