Безмятежные сны

Будь трижды проклят тот день, когда Чуя навязался к нему в напарники. Дадзай мог справиться сам, без чьей-либо помощи. На задании нужна была скрытность, а не разрушительная сила. Зачем, зачем он поплёлся за ним? Приключений на рыжую голову не хватало? Хвостом кинулся к облачённому в бинты Дадзаю, напоминая о том, что ему чертовски скучно. Приплёл даже то, что они невероятно долго не наводили на весь мир ужас «Двойной тьмы». А что в остатке? Скрытая за пылающим льдом паника, слабеющие стоны агонизирующего юнца над ухом и холодный воздух, заставляющий напарников дрожать, как выброшенных на мороз котят. Он пытался мыслить трезво, холодно и спокойно, однако взор застилали клубы белого дыма, вырывающиеся изо рта Чуи. Парень искусал себе губы, впивался ногтями в плечи Дадзая, проглатывал вскрики, — всё, чтобы хоть как-то утихомирить парализующую всю ногу боль. Дадзай тащил его на себе, не бросил, и за это Чуя был ему очень благодарен, но если выбирать между этой разрывающей все мышцы и раздробляющей кости болью и смертью, то он, не раздумывая, приставил бы пистолет к виску. Вот только свой пистолет он выронил несколько десятков метров назад, когда последняя из жертв захотела отправить его на тот свет. Но неприятель скосил, и за это Чуя был вынужден расплачиваться кровоточащим бедром. Дурак, дурак, дурак! Зачем он пошёл за ним?! Дадзай истерично пытался собрать мысли в кучу, планируя будущую дорогу. Нельзя паниковать, направлял он себя, иначе могу опоздать! А опаздывать было нельзя, иначе последствия будут катастрофическими. Дадзай чувствовал панику Чуи, чувствовал его агонию, чувствовал всё. Даже когда выдерживать эту боль стало просто невыносимо, Чуя уткнулся напарнику в плечо. Он держался мужественно, и Дадзая даже удивило то, что шестнадцатилетний юноша держался так достойно, насколько это вообще было возможно в данной ситуации. Ради кого же он старается выглядеть настоящим мужчиной? Лучше бы голос весь сорвал, но не сдерживался. До больницы идти было нельзя, Чуя не выдержал бы. Чуть подкинув напарника и посильнее обхватив его колени (что, несомненно, вырвалось изо рта раненого глухим вскриком), Дадзай со всей силы ударил ногой в паре сантиметров от дверного замка. Ввалившись в собственную квартиру и чуть не споткнувшись о порог, брюнет целенаправленно направился в спальню. — Тихо-тихо! — безрезультатно утешал он его. Дадзай повалил мученика на кровать, схватил подушки и положил их под колени Чуи. Времени мало, а пунктов в плане слишком много, успеет ли? Дадзай окинул взглядом лицо рыжеволосого. Огненные пряди липли к мокрому от пота лбу, глаза зажмурены, а подбородок испачкан свежей кровью. Он настолько пытался доказать что-то, что прокусил нижнюю губу. На одно лишь мгновение брюнет захотел поменяться с ним местами. Не должен плещущий энтузиазмом юнец метаться по постели в дикой агонии. Он нервно выдохнул, рванул по всем комнатам, собирая нужные материалы для предстоящей операции. Спирт, медицинские принадлежности, спринцовка, огромное количество бинтов и воды… Одна ошибка способна настолько усугубить состояние Чуи, что ни один госпиталь не сможет вернуть его с того света. Хаотично перебегая между комнатами, Дадзай с едкой обидой осознал, что перчаток, которые смогли бы помочь ему, у него нет. Искать их тщательнее времени не было, поэтому юноша с неуверенностью решил, что большого количества спирта для промывки рук будет достаточно. Остаётся надеяться, что он не оплошает. Дадзай схватил пачку новокаина, нож, и ринулся к тяжело дышавшему Чуе. Сглотнув, он разложил все нужные инструменты на чистой марле, пододвинул к кровати стул и, мягко взяв партнёра за талию, притянул его к себе, чтобы расположить раненое бедро на ровной поверхности. Дадзай знал, что он будет брыкаться и вертеться, но делать было нечего. Придётся импровизировать. Брюнет дрожащими руками срезал ткань брюк, обнажив рану, а затем, собрав всё мужество и сделав глубокий, успокаивающий вздох, принялся за работу. Промыть рану, протереть кожу спиртом, а затем, чуть приподняв рыжую голову Чуи, дать ему сразу три таблетки новокаина. Может, это хоть чуточку смягчит рамки происходящего? Крови много, но если постараться, она не будет мешать. Дадзай стёр со лба пот рукавом. Когда он оттягивал края раны пинцетом, Чуя вскрикнул и брыкнулся, так что пришлось удерживать его. — Терпи! Больше тебе ничего не остаётся! — немного грубо рявкнул брюнет, прищурив карие глаза. А дальше Дадзай попал в самое пекло Ада. Стоило ему лишь скользнуть тонким пальцем в рану, чтобы нащупать свинец, Чуя тут же закричал, заметался на кровати и прикусил нижнюю губу, пустив новую струйку крови по подбородку. Пальцы со всей силы сжали одеяло, из уголков глаз брызнули слёзы, и Дадзай осознал, какую ошибку допустил. Он не дал ему ничего, что он смог бы сжать зубами. Он так сможет повредить себе зубы с языком. Но ничего нельзя сделать, ведь он уже проводит эту чёртову операцию! — Просто… давай!.. — прошипел Чуя, не находя в себе силы даже открыть глаза. Его брали сомнения, разрывали смутные мысли, но руки всё же сами продолжили дело. Дадзай стиснул зубы и, нащупав пулю, чуть раздвинул края раны в стороны. Чуя пытался, отчаянно пытался сдерживаться, но выходило очень плохо. Крик, вырывающийся из груди, прокусанная губа, настойчивый запах пота и спирта, бьющий в нос, и скользкий звон пинцета, осторожно вытягивающего пулю. Очередная волна дикой, раздробляющей всё сознание боли, и голубоглазый дёрнулся, заставив пинцет потерять пулю. В глазах Дадзая зажглась паника, за которой была прикрыта дерзкая решительность, и второй раз, зацепив пулю, он был куда настойчивее. Отшвырнув пинцет вместе с несчастным кусочком свинца куда-то в сторону, Дадзай промыл рану обильным количеством воды. Нарастающая паника заставила его забыть, сколько воды вообще надо, так что он даже не задумывался над тем, много ли он льёт. Наложив стерильную повязку, Дадзай чертовски громко вздохнул. Теперь, если с Чуей что-то и случится, то всю ответственность вполне можно будет взять на себя. Странно немного, когда чья-то жизнь так зависит от шестнадцатилетнего мальчишки. — Ты жив? — с облегчением и, быть может, какой-то усмешкой спросил Дадзай. Ответа не последовало. На секунду он почувствовал, как бьётся его сердце, как шумит кровь в венах и как все внутренности будто бы скручиваются в узел. Чуя молчит, не шевелится и не издаёт ни малейшего звука. К горлу подкатил ком, и Дадзай, смотря сквозь пелену тревоги, поднялся на ноги. Чересчур бледное, но умиротворённое лицо… Он умер? — Чуя?.. Дадзай подавил внутри себя всю горечь, сел на кровать и прильнул к груди напарника. Сердце действительно стучит, или это лишь желания выдаются за действительность? Дадзай подержал руку у аккуратного носа Чуи и… хвала Небесам, он дышит! Брюнет шумно, чуть ли не истерически выдохнул весь воздух, который был у него в лёгких, скользнул взглядом по пухлым искусанным губам. Наверное, ему было очень больно. Дадзай не удивится, если они будут чертовски горячими. Словив себя на мысли, что это не совсем правильно, Дадзай легонько, почти не касаясь, прильнул к губам Чуи. Пытался перенести всю ту пылающую боль на свои губы, легонько стереть капельки багровой крови. Сделать всё, чтобы пухлые губы больше не болели. Голубоглазый что-то прошептал, но вряд ли это было осознанно. Скорее всего, лишь ночной кошмар. Или привычное недовольство. — Плохие сны? — чуть ли не издевательским тоном шепнул Дадзай, смотря на его спокойное лицо. Он никогда не замечал, насколько у Чуи были красивые черты лица. Жалко, если такое чудо будет страдать овладевающим во снах мраком. Дадзай мягко улыбнулся, пристроился рядом с напарником и притянул его к себе, обнимая за талию со спины. Бедняга слишком много пережил за сегодняшний день. Пускай хотя бы сон у него будет светлым. — Ну всё, тише, — Дадзай посильнее прижал к себе Чую. — Считай, что сегодняшний день закончился. Спи спокойно.