Хорошие мысли у камина

Грегори Лестрейд невидящим взглядом смотрел на всё разгорающееся пламя в камине. Его мысли были где-то далеко, за многие тысячи километров от его убогой квартирки на окраине Лондона, куда ему пришлось переехать после развода с женой. Квартира была служебной, поэтому никто и никогда не задумывался над особым удобством и уютом этой халупы. Цвет потолка был похожим на осеннее небо – такой же серый и безликий, плавно перетекающий в почти аналогичного цвета крашеные стены. Кое-где зияли дырки от когда-то вбитых гвоздей, на которых, возможно, висели картины или фотографии. Пол застилал видавший виды и протертый в нескольких местах синтетический ковролин, по которому абсолютно не хотелось ходить без обуви. Вся обстановка сводилась к небольшому кухонному уголку, дивану и камину. И именно камин не позволял Грегори расклеиться окончательно. Он разжигал его каждый вечер, наполняя небольшое пространство комнатки теплом и мягким звуком потрескивающих поленьев, которые не ленился закупать в магазине неподалеку каждую субботу. Теперь он, правда, не любил этот день недели. Раньше, пока еще был жив его брак, суббота была почти самым главным днём недели, конечно, когда у него не случалось дежурств или экстренных вызовов. В обычную - как говорила его жена - человечную субботу они ездили на рынок за продуктами, а после обеда долго гуляли в парке, расположенным прямо за их домом и кормили уток в небольшом прудике. Вечером же, забравшись под один плед, они ели мороженое прямо из банок и смотрели какой-нибудь детектив или фантастику. И Грегори был счастлив, точнее, он думал, что был счастлив, наконец обретя хоть какое-то жизненное равновесие. Ведь такие субботы они проводили по рекомендации их семейного психолога после того, как поняли, что брак начал давать трещину и если не предпринять каких-то мер он развалится на миллионы частиц прямо у них в руках. И Грегори казалось, что они смогли: преодолели все трудности и снова могут искренне наслаждаться обществом друг друга. На деле же оказалось всё не так. Всё обрушилось как гром среди ясного неба, когда придя с очередного дежурства длиною в двое суток, он увидел свои чемоданы собранными и выставленными в общий коридор. Замок на двери также был заменён, поэтому он не смог попасть внутрь и принялся ждать супругу, сидя на пресловутых чемоданах. Не то, чтобы он не понимал, что происходит. Скорее - не хотел понимать раньше: думал, что если не видеть происходящего, то оно, возможно, уйдёт куда-нибудь само. Теперь же суровая действительность свалилась на него с высоты почти что Ниагарского водопада, поглотив все его мысли и лишив какой-бы то ни было надежды на благополучное разрешение ситуации. Жена пришла домой поздно, на часах была уже почти полночь. Она была явно удивлена, увидев Грегори, полагая, что ему должно хватить ума, чтобы всё понять и не вынуждать её объяснять очевидные вещи. Однако, Грегори было жизненно важно услышать всё от неё лично, иначе, он мог бы поселить где-то в глубине себя крошечную надежду на то, что всё ещё может быть хорошо. Скандал получился знатным: с криками, угрозами и выбежавшими на шум испуганными соседями. Она упрекала его в любви к работе, граничащей с одержимостью; он ставил ей в укор постоянный флирт с незнакомыми мужчинами. Всё завершилось когда по лестнице поднялся высокий шатен и подойдя к жене Грегори спросил: «Дорогая, что происходит? Кто этот ублюдок?!» А завершилось всё потому, что дальше Лестрейд почти ничего не помнил. Ни как набросился на ничего не подозревающего шатена, ни как бил его до тех пор, пока не устали руки, ни как приехавшие по вызову соседей и дежурного наряда Диммок и Донован оттаскивали его и пытались успокоить. Он помнил только утро следующего дня, когда он стоял в кабинете начальника и просто выслушивал всё то, что о нём в заявлении написала его, пока ещё настоящая, жена и её новый мужчина, по всей видимости, претендовавший на роль будущего мужа. Начальник был человеком вполне адекватным, а потому приложил максимум усилий чтобы дело спустили на тормозах. Лестрейд отделался незначительным замечанием и штрафом, который был оплачен из бюджета Скотланд Ярда. Он являлся ценным сотрудником с до этого ничем не запятнанной репутацией, поэтому сильные мира сего ему явно благоволили. Коллеги также пытались всячески его поддержать и выхлопотали для него эту самую халупку, пусть и у чёрта на рогах, но всё же не диван у друзей, а, считай, свою территорию. Грегори старался не проводить в ней много времени, уделяя время лишь недолгому сну на неудобном и промятом диване. На работе, к счастью, был настоящий завал, поэтому грустить и думать о жизненных перипетиях было некогда. В те же минуты, что он сидел перед камином и наблюдал за огнём он вспоминал исключительно приятные моменты. Он прокручивал в голове забавные случаи из детства или молодости, когда он ещё был беззаботным и не связанным этими рушащими всё живое узами брака. И, как ни странно, это работало. Спустя месяц он почти полностью сжился с ситуацией и начал находить в ней положительные стороны. Удивительно, но этот приём ему посоветовал не психолог и даже не врач. Столь ценный способ восстановления подсказал ему человек, от которого он не ожидал в принципе никакой человечности или душевного сопереживания. Как-то раз он сидел на продавленном диване в своей, читай служебной, халупе и просто заливал тоску очередной бутылкой скотча, когда в дверь позвонили. Подойдя нетвердой походкой к двери и распахнув её, даже не задумавшись кто же это мог быть, Грегори увидел перед собой опирающегося на неизменный зонт-трость Майкрофта Холмса, одетого как всегда в идеально сидящий костюм из тёмной шерсти. Даже не спрашивая о цели визита, Грегори махнул рукой куда-то вглубь комнаты, приглашая войти. Холмс повесил зонт на ручку двери и прошел в сторону дивана, осматривая придирчивым взглядом жилище детектива-инспектора. Картина, по всей видимости, его не очень обрадовала, однако он постарался это ничем не показать. Грегори принес чистый стакан, налил скотча и протянул Майкрофту. Слегка подняв брови, Холмс забрал бокал и отпил немного, присаживаясь на диван рядом с детективом. Они сидели некоторое время в молчании, смотря на камин, в котором не разжигали огня, казалось, целую вечность. А потом Холмс начал говорить. Он говорил про целостность жизни и личности, про простые радости, про вещи, дарящие тепло и уют в сером и холодном хаосе повседневной жизни. Он говорил абсолютно очевидные вещи и в его интерпретации они обретали очень правильные очертания чего-то единственно верного и надёжного. Его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сила и уверенность. Казалось, что Холмс настолько уверен в том, что говорил, будто ему это рассказало само будущее. Грегори слушал его, иногда забывая вдохнуть или выдохнуть, забыв о почти полном стакане и даже перестав мёрзнуть от постоянно гуляющего в квартире сквозняка. Последним, что сказал ему мистер Холмс был совет разводить огонь каждый вечер и вспоминать какие-то приятные, не связанные с десятью годами брака, события из жизни. Так Лестрейд и поступил. Каждый вечер, вне зависимости от времени возвращения, он разжигал огонь, наливал себе чашку травяного чая и садился думать о хорошем, всматриваясь, казалось, в самую душу полыхающего напротив пламени. И с каждым вечером ему становилось всё легче и легче. По утрам он просыпался с ясной головой, не смотря на жутко неудобный диван, пристрастился к утреннему бегу и почти перестал поглощать кофе литрами. Настроение по большей части было позитивным, мелкие неприятности не задерживались надолго в голове, уступая место более приятным мыслям. Ещё через два месяца по Лестрейду можно было сказать, что он выглядел просто великолепно. Благодаря бегу он ещё больше подтянулся, походка стала более ровной, а спина почти всегда оставалась прямой. Со временем он пристрастился к чтению и теперь вечера перед камином он проводил с книгой в руках. Бракоразводный процесс прошел на удивление гладко, даже несмотря на то, что бывшая жена вела себя безобразно и постоянно пыталась устроить Грегори скандал прямо в зале суда. Лестрейд же оставался спокойным как удав, пропуская оскорбления мимо ушей и стараясь концентрироваться лишь на юридических формальностях, завоевав тем самым симпатию судьи и заинтересованных сторон. В итоге, суд обязал продать их квартиру и разделить деньги в равных долях, оставив бывшую супругу и её сожителя с носом. Сидя перед камином в тот же вечер за очередной книгой, Грегори параллельно думал о том, что скоро с квартиры придётся съезжать и ему не мешало бы подумать о новом жилье, тем более, что сейчас для этого у него есть средства и возможности. Раздавшийся стук в дверь заставил Грегори отвлечься от счастливого спасения Эдмона Дантеса из замка Иф и отложить книгу. На пороге стоял Майкрофт Холмс, как и в прошлый раз, опиравшийся на зонт-трость. Он был всё также одет в костюм-тройку из шерсти, только на этот раз костюм был светло-бежевого цвета, что, по мнению Грегори, очень гармонировало с его рыжей шевелюрой. - Мистер Холмс, добрый вечер! Рад Вас видеть, проходите, - широко улыбнувшись, Грег отступил в сторону, пропуская гостя в квартиру. - Чаю? - Добрый вечер, да, пожалуйста, - ответил Майкрофт и его губы расплылись в улыбке, - Рад, что у Вас хорошее настроение. Вы выглядите отдохнувшим. - О, мистер Холмс… - начал Грегори, но его тут же перебили: - Майкрофт. Давай на «ты»? Грегори замешкался, подняв удивлённый взгляд на почти Британское Правительство. На «ты»? Вот так просто обращаться к этому высокопоставленному представителю власти как к хорошему знакомому?! - Эм, конечно. Майкрофт, - поборов желание опять сказать «Мистер Холмс» пробормотал Грегори. - Это всё благодаря твоему совету. - Совету? Какому же из всего многообразия советов, данных мной, ты решил последовать? – Майкрофт сидел на диване, откинув голову на спинку, его пиджак висел на подлокотнике, галстук был заметно ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстёгнута. Лестрейд не понял, когда этот обычно строгий, холодный и невероятно правильный во всем мужчина успел принять столь расслабленный вид и тем более, когда он успел снять и так аккуратно сложить пиджак, но решил не задумываться об этом, потому что всё его внимание было сосредоточенно теперь на открывшемся кусочке шеи. Он поймал себя на мысли, что Майкрофт Холмс определённо ему нравился, ещё с момента их первой встречи около пяти лет назад. Но тогда Грегори был женат, а потому сразу отогнал эту мысль в дальний угол, где она, однако, не умерла, а просто дожидалась своего звёздного часа, который и наступил прямо сейчас. - Грегори? – окликнул его Майкрофт, вырвав из вороха кружившихся мыслей. - О чём ты задумался? Пытаешься вспомнить совет? - А… Нет, конечно, нет, - наконец «отмер» детектив. - Ты посоветовал мне сидеть перед камином и думать о хорошем. Это я, в общем-то, и делал. - Только потом решил ещё добавить чтение? – подцепил за корешок книгу Майкрофт. - Надеюсь, ты не последуешь по пути главного героя, - поверь мне, это того не стоит. - Я знаю эту историю, когда-то я её уже читал, но, нет, не последую. Месть – это явно не моя сфера. Я рад, что всё закончилось, так, как закончилось, если честно, - Грегори поставил на пол обе чашки чая и сел на диван почти вплотную к Майкрофту. - В конце концов, это всё открыло мне глаза. - На что же? - голос Майкрофта зазвучал совсем низко, во рту отчего-то резко пересохло. - Ни на что, а на кого, Майкрофт. На тебя, - прошептал Грегори и притянул Майкрофта за жилетку, накрывая его губы своими и отдаваясь таким приятным, почти забытым ощущениям первого поцелуя, когда кажется, что и целого мира мало и что всё самое лучшее, безусловно, впереди.