Ошибки

      Он тонет, захлебывается в этом мире, где добро и зло смешались воедино. Запреты рушатся, грани смываются. Раньше все было проще.       Не убей.       Не укради.       Не лги.       Не завидуй.       Десять заповедей — он знает их наизусть, спасибо школе, — диктовали, как жить, чтобы быть хорошим. Делай так, и ты будешь делать правильно. Крис ненавидел это. Он был уверен, что у него есть своя голова на плечах. Что он сам в состоянии решать, что хорошо, а что нет. Он был готов отстаивать человеческие свободы, драться с прогнившим и коррумпированным обществом.       Но он был хорошим.       Он старался поступать правильно. Честно, старался. Даже в этом мире.       Но, кажется, логика теперь тоже работает по-другому.       Когда трупы встают из могил, их надо упокоить обратно. Это правильно. В этом Крис не сомневается. Они больше не люди и угрожают его семье. А он должен защищать свою семью любой ценой. Это Крис говорит себе, когда берет в руки кирку и впервые пытается всадить её в глаз дохляку за забором. Сет прав. Они должны выживать. Выбор прост: либо люди, либо мертвецы. Но отец смотрит на него с опасением и неодобрением. Отец смотрит на него с каким-то страхом и отвращением. Отец пытается отговорить его, как будто Крис сделал неправильный выбор. Неужели чтобы на него не смотрели, как на чудовище, он не должен убивать мертвяков, пока они не нападают? Крису кажется это неправильным, Крис уверен в своем выборе. Но где-то в душе появляется страх, что он поступил неверно, что от него ждали не этого.       Видимо, с мертвецами всё далеко не так однозначно.       Но с живыми людьми не легче.       Убить человека — неприемлемо. А если он умирает? А если он умоляет о смерти? Тянет окровавленные руки, шепчет пересохшими губами? Что в этом случае будет большим грехом: отказать или согласиться? Подарить быструю смерть или оставить мучиться в безумной агонии и паршивом посмертии? Он выбирает первое. В этом безумном мире это кажется правильным. Но по ночам он видит глаза этого человека, слышит жуткие звуки раскалывающегося черепа и сомневается в принятом решении. Ему кажется, что это убийство разъедает его душу, что это был неправильный выбор. И он не может найти в себе силы поделиться с кем-нибудь своими опасениями. Ведь если даже он сомневается то, что сделают другие? Что подумают о нем? Что скажут?       А стрелять в беременную — это правильно? Крис думал, что нет. К беременным вообще прививается особое отношение. Женщина готовится стать матерью — это же маленькое чудо! Зарождение жизни. На какой-то момент, она становится почти богом. И общество это ценит, восхвалят, идеализирует. Крис не может выстрелить в беременную, колеблется. И проигрывает. В этом неправильном изуродованном мире стрелять в беременных — хорошо! И Рид шепчет это ему. Нельзя было колебаться. На этот раз Крис точно, абсолютно и совершенно был неправ. Об этом никто не говорит, но Крис прочитал это в их взгляде. У него самого в голове пылающей надписью пульсирует «Если бы я выстрелил, всё могло бы быть по-другому!». Ник, правда, его поддерживает, и тиски самобичевания, сжимающие сердце слегка отпускают. Не до конца, ибо он виноват и знает это. Но он хотя бы может сделать вдох, чтобы ещё чуть-чуть побарахтаться в этом странном мире. Возможно, ещё ничего не кончено, возможно, он ещё сможет сделать все правильно, быть хорошим, оправдать ожидание.       Он почти не колеблется, стреляя в Рида. Тот умирает медленно и мучительно. Салазар-старший, конечно, обработал ему рану, но это ничего не меняет. Крис видит, как синеют у того губы, как его голос становится злым, дрожащим, прерывистым. Он умирает, и они оба это знают. Вот только Рид старается ещё хорохориться и бодриться. Он брызжет слюной и ядом, и Крис, черт возьми, рад, что тот мучается. Из-за этого поддонка забрали отца и Алисию. Ну, и из-за ошибки Криса, конечно, но на этот раз он всё сделает правильно. Рид умирает. И после того, как он умрет, он восстанет и станет угрозой всем, находящимся на яхте. И это то, чего они все опасаются.       У Криса слегка дрожит рука, когда он наставляет ствол в лицо Риду. Во второй раз убивать ничуть не легче. Но на этот раз он точно действует правильно. Рид — угроза. На курок Крис нажимает с удовольствием. Но когда пуля пробивает голову этому уроду, Крис чувствует себя полностью опустошенным. Теперь он убийца. Теперь он точно убийца. На этот раз он не дарил милость, а защищал семью. И на этот раз семья об этом узнает. Он шепчет Нику, что всё сделал правильно, и надеется, что тот ему поверит. Потом, отмывшись снаружи от крови, сидит у себя в каюте и сверлит пустым взглядом стену. Ему плохо. Его колотит. И только осознание, что в этом мире убивать людей, которые могут угрожать семье — правильно, помогает ему не сойти с ума. До того момента, как он узнает, что опять сделал всё не так. Он задыхается. Давится слезами и воздухом. Мир зыбок и нереален. Что бы он ни сделал, какой бы логикой он ни пользовался, это всё равно будет неправильно. Он только всё портит. И он вцепляется в Мэдисон, в её поддержку, как в спасательный круг. Может быть, он ещё выплывет. Может быть, он ещё сможет понять, что теперь правильно.       Он плохой.       Это Крис читает во взглядах тех, ради кого он принял на душу ещё один смертный грех. Он видит, как они от него чуть-чуть шарахаются. Смотрят с неодобрением. Почти слышит этот шепот: «если бы ты выстрелил», «если бы ты не выстрелил». Его штормит, и он всеми силами вцепляется в поддержку Ника и Мэдисон. Всё-таки отец сделал не такой уж и плохой выбор. Они действительно хорошие люди. И пусть другие его не понимают, семья знает, что он все сделал правильно, несмотря на последствия. Надежная пристань в сумасшедшем мире.       Вот только Мэдисон ему не доверяет.       Тогда, возможно, и Ник ему врал, что поддерживает, а на деле так же осуждает.       И Алисия с ужасом смотрела на капли крови на его одежде, когда он подарил милость тому бедняге.       И отец в ужасе от того, что Крис учится хладнокровно убивать мертвяков.       Его семья от него отвернулась.       Он не нужен своей семье.       Осознание этого бьет поддых. Крис больше не знает, на что ориентироваться в этом диком мире: что теперь правильно, а что нет; где правда, а где ложь; чем «хорошо» отличается от «плохо». Он тонет. Задыхается. Боится что-либо сделать.       Он смотрит, как мертвяк тянет зубы к Мэдисон и не уверен, что должен ей помочь. Что может ей помочь. Что она хочет, чтобы он ей помог. Он все и всегда портит.       Он ничего не видит. Мир дрожит и пульсирует. Его колотит. Крик Алисии сиреной раздается над ухом. Крис вздрагивает и видит в её глазах приговор. Он опять допустил ошибку. Ничего не делать — не выход. От него одни неприятности.       Он ничего не говорит.       Он просто идет с группой.       Он не знает что делать. Он запутался и потерялся.       Ему нужна помощь.       Но помощи ждать не откуда. Он не нужен семье.       Но ему-то семья нужна.       Чтобы заговорить с Алисией, Крису требуется вся его сила, все его самообладание. Он не знает, что должен сказать, но знает, что должен. Должен убедить её, что ему важна семья. Что всё, что он делает — это ради семьи. Да, он допускает ошибки и несколько раз крупно облажался. Но ему нужна семья! Он без неё погибнет.       И он пытается.       Он просит.       Он умоляет.       Он пытается объясниться.       Но Алисии не нужны его объяснения. Кажется, ему не стоило говорить. Кажется, это очередная его ошибка.       Крис почти не удивляется, когда отец спрашивает его, почему он угрожал Алисии. И просит так больше не делать. Он обещает, что они помогут. И Крису хочется заорать, что они не помогают! Совсем! Окончательно!       Мэдисон ему не доверяет. Мэдисон считает его злым психом.       Но он не злой.       Он не может уснуть. Он должен объяснить всё! Хотя бы Алисии. Он не хотел её пугать. Не хотел угрожать. Он просто запутался и тонет в этом мире.       Дом пустой и тихий. Алисия спит в объятьях Мэдисон.       Наверное, так даже лучше. Он сможет им обоим объяснить, что произошло. И они поймут, поверят, примут. И они снова станут семьей. И его, наконец, перестанет колотить.       Он снова попадет в тихую гавань в этом сумасшедшем мире.       Он обходит кровать и собирается присесть на её край, разбудить их, объясниться.       Но взгляд цепляется за нож. Зачем он здесь? У них отобрали оружие. Здесь безопасно.       Крис протягивает руку и берет его, чтобы получше рассмотреть. Это хватательный рефлекс. Большинство людей поступят так же: взять, посмотреть и положить обратно.       Но он не успевает.       Звучит выстрел.       Алисия паникует. Мэдисон рычит.       Кажется, он опять ошибся, поступив не подумав, как обычный человек.       На этот раз он даже не пытается оправдаться.       Им это не нужно.       Своей семье он не нужен.