Степные цветы

Долгое время Иван был равнодушен к цветам, и полюбил их в один миг — когда спрыгнул с крыши поезда за букетом для Любы. Каждый стебелёк он срывал будто бы не с поля, а из своей души выкорчёвывал: незабудки, шалфей, ромашки и клевер — что под руку попадалось, всё собирал торопливо, но бережно, весь поглощённый желанием чем-то порадовать Любу, как будто рождённого — не от него! — сына было ей недостаточно. А ещё — безотчётным (и понятым позже, много лет позже) стремлением хоть в чём-то опередить Алексея; и Ивану не было стыдно за это стремление, нет, не было, потому что даже у самого благородного человека, у самого храброго командира должен иметься за душой хоть один сомнительный поступок, делающий живым. Впрочем, Иван поступал сомнительно не единожды — сомнительно и долго перед этим сомневаясь. Чего стоила его случайная встреча с Любой в аэропорту. Задержал вылет, выдернул перепуганную Любу из дома — и всё ради того, чтобы полюбоваться на неё несколько лишних секунд, поцеловать руку, остававшуюся нежной и тонкой, несмотря на все невзгоды и домашние хлопоты. Жаль только, что не успел приготовить ни одного цветка. Впрочем, Люба как-то призналась ему, что хранила засушенный цветок из того самого букета между страницами книги. Ивану трудно было вообразить большее. Даже быстрые поцелуи в запястье не казались более нежными, более тайными узлами их тончайшей связи. Цветок, сохранённый Любой, пророс из его сердца звуком имени, которое Любе не пристало произносить с такой лаской. Иван и сам — цветок, затерянный в бескрайней степи, победивший иссушающее солнце и порывы ветра. У степных цветов корни длиннее, чем у прочих; они уходят глубоко в землю, пробиваются сквозь толщу к подземному ручью. У Ивана тоже длинные корни, и он держится ими за родную землю, защищает её, а та не даёт ему оторваться. Иван совсем один, и положиться ему не на кого, кроме как на свою первобытную цепкость, обращённую в благородную службу и не совсем благородное томление по чужой жене. Степные цветы напиваются одним глотком воды, до которой так тяжело добраться; всего один глоток, пойманный кончиком длинного корня, — и они цветут. Ивану тоже довольно одного глотка, всего лишь одного глотка, затерявшегося среди годов, всего лишь одного поцелуя — не в губы, никогда в губы. Всего лишь один букет степных цветов, подаренный на праздник, сотворенный другим.