Домовой ведьмы

Посреди комнаты с метлой в руках стоял домовой. Старичок был ростом от силы в полметра, палка заканчивалась гораздо выше его головы, что, впрочем, не мешало ему ловко ею орудовать, собирая выметенную из углов пыль в одну кучу. Одет он был в красные рубаху и штаны, расшитые непонятными узорами, да в новенькие лапти. Борода лопатой тщательно расчесана, а вот волосы смешно топорщились в разные стороны, словно в комнате был сильный ветер. - Вы бы шаль накинули, госпожа Велеслава, - произнес он старческим скрипучим голосом, обращаясь к сидящей за столом девушке. – А ну как заболеете, волшебствовать не сможете. Выглядела она лет на двадцать, и не скажешь, что ведьма. Каштановые волосы, коса до пояса, перевитая красной лентой, серые глаза, как и у большинства девушек. Ничем не примечательная внешность, ни родимых пятен, ни неземной красоты. Увидишь – мимо пройдешь, внимания не обратишь никакого. - Ты метешь – вот и мети, - откликнулась девушка, не поднимая головы от книги. От толстого фолианта тянуло пылью и плесенью, долго читать его было невозможно: глаза начинали слезиться, и приходилось останавливаться. Велеслава, однако, упрямо «проглатывала» страницу за страницей, предпочитая не отвлекаться, из-за чего вынуждена была постоянно вытирать бегущие помимо ее воли по щекам слезы. Домовой покряхтел немного для порядку, сетуя на портящую здоровье девушку, хлопнул в ладоши, и сметенная горсть пыли сама прыгнула на совок, а тот скинул ее в печку. - Ужинать будете? - снова подал голос старичок без особой надежды на ответ. - Молока принеси. - Не будете? - Буду. Пирожки остались еще? - Вы же еще вчера все доели. - Данька… - Но днем я у печки покрутился, - с легкой гордостью произнес домовой. – Они как раз должны были уже остыть. Девушка захлопнула книгу, потянулась, разминая затекшие шею и плечи. Косу перекинула за спину, расправила складки на юбке. Перед Велеславой словно из ниоткуда возникли на столе крынка с теплым молоком да пара пирожков с капустой. - Вот, как просили, - произнес домовой с поклоном. - Постель подготовь, я скоро лягу. - Слушаюсь, - ответил домовой, словно исчезая в маленьком вихре. Подушки на печи тут же оказались заботливо взбиты, край лоскутного одеяла откинут, дабы можно было сразу нырнуть под него. В ногах поместился плед, который старенький домовой приберег на случай особо холодной ночи. Если вдруг погаснут свечи или иссякнет огонь в печи, он обязательно встанет со своего сундука, укроет спящую ведьму теплее и ляжет обратно. Закончив с ужином, девушка наскоро переоделась, выставив домового на это время за дверь, забралась на печку, скинула расшитые бисером кожаные ботиночки на завязках, принесенные в дар каким-то заморским купцом, бросила взгляд на окно. Штор не было, ставень тоже. По осени еще проржавевшие от частых дождей петли не выдержали нагрузки, а сгнившая древесина не сгодилась даже на растопку печи. Зато видны были красивейшие узоры, сделанные морозом-батюшкой на стекле. Они сверкали в пламени свечей, напоминая хозяйке дома о творившемся вокруг нее волшебстве. - Доброй ночи, госпожа Велеслава. - Доброй, Данька, доброй… *** Разбудил девушку стук в дверь. Велеслава приподнялась на руках, глядя за окно. В избе стоял пар – Данька что-то готовил у печи, и стекло сильно запотело. За ним, однако, можно было разглядеть чью-то нечеткую фигурку, пытавшуюся так же воспользоваться окном и узнать, дома ли хозяева. - Кто? – крикнула девушка слегка охрипшим голосом. - Маська, госпожа ведьма, - ответил из-за двери тонкий девичий голосок. - Подожди там, - приказала Велеслава, спускаясь с печи. – Где платье? - На сундуке посмотрите, - откликнулся домовой, пытаясь совладать с ухватом, рукоятка которого тоже была слишком для него длинной. Девушка кинулась к сундуку, затем переоделась, спрятавшись от Даньки за печкой. Волосы в косу собирать не стала, провела гребнем пару раз и решила, что и так сойдет. В конце концов, ведьма она или нет? - Вода где? - Зачем? - Лицо сполоснуть хочу, - Велеслава покрутилась немного, наконец приметила стоящую под лавкой бадью. Вытащила ее с трудом, рассерженно фыркнула – в ней оказался набранный домовым поутру снег, не до конца растаявший. Полотенце Данька подал ей, не дожидаясь напоминаний. - Там она еще? – спросила Велеслава, зевая. - Там, там, чую, - Данька швырнул полотенце в угол, к прочему тряпью. – Вы бы впустили ее, как бы не околела. - А нечего шляться по морозу в такую рань, - грубо откликнулась ведьма. - Какая ж это рань? За полдень уже! – возразил Данька. – Вы ложитесь поздно, встаете поздно. Так все на свете проспите. Впустите девчушку. Ведьма вздохнула, хлопнула в ладоши, и домовой оказался под самым потолком, на полке меж старых книг. - Ой, что ж ты делаешь?! - А нечего мне тут гостей незваных навязывать. Кабы не разбудили меня… - Да вас что разбуди, что нет – все одно спросонья у вас настроение плохое, волшебство одно на уме. Дверь гостье Велеслава открыла сама, не дожидаясь, пока домовой выберется из-под печи. На пороге, ежась от холода, стояла девчушка лет четырнадцати, закутанная в пуховой платок. Светлые пряди выбились из-под него, нос и щеки раскраснелись, полные губы были сильно искусаны. Глаза смотрели на ведьму одновременно с надеждой и страхом. - Чего надо? – несколько грубо спросила Велеслава. - Да вот… Спросить хотела… - начала девчонка робко. - Госпожа, да вы в дом ее пустите сначала, обогрейте, а потом спрашивайте, - снова подал голос домовой. – Она ж ни жива, ни мертва от холода. Пока вас дожидалась… Велеслава бросила гневный взгляд на Даньку, но посторонилась, давая Маське возможность юркнуть в дом. Очень уж не любила ведьма, когда кто-то в ее обитель даже на минуту заглядывал. Девочка села на лавку, стоящую у стола вдоль окна, стянула с рук варежки и принялась быстро растирать замерзшие пальцы. Данька поставил перед ней кружку кипятка, словно подбадривая, что ведьме тоже не понравилось. Да и кому понравится, когда твой домовой другим прислуживает? Маська тут же обхватила кружку ладонями, но благодарить Даньку не стала, даже украдкой божьим знаком себя осенила, как бы защищаясь от нежити. - Ну? – нетерпеливо произнесла Велеслава, закрывая дверь на засов. - Я… Есть в деревне парень один, первый кра… - Ясно, - прервала ее ведьма. – Судьбу общую вашу узнать хочешь? Маська торопливо кивнула. - И приворожить, конечно, тоже надо? Маська испуганно замотала головой. Велеслава вздохнула, сняла с полки маленький сундучок, а оттуда мешочек с камушками вынула. Села за стол напротив Маськи, на трехногий табурет, высыпала их на стол, перемешала задумчиво. - Как зовут-то хлопца? - Фоня, - смущенно ответила девчонка. - Афанасий, что ли? Сын лавочника? - Да. - Вот поймать бы скотину эдакую, - мечтательно произнес Данька от печи. – Спросить бы с него за мост через реку подпорченный. Велеслава сердито шикнула на домового, и старичок покаянно замолчал. - Это не он был, - возразила Маська, чуть смелея. – Он не стал бы. - Почем знаешь? – спросила Велеслава. - Ну, он добрый… Хороший очень! - Знаем мы таких хороших, - проворчал домовой себе под нос. – У нас в лесу все знают, что он бедокурит. То гнездо сорочье камнями собьет, то нору змеиную засыплет. А что мост подпортил – так то водяной видел. Лед на реке, а он и сквозь него смотреть может. И говорить. - Цыц! – приказала Велеслава, оборачиваясь. – Не отвлекайся и не отвлекай. Данька снова затих. Велеслава повернулась к Маське и сказала: - Боишься, что с другой гуляет. Девочка кивнула. Ведьма провела рукой над камнями, задумчиво глядя в окно. Наконец, резко опустила руку на один из них, перевернула, посмотрела, покачала головой. Так же выбрала другой, снова головой покачала. - Не зря боишься, - произнесла она. Лицо Маськи погрустнело. - Правда, ее он тоже не любит, - Велеслава внимательно изучила третий камень. – Но очень уж нравится ему с ней. Весело, хорошо, сподручно… - …мосты вдвоем портить, не иначе, - закончил Данька. - Хватит! Велеслава стукнула кулаком по столу, да так, что даже кружка подпрыгнула, а камни и вовсе посыпались на пол. Маська испуганно сжалась в комочек, словно надеясь, что ведьма о ней забудет. Домовой вцепился в ухват, смотрел в пол, в то время как Велеслава, уперев руки в бока, нависала над ним. - Я кого просила молчать? А? – грозно просила она. – Сколько раз повторяла, чтобы при просителях ни слова? Отвечай! - Много, госпожа Велеслава, - пролепетал домовой. Старик, но молодую ведьму боялся. Это с людьми можно поиграть, если что не нравится. Вещи спрятать, молоко скиснуть заставить, шуметь по ночам. А с колдуньей не забалуешь, рассердится – мало не покажется. - Иди-ка ты погуляй немного! К вечеру вернешься! – Велеслава хлопнула в ладоши, и домовой тут же исчез. Ухват с грохотом упал на пол. Маська пискнула. - Ну что, девица, дальше делать будем? - Вот, - девочка дрожащей рукой достала из кармана кожуха несколько медных монеток, аккуратно положила на стол. – И не надо ничего больше, госпожа ведьма. - Тогда иди, - разрешила Велеслава, собирая камни. – Не заблудись по дороге. - Спасибо вам, - у двери, отперев засов, Маська остановилась и, поколебавшись с мгновение, поклонилась до земли, как было принято в деревне. А затем пулей выскочила за дверь, и, не оглядываясь, побежала через лес к дому. *** Зима выдалась в том году славная, снежная, сугробы намело в рост человека, а для домового они вообще оказались словно горы. Выбрался Данька относительно быстро, но померз сильно. Руки посинели, пока снег разгребал, нос наоборот, стал красным. Выкинули его из дому без теплой одежды. «Хорошо, что хоть эту не сняла, - подумал Данька, пытаясь вытряхнуть снег из лаптей. – С нее станется». Небо было затянуто серым покрывалом, сыпался мелкий снежок, ветра не было. В лесу домовой ориентироваться не умел, почти не выходил из избушки обычно. Знал дорогу до реки, до малинника, до деревни добраться мог по протоптанной тропинке, но не более. В чаще же оказаться для него было так же страшно, как сам дом потерять. Данька стоял на одном месте, бестолково крутя головой. Наконец выбрал направление, побрел потихоньку меж елок, порой проваливаясь в снег по пояс. Наказание показалось ему несколько несправедливым, но даже мысленно ругать Велеславу всерьез он не думал. Ведьма хозяйкой ему была, законной, ослушаться которую он не мог. Да и характер ее вспыльчивый знаком был всем без исключения. Особенно плохое настроение было у нее по утрам, как проснется. Конечно, домовой гораздо старше нее, и когда-то девочка его слушала, уважала. То есть, поправился Данька, уважает она его и сейчас, да только в силу вошла, и теперь уж он под защитой ее находится, а не наоборот. А раз защищают тебя, то и владеют тобой всецело. Долго брел Данька меж деревьев, пока не понял, что окончательно заблудился. Ночь тихо опускалась на лес. Пальцы слушались с большим трудом, идти с каждым шагом становилось все тяжелее. Усы льдом покрылись от горячего дыхания, в глазах темнело. Осенил себя домовой ведьминым знаком, вдохнул поглубже. - Что, старый, выгнала Славка тебя? Данька повернулся то в одну сторону, то в другую, но никого среди сугробов не обнаружил. Близоруко прищурился. - Ты наверх смотри, старый, - посоветовал тот же голос. Данька послушался приказа, осматривая уже ветви. На одной из елок, разлапистых, плотно укутанных от жгучего мороза снегом, сидел молодой леший, даже бороды еще не было, волосы медового цвета, глазищи как пожухлая листва. Одет он был тепло, хоть в сугробе ночуй, в зубах трубка зажата дымящаяся. - Миколка, ты, что ли? - Ну я, - ответил леший. – А ты чего, никак помирать собрался? - Собрался. - Хорош шутить, - ответил Микола. – Давай к дому выведу? - Да не надо, - махнул рукой Данька. - Думаешь, придешь под утро, так она обрадуется больше? – это уже другой голос, с другой елки. Второй леший был гораздо старше Миколы, седой уже, с бородой. Одет так же тепло, тоже с трубкой. - Да не, она и так обрадуется, - пробормотал домовой. – Без меня, небось, и поесть приготовить не сможет ничего. Сидит там голодная, в холодном доме, вспоминает меня. - Так что ж обратно не зовет? – усмехнулся второй леший. - Гордая Славка, - улыбнувшись, произнес Данька. – Сложно ей через себя переступать еще, очень сложно. - Ты не в ту сторону идешь все равно, - произнес Микола, спрыгивая с елки. Домовой удивленно посмотрел на него, словно ушам своим не веря. В это время леший деловито отряхнулся, скинул с себя варежки и сунул в руки Даньке. Тот сжал их, но надевать покамест не стал. - Ты к деревне ближе забрел, она тут вот, за рощицей, - как ни в чем не бывало, продолжил Микола. – А избушка ваша далеко отсюда, больше часа идти, на северо-запад. Ты… Данька неожиданно покачнулся да упал без сознания в сугроб. - Эй, старый, ты чего? Вставай! Сенька! Сенька, что б тебя!… Поднимай! Лешие ловко подхватили домового за руки, за ноги, переглянулись. - Давай в деревню, ближе, и за Славкой. - Давай. *** Время было позднее, в большинстве домов свет давно уже не горел, и стучаться в них лешим, чувствовавшим себя вдали от леса не очень уютно, не хотелось. В крайнем, однако, еще теплился огонек, и Микола с Сеней поспешили туда, стараясь не уронить свою ношу, заботливо укутанную в их тулупы. Данька, казалось, не дышал, кожа на щеках побелела. Домовой сильно обморозился, мог начаться жар. В таких случаях больного следовало растереть спиртом, согреть чаем и оставить в покое на печи. Лешие надеялись хотя бы оставить его в тепле, пока бегают за ведьмой. В первом же доме их осенили божьим знаком и попросили сгинуть туда, откуда пришли. Микола порывался что-то сказать, да только не успел – дверь с грохотом захлопнулась, едва не оттяпав ему нос. - Кто сейчас из этих нежить уважает? – произнес Сеня. – Только ежели в трясину заведем… - Домового покличем давай! - Да нет тут его! Пошли к тому дому! Троица исчезла в вихре, появляясь на пороге другого дома. Прислонили Даньку к стене, постучались. Ответил им тонкий девичий голосок, но дверь открыла рослая баба в три обхвата. - Маська, брысь спать! – рявкнула она на кого-то в недрах дома. – Чего надо? - Оставьте у печи ненадолго, мы только за хозяйкой его сбегаем! - Не надо нам нечисти в доме! - Да он просто в тепле полежит, а то помрет, старый дурак… - Дык что вам, нежити, сделается?! – баба уперла руки в бока. – Идите в свою чащу, там и грейтесь! Дверь снова захлопнулась, послышался шум задвигаемого засова. - Попробуй только кого в лес за ягодками летом послать! Не вернутся! – в сердцах произнес Микола. У третьего дома повезло больше. Его хозяйка, сердобольная старушка, уже вроде согласилась обогреть несчастного, но в последний момент услышала имя живущей в лесу ведьмы, запричитала: - Это ейный, что ли? – женщина три раза поклонилась иконе, стоящей почему-то при входе, перекрестилась. – А ежели помрет тут, с меня спрос как с душегубки, прости, Господи! - Да Славка… - Нет, нет, идите, касатики, идите. Я и так стара, дайте спокойно век дожить. Микола с Сеней постучались еще в несколько дверей, но везде им отказывали. В одном доме даже собак спустили, не поленились. Данька тем временем в себя пришел, глаза открыл, попытался встать, да не вышло. Словно в полубреду, звал то леших, то хозяйку свою, то водяного жену. Не понимал будто, где он и что происходит. - Э, народ, помочь чем? Прислонившись к стене сарая, стоял одетый в домашнюю рубаху маленький старичок. Он пристально смотрел на Миколу, словно сверлил глазами. - Ты кто? - Овинник я. Родственник ваш дальний. Не признали? Ребят, если в лесу одними шишками питаться, соображать не сможете! Вон, на солому в сарае бросьте, да за ведьмой своей идите. А я уж присмотрю за ним. У меня тепло-о-о… Лешие переглянулись, бросились к распахнутой двери. Наперебой благодаря овинника, положили они Даньку в стог, едва уловимо пахнущий летом, укрыли как следует, раскланялись и исчезли в маленьком вихре. *** Велеслава, стоило только Маське покинуть ее дом, снова забралась на печь, не снимая платья и не разуваясь. Штору задернула как можно плотнее, закуталась в одеяло, пытаясь заснуть. Злость на Даньку постепенно проходила, даже чувство стыда появляться стало. Девушка жалела, что не сдержалась, но бежать сейчас за домовым посчитала глупым. Где это видано, в конце концов, чтобы ведьмы за всякой нежитью бегали?! И вообще, сам он виноват, нечего было вмешиваться. Еще и перед малявкой из деревни ее злой, жестокой и глупой выставил! А такое прощать нельзя!.. По крайней мере, не так быстро. Вот через пару часов домой вернется, тогда и можно будет его торжественно простить… Велеслава вздохнула, словно отгоняя непрошенные мысли, коснулась пальцем одним своего лба и прошептала несколько слов. А затем – заснула. Проснулась снова, когда уже ночь наступила. Свечи никто не зажигал, а огонь в печи едва тлел, так что в доме было темно, и от того немного жутковато. Вся утварь, что в доме была, приобрела неопределенные очертания, порой весьма пугающие. - Данька, - тихо позвала Велеслава. – Данька, ты здесь? Ответом ведьме была тишина. Девушка поежилась, прислушалась. Чужого дыхания слышно не было, храпа тоже. Велеслава села, распахнула штору, спрыгнула на пол. Осторожно ступая по слегка скрипящему полу, добралась до сундука, на котором обычно спал домовой. Постель не была разложена, Даньки не было. Не оказалась его ни в сенях, ни в погребе, ни на чердаке. Девушка даже в сад вышла, обошла дом – нет нигде!.. Наверно, обиделся сам, заночевал у кого. - Ну, вернись мне только, еще дальше отправлю! – погрозила девушка кулаком маленькой яблоне и скрылась за дверью. Хотела обратно лечь, да пустой желудок напомнил о себе урчанием. Пришлось зажечь свечи на столе, освещая комнату. Хлеб, оставленный утром, зачерствел, а кружка воды, налитая для Маськи, давно уж остыла. Велеслава, однако, выливать и выбрасывать ничего не стала, только фыркнула брезгливо. В печи оказался оставленный Данькой горшок. Ухват так и валялся на полу: девушка подняла его, неуверенно перехватила и попыталась закончить работу. Не смотря на то, что она каждый день видела, как это домовой делает, получилось задуманное далеко не с первого раза. Все-таки росла Велеслава без матери да отца, приглядывал за ней лишь Данька, считавший, что куда важнее девочке обучаться колдовству, нежели хозяйство вести. Обучил он ее и чтению, и письму, и основам магическим. Вот и получилось, что пол подмести девушка могла, как стирать еще понимала, а вот стоять у печи весь день не получалось. Горшок наконец оказался на столе, да только каша, в нем варящаяся, успела подгореть. Велеслава подцепила ее ложкой, попробовала и тут же выплюнула в подставленную ладонь. Тихо зашипела: мало того, что на вкус плоха каша оказалась, так еще и горячая, словно прямо в костер руку сунули. Велеслава вытерла руку о грязное полотенце, валяющееся на крышке сундука. Осмотрела все полки, заглянула за шторку, где Данька свои вещи хранил. Ничего не найдя, вспомнила, что погребок есть. Крышка поддалась с трудом, не прошепчи девушка заклинание – так бы и провозилась с ней до поздней ночи, безуспешно дергая за металлическое кольцо. Стояли на полках сотни банок, несколько бочек примостилось вдоль дальней стены погреба, лежало промерзшее в холоде мясо. Велеслава обрадовано выдохнула, увидев, как от дыхания ее пар поднимается в воздух. Бросилась скорее осматривать съестное, да поняла, что приготовить ничего не сможет. - Да, одной магией сыт не будешь, - пробормотала девушка, выбирая себе банку с засоленными огурцами. Подумав немного, сняла с полки еще и банку грибов. – Ну ничего, вернется – накормит. А потом я его накажу. Запивать пришлось остывшей водой, и даже черствый хлеб показался голодной ведьме вполне себе сносной едой. Наскоро закончив, Велеслава достала с полки книгу, открыла на странице с загнутым уголком, продолжила читать. Сосредоточиться на тексте, однако, не удавалось. В груди что-то защемило словно, нарастало чувство тревоги. С чем оно связано – понять девушка никак не могла. Одну и ту же страницу читала Велеслава несколько раз, прежде чем поняла, что там написано. Захлопнула фолиант, подняв в воздух облачко пыли. Чихнула. В этот момент в дверь постучали. Велеслава поспешно вскочила со своего места, открыла засов и распахнула дверь. - Где тебя… - начала девушка, но взгляд ее упал на тяжело дышащих леших. Тот, что постарше, опирался на того, что помладше. – День добрый. - Ночи, - коротко, сбивая дыхание, ответил Миколка. – Там это… Данька в деревне. В овчарне. Помирает. Велеслава глубоко вдохнула, руки ко рту прижала, а Сенька ее за подол дергает, в сторону деревни тянет. Губами шевелит, а голоса нет. Но поняла его Велеслава: торопиться надо. Схватила она леших за руки, вихрем обернулась, и к домовому своему скорее помчалась. *** Данька в тепле начал приходить в себя. В овчарне, конечно, было не так, как в доме, но ему и это сейчас годилось. В старое ведро сложил овинник солому и сухие ветки, пару поленьев с улицы принес, огнивом разжег огонь. Поставил поближе к домовому, следя, чтобы искры не перекинулись на стог. Домовой стонал, бредил. Овинник сидел рядом, курил трубку. - Как же тебя так? – произнес он, когда стоны начали затихать, а взгляд Даньки стал более понимающим. - Славка… - пробормотал домовой. - Это-то я понимаю. А вот за что она тебя на мороз выкинула? - Раз… Зла… Злится, - выдавил наконец из себя Данька. – Я думал… дорогу зна… знаю… А… Лешаки… - А вышло, что не знаешь, - овинник поднялся, вспомнив, что у него припасен еще один плед. – Хорошо хоть, меня нашли. А то околел бы, до утра-то. Данька слабо кивнул. Хотел сказать еще что-то, но дверь распахнулась, и вместе с метелью и снегом вихрем ворвалась внутрь Велеслава. Отряхнула платье от налипшего снега, бросилась к Даньке. - Горит весь, - произнесла она, положив на лоб ему руку. Второй рукой коснулась его руки. – А здесь ледяной еще… Миколка и Сенька, прикрыв за собой дверь, сели у нее на пол, тяжело дыша. Велеслава, не обращая на них внимания, голыми руками взяла огонь из ведра, слепила из него несколько шариков и развесила как можно ближе к домовому, следя за тем, чтобы не вспыхнуло сено. Затем начала что-то нашептывать, сложив руки лодочкой и подняв над головой. Сначала в сарае стало холодно, а спустя мгновение – невыносимо жарко, как в истопленной бане. Данька охнул, ощущая, как тепло постепенно окутывает его. - Нельзя резко, - осмелился он подать голос. - Сама знаю. Молчи. Велеслава начала заклинание с самого начала, добавляя силы. Девушка не сколько согревала домового, сколько делилась с ним своей жизненной силой. Тоненький лучик, сотканный из алого света, тянулся от ее солнечного сплетения к животу Даньки, становясь то ярче, то тусклее. Лешие, отдохнувшие, отошли к овиннику, ожидая результата. Они редко видели, как колдуют настоящие ведьмы, вот и наблюдали за девушкой с нескрываемым интересом. - Еще немного, - голос Велеславы прозвучал неожиданно громко, хотя девушка едва шевелила губами. Данька резко сел и часто заморгал, словно спросонья. - Здоров? - Здоров, - откликнулся домовой, делая глубокий вдох. Холодно больше не было. Было тепло, очень тепло, словно обнимает кто-то родной тебе, близкий, самый… Велеслава прижала Даньку к себе, пользуясь тем, что заметно выше него. Обнимала девушка сильно, крепко, словно думала, что отпустит – и исчезнет ее друг, только теперь уже навсегда. - Славка, не задуши, - подал голос Миколка. - Отстань. Он мой домовой. Хочу – душу. - Пусти, - это уже сам Данька просит, пытаясь отстраниться от девушки. - Злишься еще? - На что мне-то? - Я тебя выкинула. - Ведьме ли думать о домовых? - Если не я, кто будет о вас думать? – Велеслава вздохнула, отпустила Даньку, сама поднялась на ноги, и неожиданно поклонилась ему до земли. – Прости меня. Лешие удивленно переглянулись, а домовой лишь усмехнулся в бороду, махнул рукой и ответил: - Прощаю! Ведьма выпрямилась, взмахнула рукой, и на домовом появились тулуп, валенки, варежки да шапка-ушанка, на меху. - Что же, - Велеслава повернулась к овиннику и снова поклонилась, хоть и не так низко. – Спасибо, что приютил его. И вам, лешие, спасибо. Отныне вы всегда желанные гости в моем доме! Овинник да Миколка с Сенькой переглянулись, поклонились в ответ. - Идем, госпожа Велеслава, - домовой направился к двери. – Вы ведь наверняка ничего не ели весь день. Я вам сейчас кашу отварю, морс достану, перекусите, а там уж и об ужине хорошем подумать можно будет. - Идем, - улыбнулась девушка, ступая следом. Толкнул Данька дверь, вышел наружу, а вот Велеслава задержалась. Улыбка потухла, зато в глазах недобрые огоньки заплясали. - Скажите-ка мне, - обратилась она к лешакам, - а почему это он в сарае у вас отогревался, а не в доме на печи, как положено? - Дык это… не пустил никто, - тихо произнес Сенька, понимая, к чему такой ответ привести может. - Не пустил, говоришь… - Госпожа Велеслава, домой нам пора, - напомнил Данька. Ведьма, однако, с места не тронулась. - Почему? - Либо нечисть не нужна, либо ваша, госпожа, нежеланная, - ответствовал Миколка. – Это вам, ведьмам, все равно, человек или нет – любая жизнь ценна, даже наша. А люди боятся таких как мы, таких как вы – ненавидят. Да что я тут, вы и сами все знаете не хуже нас. Не помогали они нам, не помогут. Велеслава знала, конечно, что боятся и ненавидят, но умирающему отказать в приюте, причем недолгом… - Будет им за это, - прошипела девушка, выходя из сарая во двор и вскидывая руки к небу. - Не надо может? – спросил Данька, понимая, что решение свое Велеслава уже не изменит. - Ты внутри оставайся, - бросила она овиннику. – А вы двое – ко мне ближе, а то худо будет. Лешие послушались, встав рядом с домовым. Не у самой ведьмы, но близко. А Велеслава подняла руки еще выше, раскрыла ладони и пропела несколько слов на незнакомом языке… …Ночное небо разбила на мелкие осколки яркая молния, гром прокатился следом от края до края, отдаваясь эхом отовсюду и неудержимо нарастая. Стекла в домах отозвались мелодичным звоном, а затем осыпались на снег, отражая появившийся в вытянутых руках девушки синий огонь. Языки пламени, высокие, словно старались лизнуть нависшие над деревней черные тучи, постепенно меняли цвет, становясь то зелеными, то лиловыми. Брызнули, рассыпались, подгоняемые ветром, взвились вверх, осветив на мгновение хищную улыбку девушки… - Ответьте, Боги Зимы, на мольбы мои! Дайте то, что прошу, и я не останусь в долгу перед вами! – крикнула девушка небу. И небо отозвалось. *** В печи трещал огонь, потрескивали и расставленные на столе свечи. Велеслава сидела за столом, кутаясь в теплый плед. Руки ее сильно дрожали, словно она весь день таскала что-то тяжелое, говорить она толком не могла, больше хрипела. Колдовство далось с большим трудом – давно уже не совершала девушка чего-то большего, чем предсказания судьбы. Если б не злость ее – не вышло бы ничего так, как задумано. Данька стоял на другом стуле, опираясь руками на подоконник и вглядываясь в окно. За ним все было белым-бело от падающего с неба крупного снега. Ветер задувал в щели, клонил к земле яблоньку, что росла у самого дома, и ветви ее били по стенам. И это здесь, в лесу, далеко от деревни. Что же тогда там творилась? - Метель еще несколько дней будет, - ответила Велеслава на так и не заданный вопрос. – Не волнуйся, лешие спрячутся, овиннику тому тоже ничего не грозит. - Стоило ли? - Ты-то чем недоволен? - Госпожа Велеслава, людям вредить… - Нечего было тебе отказывать, - оборвала его девушка. - Спустя несколько дней сами придут, если не померзнут насмерть. А померзнут – так, умирая, знать будут, каково тебе было. И жалеть, что не помогли моему домовому. А то тоже мне… Данька только головой покачал, спрыгивая на пол. - А вы разве лучше поступаете, обрекая их? Велеслава с интересом посмотрела на суетящегося у печи домового. Голос его был спокоен, наверно, как и выражение лица. - Ты ведь нежить, - девушка улыбнулась. – Моя нежить. А значит – зло. Не разочаровывай их, проявляя к ним жалость. - А я и не проявляю, - Данька поставил перед девушкой горшок и хищно, как кот, приметивший мышь, улыбнулся. – Я ведь ваш домовой.