Без солнца

Солнце причинило боль его коже, как ни странно, внутренностям, но больней всего было глазам. Каждое мгновение Викарию казалось, что из них потечёт кровь: он панически проводил ладонью, а после подолгу исступлённо глядел на неё. Вопреки ожиданиям, каждый раз она была белоснежной, разве что чуть-чуть влажной от прозрачных слёз. И у этих слёз было немало причин помимо физической боли. Больше всего на свете ему хотелось поднять голову, взглянуть в глубокое голубое небо, плывущие на нём перистые облака, в бескрайние белоснежные просторы Благой земли...в лицо Аури-Эля. Он читал молитвы в небо - сперва шёпотом, раболепно, но всегда заканчивал истошным криком. Взволнованные шумом птицы взлетели ввысь, в небеса, оставшиеся глухими. - Владыка Мой, Святой покровитель нашего народа Аури-Эль, - рыдал он, стоя на коленях перед его бронзовой статуей, пока розовела и едва заметно трескалась прозрачная белая кожа, - Умоляю, спаси меня от тёмных сил, проникших в мою кровь и душу! Я покарал неверного, принёсшего тьму внутри себя, обманувшего меня... Образ прекрасной юной женщины-альбиноса мгновенно всплыл перед глазами. Чувственные алые губы, потянувшиеся к его оголённой шее, и подарившие две воспалённые раны от клыков заместо ожидаемого сладкого поцелуя. А после она превратилась в чудовище, невиданное им прежде. Морщинистое, оскаленное, лицо предстало воочию, и только тогда он заметил обманчивость красных глаз, когда пелена вожделения растворилась в страхе. - Мне жаль, Аури-Эль. Прости меня, Аури-Эль! Умоляю, я буду верен тебе до конца веков! Спаси меня от этой боли, я... Снежный эльф не смог договорить и взвыл, вцепившись в лицо и словно раненый зверь метнулся под тёмный свод храма, спотыкаясь и падая на лестнице, казавшейся бесконечной. Кровь кипела, а кожу, теперь похожую на варёную, несносно больно жгло. Пробежавшиеся по раненым щекам горячие слёзы заставили стиснуть зубы сильней. - Прости, Аури-Эль, прости... Умоляю, прости мои грехи! Тот снова молчал. Эльф разочарованно опрокинулся на спину, раскинув в сторону руки, и тьма мягко обволокла тело, заставив расслабиться. Он испытал почти небывалое наслаждение, покой. Но тьма не лечила душу. Его немногочисленные сородичи боялись подходить к нему. Лекарь ничего не смог поделать. А Гелебор... Гелебор не пришёл. Прикованный к луку Аури-Эля, он никогда бы не покинул его. Будто вещь какого-то молчаливого безразличного бога важней всех остальных. Ерунда! - Господин. Викарий... - Виртур взглянул в полутёмное пространство, и удивительно чётко разглядел в нём своего служащего. Блеклый взгляд того был полон жалости и страха, и, видимо, поняв это, тот опустил голову и нервно оправил складки мантии. - Извини что в таком положении. Что ты хотел, брат мой? - Я... - он замялся и не поднял головы, - хотел бы поговорить с Вами. Вы... Вы должны уйти. Эльф не успел возразить, как послушник продолжил: - Вас боятся. Несколько наших братьев уже ушли, сетуя на то, что это место теперь проклято вместе с Вами! К тому же этой ночью Вы едва не убили одного из нас, когда тот поранил руку. Зачем Вы напали на него? Зачем? Викарий задумался. Он вспомнил помутнение в голове от запаха крови и не помнил ничего того, что было после. Разве что обрывками. Оскорбления, обвинения, быстро перетекающие в ненависть и...голод. Священник потерялся во времени и чувствах. Забылся в леденящем ужасе перед самим собой. Проклятие, молитвы, время мольбы и время отчаяния слились воедино. Внезапно внутри всё заныло и загорелось. Сжав до боли кулаки, Виртур медленно встал и сделал шаг к собеседнику. Невысокий, длинноволосый, очень красивый эльф попятился назад, верно, ожидая удара. - Значит, так вы поступаете со мной?! Ты забываешь, что я до сих пор главный в этом храме! Что это я позволил быть вам здесь, неблагодарные твари! Это вы должны убраться, а не я! - Ошибаешься. - Неожиданно бесстрашно пресёк его мальчишка. - Приют нам дал владыка Аури-Эль, он наш повелитель, и раз он не излечил тебя, то недоволен тобой! Удар прошёлся по виску, и голова глухо прозвенела, столкнувшись с каменным полом. Викарий хотел было продолжить свою речь, но быстро заметил, что слушатель неподвижен, а под ухом собирается лужица вязкой крови. Мужчина вскочил на колени, панически схватив за плечи его тёплый труп. - Нет! Нет! Брат мой! Охватившее отчаяние и паника заставляли его ждать ответа от своего мёртвого послушника, вглядываться в лицо, не моргая. Но он молчал, а Виртур, оцепенев, почти внезапно почувствовал жажду и вновь ужаснулся. Терпкий солёный запах показался ему сладким до головокружения и он вспомнил ласкающее наслаждение от крови избитого часами ранее фалмера, когда тьма покрывала их обоих. Однако, несмотря на ярость, ночью он воздержался. Сейчас же желание испить крови было невыносимым. Возможно, потому что её больше, кому знать? - Аури-Эль, умоляю, не смотри. Закрой глаза... Он не знал, выполнил ли бог его просьбу - внутри полумрака храма этого не видно, но прильнул губами к шее эльфа. Она была почти что горячей, кожа тонкой и инстинктивный укус прошёл удивительно легко. Как только он испытал вкус крови, мир вокруг переменился. Перестало существовать всё то, что коробило его это время. На душе стало легко. Это было временно, он чувствовал это, и когда услышал крики рядом с собой, всё понял. Подняв голову, Викарий взглянул на тех, кто был его братьями, его единоверцами и подчинёнными. Они держали в руках оружие, слабо блеснувшее. Он видел жалость и ненависть в их глазах - второго было ощутимее больше. Эльф не видел смысла стирать кровь ото рта, стекающую по шее на грудь. Всё равно они видели. Они пришли изгнать, убить того, кого некогда защищали ценой своих жизней. Те, кого он защищал. - Прощай, брат наш. Мы любили тебя как Аури-Эля. - Нет! - Глаза Виртура засияли кроваво-красным, слегка с желтизной, и зал утонул в крови, криках и гудящем шуме вызванной снежной бури и ледяных стрел. А после была тишина. Была сладкая ночь и дурманящий дьявольский запах. Был новый день, лишённый для него солнца. Было желание вновь увидеть бездонно голубое небо, согреться, почувствовать теплоту лучей, и снова услышать голос Бога, как когда-то давным-давно. Так и не появилось желание оставаться тем, кем он стал. Поэтому каждый день он шепчет из тьмы в пустой небосклон молитву, и иногда по ночам приходит лицезреть изваяние Бога времени, держащего в руках солнце. Он вскидывает голову и улыбается так, будто оно настоящее, но не причиняющее боли. Смеётся и горько плачет. - Будь ты проклят, Аури-Эль.