Пленник

Большие, удивительно синие глаза, полные ненависти, боли и… страха. Да, именно страха, это не ошибка. Как бы хорошо ни маскировался, хищнику он всегда будет виден. Редкий человек не боится смерти. Редкий шпион не боится оказаться в плену. Редкий плененный шпион не боится сболтнуть чего-нибудь лишнего во время допроса. Старая, давно усвоенная всеми истина: пленный жив, пока молчит. Но так ли просто молчать? Так ли просто держать язык за зубами, а зубы – стиснутыми? И так ли этого достаточно? Выдать себя можно одним лишь мановением ока, одним лишь дрогнувшим мускулом. Цундапп криво усмехнулся и обошел вокруг скованного цепями агента. Род Редлайн – опытный, давно объезженный конь. Он умен, и расколоть его не так-то просто. Американец уже несколько раз попадал в плен, и каждый раз ему удавалось сбежать. Но сейчас ему дано слишком мало времени, а информация, которой он обладает, слишком ценна, чтобы затягивать с процессом ее получения. Цепи, к которым по рукам и ногам был прикован агент, тихо позвякивали, когда он выдыхал. Пожалуй, это был единственный звук в тишине, заполняющей склад. За маленькими оконцами под крышей было раннее утро, а вокруг ангара – ни одной живой души, только океан. Вымотанные ночным допросом едва ли не больше самого пленного, бандиты клевали носами. Время словно замерло. Но для шпиона оно, наоборот, неумолимо тикало. – Ну! – гаркнул Грэм так, что все, включая самого Цундаппа, завороженные тишиной, разом вздрогнули. – Говори, кому ты отдал устройство, немедленно! Агент тихо закашлялся, изобразил зевок, морщась от боли, и пробормотал: – Своему сантехнику. Или твоему отцу… Кто их разберет? Оба – криворукие алкоголики. – Ах ты…! Определение моральных качеств американца потонуло в лязге цепей. Грэм в сердцах слишком резко дернул за рычаг, и тело шпиона тряпичной куклой обвалилось вниз. Цепи зафиксировались, и Редлайн замер вверх ногами в паре футов над полом. По сводам зала прокатился тошнотворный хруст. От боли агент не смог даже вскрикнуть, он на секунду натянулся струной и тут же безвольно обмяк в кандалах, голова свесилась на вытянутой шее. На бетонный пол, поверх пятен уже свернувшейся крови, потекла тонкая струйка свежей. – Ну, ты! – наигранно возмутился Эйсер, подпиравший стенку невдалеке. – Как он нам отвечать-то будет, если язык себе откусит? – Пришьем, – плотоядно оскалился Грэм. Брезгливо морщась, Цундапп пару раз сжал и разжал пальцы правой руки. Один из бандитов, правильно понявший жест, мгновенно подскочил к профессору и, схватив перепачканные кровью темно-русые волосы, задрал голову Редлайна назад. Синяки и ссадины, корка спекшейся крови не могли скрыть породистого, красивого лица американского шпиона. Даже наоборот, уродующие обычных людей, ему они придавали чего-то такого тонкого, пряного, сложно уловимого… Цундапп даже затруднился бы сказать «чего именно». Но от вида слепившихся кровью густых бровей и ресниц, разбитого носа с горбинкой, распухших губ, между которыми красиво сочилась, поблескивая, бурая жидкость, у профессора проходил от лопаток до самого копчика чертовски приятный озноб. Ох, как же ему хотелось иметь такое же лицо или хотя бы причинять боль и унижение его обладателю. Как бы хотелось поставить перед собой на колени горделивого американца, заставить молить о пощаде, заставить вожделеть повелителя своей жизни… – Он что, того? Спекся? – бесцеремонно ворвался в ход мыслей Цундаппа Эйсер. – Еще чего! – зарычал Грэм. – Да он пи… – Болевой шок, – шумно втянув слюну, известил немец. – И… чего? – Отцепляйте, позже продолжим, – мрачно произнес он, удаляясь. – Опять?! Растрясти его – и всего делов! – обозлился Грэм. – Прицепить-отцепить. У нас что, других дел нет? Цундапп замер в дверях, занеся ногу, но так и не сделав шаг. Он тихо опустил начищенный ботинок на пол, несколько секунд молча постоял, потом медленно-медленно повернулся. Беззубый бандит шарахнулся назад. – Ты хочешь, – растягивая паузы, заговорил профессор, – учить меня, как выполнять мою работу? – Я… – Он хотел сказать, – вступился за приятеля Эйсер, – что у нас не так много времени, это же ваши слова. Ну, раз так, то разве правильно будет растягивать с этим всем… так надолго?.. – Считаете, от трупа выйдет больше практической пользы? – осведомился Цундапп. – Нет, но… – Вот и делайте, что велено! – оборвал он и хлопнул дверью.

***

Цундапп сидел, откинувшись в кресле, и катал по столу дорогой «Паркер», обнаруженный в пиджаке американского пижона. Катал своими короткими и толстыми, как немецкие сосиски, пальцами… Жизнь несправедлива! Почему она дает все тем, кто этого совершенно не заслуживает? Красивые руки, мужественные лица, густые волосы, ровные белые зубы, статные фигуры – для этих жалких диверсантов, шпионов, подлых и лживых, занимающихся неблагородным делом?.. Почему он, честный ученый, всю жизнь и всего себя посвятивший науке – делу почетному и интеллигентному, – обделен природой? Бог, видимо, отвлекся, любуясь на свое удачное творение. Он пропустил пару десятков младенцев, следующих за американским отродьем. Эгоист. Одаривая более достойных, по своему мнению, таких, как Редлайн, красотой, здоровьем и удачей, забывает об остальных. А смог бы этот агентишка создать «Аллинол», смог бы?! Нет! Он, скорее всего, не знает и зачатков, азов органической химии! Он всего лишь ничего не стоящая кукла, пригодная только для того, чтобы скакать по крышам, размахивая пистолетом! Профессор с ожесточением хлопнул ладонью по столешнице. Потом вздрогнул, затравлено огляделся и быстро сел обратно в кресло. Однако иногда наступают периоды, когда хочется плюнуть на все эти красивые общие фразы. Хочется быть обладателем таких же ярких глаз, таких же густых волос, такого же мужественного лица. Тоже быть любимым женщинами… или не женщинами. Цундапп давно замечал за собой сладостный трепет перед сильными мужскими телами. Но, так или иначе, разве можно добиться чего-либо, будучи… вот таким? И зачем утруждаться, когда тебе под силу уничтожить эту красоту? Поставить на колени, заставить молить о пощаде, заставить шептать о вожделении повелителя собственной жизни. Эту красоту нужно унизить, уничтожить, истребить! Морально. И смотреть, как жалкая пустышка в красивой обертке ползает в твоих ногах, чтобы выжить. Он ведь дает такой шанс. У Редлайна тоже была уже не одна возможность это сделать. Уже четыре раза Цундапп подходил к камере американца, предлагая свободу в обмен на услугу. Это произошло и сегодня утром. Обычно профессор не предоставляет такой шанс четырежды. Если и на третий раз пленник отказывает, то, увольте – совершенно случайно во время следующего допроса он погибает. Но к американцу Цундапп проявил неслыханную милость, а ему плюнули в лицо. Ни одному телу ни одного чертового шпиона это не простится! У немца до сих пор в ушах стоит этот хриплый баритон: «Schwulah». Полиглот! И эта стервецкая, насмешливая, презрительная и одновременно жалостливая ухмылка. Как, как может пленник жалеть пленившего? – Цундапп, время! – прокаркала рация на столе. Опершись ладонями о столешницу, профессор поднялся из-за стола. Ну что, шпион, время собирать камни.