По-другому (Different)

POV Вайресс.* Я могу слышать их сквозь стену. Стоны женщины, мягкие кряхтения Бити. Как скрипят пружины кровати. Мне хочется заткнуть уши, похоронить мою голову под подушками, петь или мурлыкать, чтобы заглушить всё это. Но я не могу. Существует некоторая грязная и мазохистская часть меня, что жаждет слушать. Проституция начинается после победы так скоро, как только становится возможной. Мне было шестнадцать лет, около семнадцати. Моя первая встреча была назначена всего лишь через несколько дней после моего Тура Победителей. Они держали меня в состоянии счастья и безопасности для Тура, Бити был единственным, кто мог дать мне какое-нибудь предупреждение. Но, тем не менее, он не мог помешать этому, так что не имело смысла огорчать меня заранее. Он немного сохранял мой рассудок, как умел. Первый год или два я была популярна среди людей, которые хотели почувствовать себя сильными. У меня никогда не было достаточно ресурсов, чтобы поесть и вырасти. Я была слишком мала. И я в курсе, что слишком расплывчата и легкомысленна большую часть времени. Даже сейчас мне трудно сохранять нужную последовательность событий на своих местах. Мысли мчатся через мой ум... и так же легко улетают прочь. Есть люди, которым это нравится. Люди, которые хотят кого-то уязвимого и испуганного, над кем легко доминировать. Иногда я думаю, что это те люди, которых я ненавижу больше всего. Обычно же я больше всего ненавижу ту, кем я являюсь в эти минуты. Бити пытался в некоторых случаях защитить меня, но он не мог многого сделать. Он даже не мог защитить себя. Его вызывали на встречи вполовину чаще, чем меня, но он старше и мужчина. Иногда у него были клиенты-мужчины; Бити подшучивает, что он недостаточно хорош. Всегда было больше клиентов-мужчин, чем женщин. Иногда у меня были клиенты-женщины. Я стараюсь заблокировать в своём уме как можно больше из всего происходящего, независимо от того, с кем я. Когда победители обмениваются торговыми историями, другие женщины советуют мне больше двигаться, стараться угодить им, и они будут кончать быстрее, но я не могу. Я не могу быть замешана в этом. Единственный способ выжить — с цельным кусочком моего ума, чтобы позволить мыслям отвлечься от моего тела. Другие победители Дистрикта Три намного старше меня. Кроме того, они уже достаточно стары, чтобы их не тревожили, что оставляет меня и Бити утешать и понимать друг друга. Он единственный человек, с кем мне не нужно слов, и, как ни парадоксально, этот факт заставляет течь мои слова намного легче. Мы можем беседовать часами. Он умный, творческий и интересный, поэтому мы обсуждаем изобретения, науку и возможности. Он также очень остроумен. Всегда может заставить меня смеяться, думать и забыть об остальной жизни. Иногда я расплываюсь, просто смотря на него. Некоторое время мне было стыдно за то, насколько привлекательным я его нашла. Тогда, когда мы с ним познакомились и я стала достаточно взрослой, чтобы разница в возрасте имела меньшее значение, я прекратила пытаться по-нормальному это скрывать. Я даже набралась смелости сказать Бити, что я много думала о нём. Нежно думала о нём. Заботилась о нём. Я не говорила одного большого слова, которое думала, и хорошо, что не делала этого, потому что он был довольно расстроен при всяком подходящем моменте, чтобы это высказать. Он сказал мне, что я была сломана. Не способна на нежные чувства. То же самое он сказал и про себя. Я думаю, что он ошибся насчёт нас обоих, но не сказала этого. Может быть, я должна сказать это. Может быть, должна бороться с ним, поцеловать его, заставить его посмотреть мне в глаза и утончённо сказать мне, что он никогда не мог никого любить. Но нет. Я боялась потерять единственного человека, который есть у меня. Я до сих пор с ним. Я знаю, что независимо от того, сколько людей получат моё тело, он единственный, кому я отдаю свою душу. И я знаю, что меня не устраивает любить его целомудренно издалека. Я буду так делать, если это всё, что я могу иметь. Я так делала. Но я знаю, чего хочу, знаю, что наблюдение за ним заставляет меня чувствовать себя горячей, чувствовать себя возбуждённой. Я знаю, что, когда клиент груб, мысли о Бити делают моё тело более влажным и я в состоянии справиться с этим лучше. Я знаю, что буду получать удовольствие от секса с ним. Это не было бы бездушной пустой вещью, вроде моих назначений. Но я не буду подталкивать его к этому. Не хочу ему говорить, что я люблю его, если он боится любви. Это путешествие в Капитолий было довольно рутинным. В этом году менторы получают новые планшеты, более совершенное оборудование для ранней отправки подарков спонсоров, чтобы следить за жизненно важными органами наших трибутов, не утыкаясь в большой экран по двадцать четыре часа в сутки. Я узнаю базовый дизайн Дистрикта Три, хотя и не моей работы, но они до сих пор в любом случае вызывают нас на тренировки. Они пользуются нами — нашим присутствием на Капитолийских интервью и вечерниках, и вот теперь для неё. Свидание Бити. Её вводят в наш номер, наш эскорт ведёт её за руки, безгласые и шеф-повар на нашей кухне готовят еду, команда подготовки готова представить нас как хорошо ухоженных и одетых граждан верхушки Панема, а не как сумасшедших убийц или скромных изобретателей. Гала была нашей сопровождающей в течении нескольких последних лет, достаточно обыденно знакомой с этим, достаточно, чтобы широко улыбаться, когда она представляется нам. Как говорится, я намеренно проигнорировала имя капитолийки. Не хочу знать его. Гала приходит к нам, чтобы немного обнять нас перед своим уходом, и шипит инструкции последней минуты нам в уши. — Ты, — тычет мне она, — должна быть тихой и спокойной на протяжении всей трапезы. Я ожидаю вежливого разговора, или иначе... Потом она тычет Бити в бок. — Ты должен быть «в готовности» немного дольше. Ты можешь справиться с этим. Должен будешь. Она воздушно смеётся и выходит, говоря женщине наслаждаться собой и громко захлопывая двери позади неё. Обед прекрасен. Пища, я имею в виду. Всегда Капитолийская еда. Шеф-повар заранее приготовил её для нас, предпочитая множество наших любимых блюд. Я чуть-чуть шучу, потому что Бити едва ест и женщина откусывает по кусочку-другому от каждого блюда, что-то бормоча о своей фигуре. Каждый её взгляд на меня — это момент, когда Бити может расслабиться, поэтому я бросаю все свои усилия на кивки её маленьким историям, надеясь, что моя улыбка тёплому хлебу с маслом сойдёт за улыбку в ответ на её последний анекдот. После обеда я пытаюсь ускользнуть, но она машет мне рукой. Я встречаюсь с глазами Бити, и он пытается улыбнуться мне: «Дай мне немного силы!», но его глаза пусты. Это расстраивает меня больше, чем всё остальное. — Если вы хотите нас обоих, это будет стоить больше. — Я задираю свитер и выставляю челюсть, готовая к схватке, как прежде. — Что? Дорогая... — заикается она. Её глаза расширены и удивлены настолько, что она, возможно, из тех, кто реально верит, что мы здесь добровольно, по нашему собственному желанию. Интересно, а если эта связь могла быть подарком? Она по-настоящему не знает, там был денежный обмен. — Я просто думала, что ты могла бы присоединиться к нашему небольшому разговору! Бити встречается взглядом со мной и говорит «пожалуйста». Я не хочу, чтобы Бити попал в беду или же иметь дело с плохо удовлетворённым клиентом, поэтому останавливаюсь. Если я смогу отвлечь её внимание от него хотя бы на секунду, это будет полезно. — Это была шутка, — говорю я, пожав плечами. — Я очень ужасна в Капитолийском юморе, но стараюсь. Она смеётся, сейчас намного комфортнее. Они все знают, что когда есть что-то от меня, я получаю большую свободу действий. — О да, я понимаю. Она гладит бедро Бити, тот сдерживает большую часть своей дрожи, но я могу видеть гнев в его глазах, и как вспыхивают его ноздри. Я сажусь рядом с Бити, несмотря на то, что она указала мне сидение рядом с собой. Он слегка расслабляется в меня, его рука и верхнее бедро касаются моих, отодвигая себя от неё. Она задаёт вопросы: о Бити-менторе, о нашей повседневной жизни. В то время как она должна бы быть фанатом Дистрикта Три, она, очевидно, интересуется только жизнью Бити, поэтому я отвечаю неопределённо и так уклончиво, как только могу, со своими нерешительными слогами. Я преуменьшаю количество времени, проведённого нами вместе, поскольку не хочу колоть её ревность. Остаюсь в гостиной так долго, как могу, пытаясь не смотреть на её руку, массажирующую его бедро, или как она, облизывая губы, смотрит на него из-под ресниц. В момент, когда у меня есть свобода сделать это, я практически мчусь в свою спальню, захлопывая дверь и опираясь на неё, пытаясь сдержать гнев, страх и разочарование. И это возвращает меня обратно, чтобы я могла слышать их. Я знаю, что они делают так, чтобы Бити брал то, что было бы сложно для него и он будет получать удовольствие от этого хотя бы чуть-чуть, по меньшей мере, физическое. Я желаю, чтобы они дали мне что-то подобное. Иногда алкоголь помогает, но уже тогда я видела слишком много наркоманов среди других победителей. Алкоголь или морфлинг. Так что я в основном сама по себе. Во всяком случае, таблетки работы Бити, чтобы принять их, означают, что звуки могут быть настоящими, и я хочу закрыть глаза, и притвориться, что они настоящие, но для меня. Хочу так ужасно притвориться, но я чувствую себя грязной, и не хочу предать Бити в любом случае; поэтому я останавливаюсь и когда я стараюсь закрыть уши и гудеть, но чувствую, может быть, мне нужно наказать себя слушанием, или, может быть, я могу помочь ему, взяв на себя часть боли. Всё, что знаю — то, что я не могу ни выключить, ни игнорировать это, и я вжимаюсь лицом в свои руки: так, по крайней мере, моих слёз не будет везде и вокруг. Я могу расслабиться только тогда, когда слышу её уход, и даже тогда — только немного. Мои губы чувствуют себя опухшими от укусов, а мои глаза — красными из-за сильного зажмуривания, но взгляда в зеркало достаточно для понимания — я смотрю как обычно. Нет ничего из моих эмоциональных потрясений. Одно из преимуществ моего время от времени бесстрастного лица. Я переодеваюсь в ночную рубашку, надеясь на то, что смогу хоть немного поспать, или, на худой конец, просто полежать в темноте в постели и очистить свои мысли, чтобы я могла отдохнуть в течение некоторого времени. Почти не слышу стук в дверь: он так лёгок и нерешителен. — Войдите, — говорю. Слово застревает в горле, но Бити должен быть отчаянным, чтобы увидеть дружественное лицо, потому что он входит немедленно. Он выглядит опустошённым. Таким непохожим на того Бити, которого я знаю и люблю, что мне хочется плакать за него. Он несёт полотенце и свёрток одежды. — Я могу воспользоваться твоим душем? Я... Я не могу быть один. В моей комнате, наедине с собой. Я киваю. Он слабо улыбается и входит в мою ванную. Провожу следующие десять-пятнадцать минут, глядя на закрытую дверь и слушая журчание душа. Мой разум покидает моё тело. Возможно, это длилось двадцать минут. Я не могу следить за временем, когда делаю это, когда меня на самом деле здесь нет. Я просто не могу справиться с тем, что мой милый, нежный Бити расстроен. Я сижу на кровати, сжимаю одеяло и просто жду, жду увидеть тот момент, если мой чудесный Бити всё ещё опустошён, когда он покидает ванную. Если есть что-то мёртвое внутри него, то я потеряю это навсегда. Когда же дверь с треском открывается, я вскакиваю, не в силах скрыть, как на грани я сама — или моё нетерпение увидеть его. Он выглядит лучше. До сих пор сам не свой. Не мой Бити. — Ты... Я борюсь за слова, за способность выражать что-то из того, что я чувствую или даже дать крошечную частичку комфорта. Он до сих пор терпеливо ждёт. Он так добр. — Ты можешь остаться. Я делаю нечёткое движение к своей кровати. Мы делили постель раньше, когда один из нас был особенно расстроен или напуган. Нечасто и не в последнее время, но он не должен быть один. — Я могу... в кресле. Я могу спать в кресле, если ты не хочешь быть затронутой. Сейчас его улыбка намного более искренняя. — Я хотел бы поделиться. Он кладёт свою сброшенную одежду и теперь ёрзает любовно руками. Внезапно он нарушает тишину. — Это заставит тебя чувствовать себя грязной? Сначала я думаю, что он имеет в виду то, что мы делим постель, но потом понимаю, что речь идёт о назначении. О сексе. Я кусаю одну из сторон моей губы, пытаясь придумать ей положение. — Нет... не грязной. Использованной. Мои руки закатывают шариком вверх шёлк моей ночной рубашки, зажав его в кулаках, поэтому у меня есть что-то, на чём могу сконцентрироваться. — Акт не грязный, это намерение. Тог... что я не хочу этого. Я не уверена, что он меня понял. Секс не грязен. Плотская любовь не плоха. Я люблю тебя, Бити. И это не испорчено. Он потирает лоб, зажимает переносицу чуть повыше своих очков. Конечно, это признаки напряжения от головной боли, и я инстинктивно двигаюсь вперед, чтобы помочь ему. Я ловлю и останавливаю себя, прежде чем я касаюсь его, но что меня поражает — то, что он не дрогнул при всём этом. На его лице промелькнул взгляд разочарования — на долю секунды после того, как я остановилась. Думаю, что он хотел, чтобы я прикоснулась к нему. Я очень-очень медленно двигаю руку к нему. Он позволяет отдохнуть ей на своём плече. — Я больше не чувствую себя принадлежащим самому себе, Вайресс, — говорит он мягко, почти умоляюще. Его голос звучит, как у ребёнка, нуждающегося в комфорте, что вдохновляет меня сделать шаг ближе к нему. Я чувствую его прерывистое дыхание на моём лице. — Они владеют мной. Капитолий. У меня нет ничего. Его принятие моего прикосновения делает меня смелой. — Я вижу тебя там. Я всё ещё вижу тебя, а не их. Я задеваю его щеку кончиками пальцев моей свободной руки, радуясь, что его реакция — не дрожь, а трепет. Движение удовольствия. Его голос настолько мягок, что это почти всхлип. — Я просто хочу незапятнанную часть себя... часть, которую они не смогут тронуть. Я закрываю глаза. Не могу сказать, причинит ли ему это боль или поможет, но я должна дать ему знать. — Эта часть тебя в моём сердце, Бити. Там нет ничего, что они могли бы сделать там с тобой. Ничего, что они заставляют тебя делать... это не изменяет эту часть. Я жду от него, что он оттолкнёт мои руки прочь или скажет мне прекратить так думать, но вместо этого он прижимается своим лбом к моему, прохлада оправы очков ласкает мою бровь. — Неужели ты думаешь, что это правда? — шепчет он. Я хочу кивнуть, но не могу без того, чтобы отодвинуть его прочь, так что пытаюсь найти свой голос. — Да. — Я глубоко вздыхаю. — Ты там глубоко. Я шевелю рукой, чтобы указать ею на сердце и оставить её расслабленной между нами. — Они не могут изменить того, как я люблю тебя. Он резко вдыхает при слове. Люблю. Он не спорит, хотя... — Они никогда не получат всего тебя. Никогда, — яростно говорю я ему. Его плечи расслабляются и руки находят мои плечи, удерживая меня на месте. Его глаза находят мои, он выглядит скорбным, но больше не расстроенным. — Спасибо, — шепчет он. Он наклоняет голову, прокатываясь из точки соприкосновения наших лбов, пока его рот не оказывается на моём, тёплом и зовущем. Он мягкий и сладкий, и я чувствую чистое блаженство, пока я не понимаю, почему он это делает, и я должна отстраниться. — Я — не они. Я знаю, что мои глаза дикие и страшные, я видела своё паническое лицо много раз в зеркале. — Я не нуждаюсь в благодарности, мне не нужна плата. Бити кажется удивлённым и потерянным. Удивляюсь, если он действовал на инстинкте. Даже если он не имел в виду оскорбление, это было именно то, к чему он привык. Даже тогда мой рациональный мозг не может пробиться сквозь ту часть меня, что расстроена. Мой мозг отключается, а мысли и сердце мчатся наперегонки. Мои ногти вцепляются в шёлк моей ночной рубашки. — Нет, нет, нет. Нет, нет, нет, нет. Я знаю, что звуки выходят из моего рта. Знаю, но не могу это остановить. Бити в моей комнате, красивый, замечательный Бити. Разумный, терпеливый, добрый, милый и смешной. Свежий из рук Капитолийской любовницы, обрабатывающий меня точно так же, как её. Бити смотрит на меня, руки неловко по швам, глазам больно видеть. — Я... я думал, — заикается он. — Что ты хотела... Я энергично качаю головой. — Я хочу только того, что ты можешь свободно давать. Мои руки царапаются ногтями во рту, и я должна говорить через них. Я чувствую, что задыхаюсь. — Ты любишь меня. — Его голос пустой. Я киваю. — Я просто... хотел бы знать, как это чувствуется. Если бы это было по-другому. Потому что ты любила меня. Он внезапно выглядит очень старым, таким уставшим. Я останавливаюсь, облизывая губы. Мой рот полностью стал сухим, нервным. Моё дыхание тяжёлое, но подчиняется мне, успокаивающееся, когда я, как обычно, заставляю свои лёгкие ровно дышать. — Это по-другому. Ты должен был сказать. Я делаю к нему несколько прерывистых шагов, и несколько рваных вздохов. — Я не против, не против целовать тебя, если это причина... если это для тебя, если это потому, что я люблю тебя. Я протягиваюсь в попытке слегка схватить его руку. Моё дыхание наконец-то снова стало нормальным, и я больше панически не глотаю полные лёгкие воздуха. — Мы... мы могли бы попытаться ещё раз, — предлагаю я. Он слегка улыбается и вместо согласия просто берет мои щёки в ладони и тянет меня рядом. На этот раз он ориентируется намного лучше, его губы парят над моими на мгновение, прежде чем соприкоснуться. Наш поцелуй прекрасен. Ничего похожего на прикосновение к клиенту. Я сдерживаю своё желание, позволяя Бити вести в поцелуе. Он увеличивает давление понемногу за раз, но контролирует контакт, так что в конце концов наши тела прижаты друг к другу, и его руки вокруг меня, и его рот настойчиво движется над моим. Я безнадёжна, и так постоянно принадлежу ему, поэтому я никогда не смогу распутать наши два сердца. Я хотела бы что-нибудь сделать для него. Поцелуй длится некоторое время, даже когда он тянет немного назад, это просто дышать через его нос и прикасаться к моим губам опять и опять, снова и снова. Кажется, он с трудом со временем заставляет себя остановиться. Когда он говорит, его голос полон удивления. — Это так по-другому. Не то же самое, как для всех. Он пробегает пальцем вниз по моей щеке. Я медленно открываю глаза, чтобы найти его, смотрящим на меня так, как будто я его спасение. Слишком много для того, чтобы обработать это моей головой, я не могу встретиться с ним взглядом, подняв голову. — Пора ложиться, — бормочу я, пятясь и оттягивая одеяло назад. Когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него сквозь свои волосы, он, похоже, стал снова робким. — Спасибо. — Он проскальзывает в постель рядом со мной. — За всё. — Конечно.