Вечный рассвет

По телу пробегают мурашки от лёгкого, но тем не менее холодного ветра, исходящего из открытого нараспашку окна. Ночь сегодня оказалась холодной, если сравнивать с остальными днями. А может это мне это просто кажется. На ощупь пытаюсь найти одеяло, но моя попытка оказалась безуспешной. Сонно потирая глаза, я встаю и иду к окну, стараясь не споткнуться об собственные ноги, которые постоянно подкашиваются. Закрываю и поворачиваюсь к нему спиной, присев на край подоконника. В свете фонаря, что находился прямо перед нашим домом, можно разглядеть как вздымается грудь закутавшегося в одеяло парня. Неосознанно для самого себя улыбаюсь и убираю челку, которая вечно лезет в глаза, назад. Отталкиваюсь руками от подоконника, возвращаясь обратно в мягкую кровать, которая с удовольствием приняла меня к себе в объятия. В данный момент не хочется включать свет и искать себе одеяло, чтобы укрыться, поэтому я остаюсь на месте. Я прижимаюсь к спине Фила, стараясь не разбудить, и утыкаюсь носом куда-то в район шеи. Он вдыхает полной грудью и немного ёрзает, словно находит позу поудобнее. Затаив дыхание, не смею двигаться и лишь одними губами произношу: — У нас так мало времени. Поздним утром меня будит ужасный грохот, доносящийся с кухни. Я, непричёсанный, в футболке, небрежно заправленной в пижамные штаны, сразу же бегу к источнику звука. На полу лежит разбитый горшок с цветком, название которого слишком длинное и труднопроизносимое. Ему Фил отдал много свободного времени, стараясь как можно дольше сохранить его процветание. Но сейчас оно завалено кучкой земли, и листья, выглядывающие из-под осколков, подпалены чем-то. Фил сидит за столом, поставив локти на деревянную поверхность, и его пальцы сплетены в замок, подпирающие подбородок. Из-под оправы очков видно, как его глаза мечутся из стороны в сторону, поблескивая на свету. Каждый раз, когда погибало его растение  — по его вине или нет — Фил принимал всё близко к сердцу и никогда не был готов к такому, тяжело переживая, будто теряя живого человека. Но сейчас что-то отличалось от всех прошлых раз, однако что точно я сказать не могу. — Я… я всё уберу, — раздался тихий прерывистый голос. Я молчу. Переступаю через части горшка и внимательно смотрю на своего соседа, слегка прищурившись. Встаю позади него, скрестив руки на груди, и облокачиваюсь о тумбочку, сверля его спину взглядом. А Фил, видимо, ощущая это, начинает ещё сильнее переживать и прикрывать рукой правую часть шеи. После нескольких минут оглушительной тишины, я всё-таки произношу: — Ты хорошо себя чувствуешь? Но он сделал вид, что ничего не услышал. Это напрягло меня, заставляя поджать губы. — Дэн, мы будем в этом году украшать наш дом? — Фил поворачивается ко мне, натягивая фальшивую улыбку. Я удивленно смотрю на него, немного не понимая, о чём он говорит. — Сегодня же Хэллоуин, ты что, забыл? — он хихикает, продолжая улыбаться, но уже искреннее. А я ведь действительно забыл. Я киваю, как бы соглашаясь со всем, что он спрашивал. — Вот и прекрасно! — Фил встает, хлопнув в ладоши, — В этом году твоя очередь украшать дом. Я пока уберу всё и приготовлю пирог. Он берет большой мусорный мешок, совочек и метлу и начинает аккуратно прибирать следы разрушений. Я, не медля, иду к себе в комнату, переодеваюсь и поднимаюсь наверх, к кладовке. Открываю дверь и захожу внутрь. Наша кладовка была бы очень просторной, если бы не старые диски, разбросанные повсюду, полки с книгами и просто неимоверное количество различных коробок, среди которых найти нужную мне было практически невозможно. Но спустя примерно полчаса мне всё же удается найти ту самую с крохотной надписью «Хэллоуин». Выхожу из комнаты, закрывая дверь ногой. Сажусь сразу же возле порога и кладу большую коробку возле себя. Сдуваю пыль, которая появилась за долгий год, чихаю и слышу с нижнего этажа громкое «Будь здоров!». Внутри лежат различные пластиковые паучки, шляпы и костюмы, черно-оранжевые гирлянды и прочие вещи, связанные с праздником. Тяжело вздыхаю, пытаясь собраться с мыслями, примерно представляя, где что будет стоять. На улице пахнет липой и сыростью. Несильный влажный ветер дует в лицо, отчего остаются еле ощутимые капельки воды. Ставлю стремянку и забираюсь на неё, держа в руках гирлянды и всё время боясь того, что упаду. Вешаю их на выступы в виде различных крючков на крыше, постоянно держась за что-нибудь. После нескольких таких заходов я всё развешиваю, радостно спрыгиваю с последней ступеньки и облегченно выдыхаю. Расставляю на газоне небольшие тыковки с различными вырезанными лицами, чтобы наш дворик не выглядел пустым. На окнах появились игрушечные, но вполне реалистичные пауки и летучие мыши. Уже слышны веселые крики детей, а это значит, что скоро начнется всё праздничное действо. И меня это не особо радовало, так как мне придётся постоянно бегать по дому, открывать двери и отдавать детям конфеты. Но волновало больше то, что Фил не проронил почти ни слова за время. Он отошёл от того, что произошло утром, но продолжал себя странно вести. Я мог с уверенностью сказать, что с ним не всё хорошо, но у меня не было ни единого доказательства этому — он тщательно пытался выглядеть естественно и непринужденно. Приятный запах свежего тыквенного пирога распространился по всему этажу, а последние несколько часов я не клал себе в рот ни единого кусочка еды. Я смотрю на парня, одним лишь взглядом прося хотя бы маленький кусочек. Фил смеется и отрезает мне небольшую часть долгожданного лакомства. — Только осторожно, он ещё горячий, — сказал он, пододвигая ко мне тарелку. Но я его не слушаю и сразу же налетаю, обжигая пальцы. Терплю покалывания, открываю рот, чтобы наконец ощутить вкус, и тут раздается звонок в дверь. Чёрт, как же вовремя. Я, нехотя покинув кухню, иду ко входу, что-то недовольно бурча. Поправив рукава толстовки и накинув капюшон, я беру тарелку со сладостями и открываю дверь. — Конфеты или жизнь! — прокричали трое мальчишек одновременно. — Вау, классные костюмы, ребята, — произношу я, улыбаясь от миленьких костюмов, — Вы наверняка долго трудились над ними и за такую работу получите свои конфеты. Я беру несколько конфет, что поместились у меня в ладони, и стараюсь разделить их равномерно между ними. Они благодарят меня, заглядывая в свои мешки. Старший — если судить по внешнему виду — мальчик дергает меня за рукав и восхищённо спрашивает: — А как Вы сделали такие реалистичные шрамы? Я нервно сглатываю, ощущая, как всё внутри меня сжимается, и по телу пробегает холодок от этого вопроса. Ставлю сладости на стол, схватив рукава толстовки пальцами. — Это настоящие порезы. Мальчишка сразу же резко убирает свою руку и в ужасе пятится назад, округлив глаза. Его друзья, услышав это, делают то же самое, и спустя пару секунд они все убегают. Сквозь громкий топот я слышу, как кто-то из них крикнул «Придурок!». Тяжело вздыхаю и захожу обратно, громко захлопнув дверь. В ярости бью кулаком по столику, отчего всё находящееся на нём с грохотом подпрыгнуло. — Не слушай их, Дэн. Они просто ничего не знают, — пытается поддержать меня Фил, печально улыбнувшись. — Я уверен, что если бы эти дети… — Им было бы плевать, понимаешь? — обрываю я его чуть ли не сорвавшимся голосом, недовольно посмотрев куда-то в пустоту, — Прости, мне надо побыть одному. Я поднимаюсь к себе, а он понимающе кивает, провожая взглядом. Слышу тяжёлый кашель Фила и останавливаюсь на ступеньках, поворачивая голову. Следом слышится «Всё хорошо» и смешок, который, на мой взгляд, вызывал подозрения и был весьма неуместен. После паузы я продолжил подниматься. Падаю на кровать и обессиленно закрываю глаза, пытаясь не думать о том, что сейчас произошло. Никогда не любил детей и их любопытную натуру, вечно нуждающуюся в познании чего-то нового и того, что её касаться не должно никоим образом. Желание что-либо делать пропало окончательно. Единственное, на что я сейчас надеялся, это то, что с Филом всё будет хорошо. Спустя долгие несколько месяцев я продолжал надеяться. Положив голову на белоснежную кровать, я лежу с закрытыми глазами в помещении с голубыми пастельными стенами. В почти мертвой тишине, разбавляемой практически неслышным дыханием, размеренно тикают часы, отдаваясь в голове громким шумом. В самой больнице так же тихо, будто мы находимся лишь вдвоём. Фил лежит здесь на протяжении недели. Я приходил к нему ежедневно, и с каждым новым днём часы, что я сидел с ним, увеличивались. Последние три дня я практически не выходил из здания. Я не могу оставаться наедине с собою и собственными мыслями, которые начинали пугать уже после пятнадцати минут рассуждений. Меня постоянно терзает желание быть с ним. И чем больше я не видел его, тем сильнее я скучал по нему. Врачи долго и упорно сопротивлялись и говорили, чтобы я уходил, и что пациенту требуется спокойствие. Но в конце концов они сдались, увидев, что я слишком упёртый и не уйду, даже если они пригрозят мне смертью. Его время неумолимо летело, не желая останавливаться ни на секунду. Я должен что-то сделать для него. Я обязан. Чувствую, как рука сжимает мою ладонь, переплетая пальцы и выводя из полусонного состояния. Приподнимаюсь, чтобы посмотреть что происходит. Фил глядит на меня глазами, лишённых каких-либо эмоций. От них идёт лишь холод, заставляющий меня съежится. — Дэн… — раздается хриплый голос, нарушающий спокойствие, — Давай сбежим, Дэн. От неожиданности я впадаю в ступор. Я не был готов услышать нечто подобное от него. — Тебе следует пройти курс лечения. Они вылечат тебя. — Ради меня, — Фил сжимает мою руку сильнее; он дрожит, — Пожалуйста. Я еле заметно киваю, сам не зная, почему соглашаюсь на это. В его глазах проскочил огонёк, и они начали живо блестеть. Он отпускает меня, и я встаю, чтобы проверить, есть ли кто-нибудь в коридоре. Выглянув, я замечаю в самом конце двух врачей, о чём-то заинтересованно беседующих. Не думаю, что они смогут нам помешать. Фил убирает со своего тела различные провода и капельницу, прилепляя пластыри на места повреждений. Он достает из шкафчика свои вещи и переодевается, оставив больничную сорочку на кровати. Я открываю окно и жду, пока всё будет готово. Он подходит ко мне, уже готовясь вылезать, но я останавливаю его, хватая за край футболки. «Ты действительно этого хочешь?» — спрашиваю я его, а он, серьёзно посмотрев на меня, произнёс: «Да. Я хочу провести оставшееся время с тобой, а не лежать в этой больнице». С лёгкостью выбирались из здания, так как палата, где буквально полчаса назад лежал Фил, находилась на первом этаже. Мы быстро добрались до дома, взяв лишь рюкзак, немного денег и большую бутылку воды. Желание убежать подальше овладело нами двумя, затуманив рассудок. Я выхожу из дома, а следом за мной Фил. Ни я, ни он не собирались тратить деньги на транспорт — решили идти пешком. Определенного места, куда бы нам хотелось отправиться, не было. Просто тихое безлюдное местечко где-нибудь на окраине города. И мы нашли его. Это большое поле с дурманящими ароматом цветами. Долго бродили под раскалённым солнцем, слушая приятную музыку и наслаждаясь компанией друг друга. Бутылка уже давно пуста, да и от денег не осталось ни единого фунта. Фил, несмотря на свою болезнь, всё время бодр, что меня очень радует, ведь ему нельзя предаваться унынию сейчас. Он лежит на траве при мутном сиянии луны, отчего его кожа кажется болезненно белой, что отчасти было правдой. Ложусь рядом, пытаясь разглядеть его лицо как можно ближе. Фил невинно улыбается и отводит взгляд. — Красивые сегодня звезды, правда? — спрашивает он, смотря на тёмно-синее небо, усыпанное миллионами маленьких огоньков. — Красивые, — отвечаю я, продолжая смотреть на него до неприличия долго, каждый раз заостряя своё внимания на губах, что расплываются в улыбке. По его щеке катится капля. А за ней ещё и ещё. Прохладный мелкий дождь усыпал его, создавая впечатление веснушек, поблескивающих на свету. Он садится, срывая первые попавшиеся под руку цветы, и начинает делать венок. Фил с большим усердием вплетает каждый цветок, слегка высунув язык. А я, подперев подбородок рукой, продолжаю изучать каждую черту лица. Неожиданно Фил оборачивается и сокращает расстояние между нами до нескольких сантиметров. Он надевает венок мне на голову, слегка приподнимая её. Вздрагиваю, когда Фил проводит одними подушечками пальцев по моим губам, наблюдая за реакцией. Непроизвольно прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь держать себя в руках. Он почти невесомо проводит кончиком носа по шее, обжигая кожу горячим дыханием. Никто из нас не решался сделать это первым. Но Фил, спустя несколько минут сладких мучений, отважился. Он немного неловко целует меня, передавая ту любовь, что пылает в нём ярким пламенем. Мы целовались много раз, но сейчас происходит что-то такое, что нельзя выразить словами. По всему телу распространяется тепло, мягко укутывая и создавая чувство радости. Фил отстраняется, довольно ухмыляясь, а я продолжаю сидеть в том же положении, смущаясь, будто в первый раз. Он, оставив легкий поцелуй на щеке, треплет мои волосы и тихо хихикает надо мной. Мы просидели тут всю ночь, болтая о чем-то непонятном, что я даже не смог запомнить о чём именно. Но это не было важно. Ближе к рассвету мы двинулись к обрыву, который находится не так далеко от полянки. — Зачем ты это сделал? — произносит Фил, засучив рукава моего свитера, и смотрит на меня испуганными глазами. — Так надо, Фил. Думаю, ты сам прекрасно понимаешь для чего, — отвечаю, утомлённо закрывая глаза, — Скоро рассвет. — Сколько времени у нас осталось? — спрашивает он и тяжело вздыхает, имея примерное представление о количестве. Я прикасаюсь к его шее и смотрю на отрезок времени, меняющийся с каждой секундой. — Чуть больше минуты. У меня приблизительно столько же. Откидываю цветочный венок куда-то в сторону, что всё это время приятно дурманил голову, которая начинала побаливать от этих запахов. Сажусь поудобнее, поближе к Филу, кладя голову ему на плечо. Слышу прерывистое дыхание, не дающее ему покоя. — Знаешь, — начинаю я, — Рассвет приходит каждый день. Солнце встает рано утром, давая начало новому дню. Закат завершает день, виднеется луна, а на улице темно. Всё имеет начало и конец. Мы будем как рассвет, Фил, понимаешь? Мы дадим начало чему-то новому, ведь сейчас мы затухаем. Мы обязательно вернёмся, я обещаю. Я провожу пальцами по его скулам, утирая слёзы. Это всё, что я успел. Спустя много лет, на том самом месте выросли два неизвестных ранее цветка, переплетающиеся друг с другом. Они были необычайно красивы: большие стебли, лепестки нежного оттенка и приятный аромат. Эти цветы смогли пробиться сквозь толщу горных пород, где так давно ничего не росло. И если прийти сюда, на край обрыва, за пару минут до рассвета, сидя в абсолютной тишине и вслушиваясь в каждый шорох, то можно краем уха уловить почти неслышный шепот: «Я же говорил, что мы вернёмся». Рассвет, что всегда был частью этих двоих, продолжался вечность.