Погружаясь в совершенство

Впервые чарующую красоту крови Джим открывает для себя в семь лет. Соседский мальчишка, Эрик Брэвис, пустоголовый тинэйджер из дома напротив, спорит с приятелями, что сможет сломать малолетке нос с одного удара. Несмотря на то, что он проигрывает, удар достаточно точен, чтобы лопнуло несколько сосудов. И уже дома, стоя над раковиной в ванной, маленький Джим широко распахнутыми глазами смотрит, как тяжелые капли крови расцветают неземными цветами, падая в прозрачную воду, растекаясь, бледнея, смешиваясь с ней. Это почти магия, почти священнодейство, и Джим не делает ничего, только стоит и смотрит, как по воде ударяют все новые и новые красные капли, а в наполненной водой раковине распускаются все новые и новые дивные цветы… Новую грань ее совершенства он открывает через месяц, когда наблюдает из-за дерева, как трое старшеклассников избивают Эрика за школьным двором. Все оказалось до смешного просто — стоило только намекнуть им, что это именно Брэвис нарисовал те злобные карикатуры в раздевалке. И теперь Эрик как мешок с мусором валяется на земле и плюется кровью под градом сыплющихся на него ударов. А вокруг, покуда хватает глаз, расстилается нетронутая белизна только что выпавшего первого снега. Кровь с разбитого лица Брэвиса падает на снег — густо-красное на ослепительно-белом — и Джим понимает, насколько права была мать Белоснежки, когда восхищалась брызнувшей на снег кровью. Для полноты картины не хватает только воронов, но Джим считает, что даже так картина идеальна. На протяжении всей своей жизни он не встречает ничего прекрасней и притягательней. И сейчас, когда Джим смотрит, как в этом захламленном подвале Моран аккуратно проводит лезвием по коже подвешенной за запястья женщины, он чувствует, как его собственная кровь начинает быстрее бежать по венам. Джим, безумно не вписываясь в окружающую обстановку в своем дорогом, идеально отглаженном костюме, сидит на стуле в углу, не вмешиваясь и пытаясь обеспечить себе максимальный обзор. Движения Морана выверенные и четкие, видно, что он, несмотря на все то, что можно о нем подумать, не склонен к излишней жестокости. Он просто не чурается никакими методами в достижении собственных целей, а сейчас он, кажется, думает, что это жалкое двуногое женского пола знает, где спрятан какой-то там индийский бриллиант. Ха! Но Джим не спешит переубеждать его. Моран такой сосредоточенный и спокойный, но на его руках уже цветут эти волшебные цветы… и Джим дышит глубже… — О Боже, Себ, — стонет он, глядя на подвешенное на пропитавшихся кровью веревках тело. — Ты понимаешь, что ты художник? Ты — гениальный творец. Кажется, женщина теряет сознание, и Моран выплескивает ей в лицо стакан ледяной воды только для того, чтобы та могла прочувствовать все оттенки боли от очередного удара кулаком в живот. — Я… — она еле шевелит запекшимися губами. — Я не… — Неверный ответ, — холодно отрезает Моран и бьет ее наотмашь по лицу. Она больше не может кричать и лишь сдавленно стонет и слабо подергивается от особенно чувствительных ударов. — Ну хватит, милый, хватит, — произносит Мориарти, снимая пиджак и подходя ближе. — Она прекрасна, видишь? Джим подходит к ней сзади и обнимает, прижимаясь всем телом и позволяя этим дивным цветам расцвести на своей белоснежной рубашке. — Тсс, дорогая, — шепчет он ей на ухо и проводит языком по кровоточащей ране на скуле. — Он тебя больше не тронет. Джим вынимает из пальцев Морана нож и с наслаждением чертит тонкие линии на ее спине. Тонкие алые ручейки… падающие на пол тяжелые капли… — Снова отключилась, — сухо констатирует Моран и снова тянется к воде. Вряд ли это поможет сейчас, но можно хотя бы попытаться. — Не надо, — просит Джим, перехватывая его руки. — Себ, подожди. Мориарти придвигается ближе, наклоняется и начинает слизывать кровь с его рук. — Ты — бог, — шепчет он, вставая на колени и покусывая подушечки пальцев Морана, чувствуя дурманящую соль на губах. Джим слышит, как хрипло дышит полковник, и ощущает каким-то особым шестым чувством, что до срыва тому осталось недолго. — Ты — посланник рая на земле. Моего личного рая. А вот выдержкой Моран, по мнению Джима, никогда не отличался. Не проходит и минуты, как он со звериным рыком уже швыряет Мориарти на заляпанный кровью пол. И когда Моран грубо трахает его здесь, на полу в грязном подвале в полуметре от залитой кровью женщины в глубоком обмороке, Джиму кажется, что он с головой погружается в бездонное море волшебных цветов. Совершенство. Идеальная красота.