Разговор в сумерках

Ранним вечером в 65-й день месяца лаэр 2950 года Третьей Эпохи нескромный наблюдатель, заглянувший в один из укромных уголков дворцового сада в Ривенделле, мог бы заметить там юношу, предающегося некому своеобразному и, по-видимому, не вполне благопристойному занятию. Стоял тот час, который эльфы зовут «ундомэ». Летний вечер, едва-едва начавшийся, обещал быть чудесным; дневная жара спала, и полупрозрачные облачка протянулись по бледно-голубому, еще не начавшему темнеть небу, еще беззвездному; только бледное полукружье луны терялось среди облаков, само похожее на облачко, показывая сведущему, что нетерпеливый Тилион снова выскочил на небо не в свой черед. Сад в этой отдаленной своей части казался заросшим и диким, совсем не похожим на пышные эльфийские сады, гордость Имладриса; здесь почти не было цветов, только густые заросли мяты мягко серебрились в подступающих сумерках, усеянные пушистыми нежно-лиловыми соцветиями, да ярко-голубые незабудки щедро были рассыпаны по высокой траве. Старая вишня склонила свои ветви над кованой скамьей; кое-где в них виднелись последние забытые, уже привялые ягоды – самое лакомое для любого из смертных, вышедшего из беззаботного детства и не вступившего еще в пору холодной зрелости. Впрочем, наш герой, увлеченный своим делом, не обращал на них ровно никакого внимания. Это был молодой человек лет 19-20 на вид, высокий, широкоплечий, худощавый здоровой юношеской худобой; это был сильный юноша – обещающий со временем стать сильным мужчиной. По лицу его, покрытому загаром, по крупным рукам, приметно начавшим грубеть от поводьев, а может быть, и рукояти меча, по всей его одежде, дорогой, но чрезвычайно простой и небрежно носимой, видно было, что эта работа уже начата. Расстегнутый из-за жары ворот его темной коричневато-зеленой туники открывал длинную, загорелую, как и лицо и руки, крепкую шею, резко контрастирующую с молочно-белой гладкой кожей ниже ключиц. Темные, чуть волнистые волосы падали ему на лицо спутанными прядями, потому ли, что он мало заботился о том, чтобы их почаще причесывать, то ли потому, что давно убедился, что причесывать их бесполезно. Итак, как мы уже сказали, юноша, небрежно развалившийся на скамье под вишневым деревом, предавался определенному занятию. Занятие это, уже сделавшееся для него привычным, но пока еще не утратившее прелести новизны, по всей видимости, должно было быть довольно приятным… однако и оно не могло разгладить хмурой складки, залегшей между его бровей. Вечер стоял безветренный и тихий, ни один листик не зашелестел на ветке… однако юноша внезапно приостановился и повернул голову, настороженно прислушиваясь к чему-то. И вдруг подскочил, как подброшенный, Ленивая его расслабленность разом сменилась кипучей энергией. С невероятной скоростью он принялся ликвидировать признаки своего занятия: в мгновение ока все принадлежности его оказались надежно спрятаны во внутренние карманы, все вещественные следы – стряхнуты наземь, раскиданы и втоптаны в траву, и несколько листьев мяты растерты в пальцах, уничтожив даже самый запах его. И как раз вовремя: юноша едва успел заново откинуться на спинку скамьи, с мечтательным видом закусив стебелек мяты – как кусты рядом зашуршали уже отчетливо, и из-за них выступил высокий темноволосый эльф, в котором всякий тотчас бы признал лорда Элронда. Юноша со сдержанным достоинством поднялся навстречу правителю. - Приветствую Вас, Владыка, - он почтительно склонил голову, прикладывая руку к груди. - А мне казалось, что ты уже достаточно вырос, Эстель… - промолвил Элронд своим глубоким, низким и одновременно мягким голосом. – Чтобы перестать, точно боящийся выговора мальчишка, прятать следы своего озорства. Эстель опустил глаза. - Простите, Владыка… Поверьте, я сделал это не из страха, и не из стыда. Я знаю, что Вы не одобряете этого… и мне не хотелось Вас огорчить. Простите, Владыка, - повторил он. – Мне следовало бы знать, что от вас ничего невозможно скрыть. - Если ты желаешь что-нибудь скрыть, следи за руками, Эстель, - проговорил Владыка, заинтересованно глядя на своего воспитанника. – Ты после трапезы тянешься к карману и тут же отдергиваешь руку, как будто спохватившись. - Неужели каждый раз? – пробормотал Арагорн, красный, как рак. - Не каждый, - успокоил его Владыка. – Но нескольких раз было достаточно, чтобы обратить на это внимание. Эльф опустился на скамью, сделав воспитаннику знак сесть рядом. - Ты переменился после этого похода, Эстель, - проговорил он задумчиво. – Не сильно, - уточнил он, предвосхищая вопрос Арагорна. – Но все-таки заметно для того, кто смотрит внимательно. Карманы твои явно потяжелели. И если запах не слишком заметен за запахами дыма костра и конского пота, на худой конец его можно объяснить компанией нашего общего Серого друга, если на большом пальце правой руки это может быть и въевшийся травяной сок… после возвращения ты стал слишком часто грызть мяту, Эстель. Арагорн поспешно отбросил стебелек мяты, который до сих пор машинально крутил в руке. Элронд рассмеялся и глубоко вздохнул. - Ладно уж… что поделать, кури. Не стану отрицать, что мне это не по душе, но все же не больше, чем когда ты вот так неприлично таишься. Элронд с усмешкой покачал головой. - Из всех привычек, которые можно было перенять у Гэндальфа, надо ж тебе было выбрать именно эту! - Благодарю, Владыка. Эстель поклонился, после всего этого минутного замешательства снова обретя спокойное достоинство потомка могущественных королей. Однако разрешением не воспользовался. Где-то в листве защебетала птичка. Элронд поискал ее взглядом, наклонившись, тоже отломил веточку мяты, поднеся к лицу, вдохнул ее запах… и только тогда заговорил снова: - Эстель, что за тяжесть у тебя на сердце? - Что? - Я слишком хорошо тебя знаю, Эстель, - древний эльф покачал головой. Уже без улыбки. – Ты действительно не хочешь меня огорчать. И привычка эта за столь короткое время не могла еще сделаться настолько властной, чтобы ты не смог продержаться нескольких дней… или хотя бы уйти для этого дела подальше. И тем не менее ты сидишь здесь, куришь и хмуришься. Так что же случилось такого, что непременно требуется развеять дымом? Элронд говорил мягко, скорее рассуждая сам с собой вслух, чем требуя от собеседника ответа, и Эстель колебался. Ему явно и хотелось, и не хотелось ответить. Быть может, из опасения выказать слабость, быть может, из желания выговориться. И все же, помедлив, он сказал: - В этом походе мне впервые довелось убивать. - Не слишком приятное ощущение, - Элронд понимающе кивнул. – Не из тех, которые хотелось бы повторить. Эстель, глядя себе под ноги, продолжал говорить. - В предгорьях мы нарвались на орочью банду. Пришлось драться. Я срубил одного… Похоже, ученик Глорфинделя в этот раз не слишком-то отличился, - юноша поднял на эльфа взгляд, не лишенный самоиронии. – Одним и ограничилось, пока возился – товарищи всех остальных разобрали. Элронд ответил ему такой же полуусмешкой. Определенно, эти двое были в родстве! - Потом, после боя, когда убирали трупы… я стоял и смотрел на это безобразное существо, сраженное моей рукою. Только что оно жило, двигалось, что-то кричало на своем языке, только что сражалось – и вот теперь лежит у моих ног неподвижной кучей. И мне в этот миг вдруг так остро почувствовалось: как же хрупка жизнь! Как легко может она оборваться в одно мгновение – и моя собственная, и жизнь всякого, кого я люблю. - Это так. И теперь ты сделал это на крупицу менее вероятным. - Странное это чувство… - рука Арагорн непроизвольно потянулась к карману, и все же он удержался, и вместо этого сорвал и разорвал в клочья травинку. – Я не могу объяснить этого словами, но все же… вот уже много дней оно не оставляет меня. И здесь, в этой беспечальной цветущей долине, так же остро, как на продуваемых всеми ветрами каменистых пустошах, поросших лиловым вереском… Эльф помолчал, прежде чем заговорить снова: - Я слышал, кто-то из ваших серьезно был ранен? -Да, Брен Летяга. Стрелою в правое бедро. Крупные сосуды, по счастью, не задело, и стрела не была отравлена, мы ее вытащили, но стрела затащила внутрь кусок грязной ткани, от штанины. Мне кажется, я извлек все волокна, но нагноение все-таки получилось… - Арагорн непроизвольно сам увлекся своим рассказом, с живыми подробностями описывая, как боролись с лихорадкой, какие целебные травы он применил, и как одной из них, самой нужной, в той местности не нашлось, и с каким трудом удалось отыскать им пару крохотных стебельков. Старания эти дали свои плоды, и раненый следопыт наконец смог продолжать путь с остальными; к концу похода он был еще достаточно слаб, но Арагорн уверен был, что он окончательно выздоровеет. - И что же, - спросил Элронд, когда тот закончил рассказ, - скажи: ты почувствовал разницу? - Разницу? - В руках. Теперь, после того, как ты убивал – ты ощутил, что тебе стало труднее работать? - Не знаю… - Арагорн задумался. – С такими серьезными ранами я раньше работал только на животных… а на человеке… пожалуй что нет. Юноша внезапно уставился на Владыку… и расхохотался, совсем как недавно сам Элронд. - Лорд Элронд, я теперь понимаю, почему эльдар зовут вас своим вождем! Кроме того, что вы потомок Лютиен Дориатской, - в голосе его слышалось одновременно и веселье, и неподдельное уважение. – Вы каждому умеете сказать именно то, что ему сейчас нужно было услышать. - Мне это действительно интересно, - Элронд мягко улыбнулся, впрочем, даже и не думая возражать. – Я знаю, как это происходит у моего народа, знаю, как бывает у людских целителей… но у тебя, ты это знаешь – особенные руки, и я бы не удивился, если бы на них это отразилось. Потому мне и хотелось это узнать. - Нет. Ничего не изменилось, - повторил Арагорн, на этот раз уже с твердой уверенностью. Похоже было, что эта мысль, да и весь разговор с наставником, принесли ему заметное облегчение. Во всяком случае, складка между бровей разгладилась, и серые глаза его снова глядели ясно и молодо. - Запомни это, Эстель, - медленно и весомо проговорил Элронд. – Как запомни и то, что чувствовал прежде. Жизнь действительно хрупка… и бесценна. И тем важнее защищать и беречь ее. Ты уже сейчас – воин, а однажды сделаешься и вождем. Помни это, и всегда береги каждую из доверенных тебе жизней. - Да, мой лорд. Арагорн склонил голову – почтительно и твердо. - А между прочим, пока ты прячешься тут в кустах, близнецы ищут тебя по всему дворцу. - Как! – воскликнул Эстель с радостным удивлением. – Элладан и Элрохир здесь? - Как же, только узнали - нарочно приехали раньше, чтобы тебя увидеть. - А… извините, лорд Элронд! – и юноша чуть ли не бегом умчался навстречу к своим друзьям. Элронд проводил его долгим взглядом. И, поднявшись со скамьи, сорвал парочку подвяленных вишен. Он думал о том, как быстро вырастают дети… даже эльфийские дети, а человеческие – тем паче. И возвратившись в следующий раз, Арагорн, быть может, уже не заговорит с ним так откровенно… Отец Арвен Ундомиэль еще не ведал, о чем окажется следующий разговор.