23

- По-моему, как то пресновато. - Еще одно слово, и я тебе врежу Он фыркнул, отвернулся и надул щеки. - Да ничего ты мне не сделаешь. - Если мою стряпню называют пресной, я сделаю все, что угодно. За окном зашумели деревья, старая кривая береза ожесточенно застучала в окно, хлестая его старыми кривыми ветками. - Я люблю тебя. - Опять? Не нужно. Он замотал головой и опустил глаза. - Нет, послушай. Я сегодня... Я сегодня уезжаю, ПЭТ. И, - он запнулся, словно проглотил слово, и добавил, - Ладно. Откуда-то с запада подул пыльный сухой ветер и взъерошил ему волосы. - Пэт, ты будешь грустить? - Дурья башка. Он тихонько засмеялся и махнул рукой. - Смотри, какой закат. Так и сидел бы тут вечно, нежась в лучах заходящего солнца и твоей любви. - Заткнись. И я не люблю тебя, ладно? - Знаю. - Он схватил кусок хлеба, запихнул его в рот обеими руками и пробубнил, - Пока, Пэт, пока. Вскочил, и, выпрыгнув за дверь, понесся по дороге, поднимая густые тучи пыли. А больше мы никогда не виделись. Он умер 23 октября. Когда я зашла к нему домой после похорон, провожая его плачущую жену, в спальне на тумбочке возле кровати лежала наша старая, согнутая, стертая, почти обесцветившаяся фотография Я плакала всю ночь. Мне было только 23.