И Стайлз понимает, что счастлив.

Черничная осень вперемешку с опавшими листьями слишком быстро сменилась обжигающе холодной зимой с привкусом голубики, которая своими ледяными осколками, кажется, попадала под кожу, в переплетения вен, а после - прямиком в сердце. Леди зима замораживала все вокруг, в том числе и чувства. Прошло ровно четыре года с тех пор, как Дерек уехал из города. Слишком много произошло за это время и для того, чтобы вспомнить все, не хватит ни времени, ни сил, ни желания. Стайлз уже успел позабыть его хмурый взгляд, вечно сведенные в недовольстве брови и тяжелое, иногда сбитое от бега или драки, дыхание. В последнее время он даже забывал вспоминать о Хейле. Раньше чувства буквально прорезали его кожу, просились наружу, рвали внутренности на мелкие ошметки, заставляли истекать кровью измученное тело, пусть даже только в воображении. Хотя, все же, кровь была. Стилински до сих пор помнит свои первые порезы лезвием по тонкой молочной коже. На предплечье, бедрах, даже под коленями. Шрамов не осталось, и он благодарен своему организму за это. Сейчас уже Стайлз понимает, что тогда это был не выход, что, как бы ему не хотелось, Дерек все равно бы не вернулся. А даже если бы и вернулся, то точно не оценил подобное занятие. И делать это ему было не для кого. Но сейчас каждое воспоминание проносилось перед глазами слишком отчетливо, словно он смотрел недавно отснятую кинопленку. Стайлз помнит, как разбивал руки в кровь об дверные косяки, как врезался острыми кулаками в белоснежную стену, оставляя на ней кровавые пятна, закусывая губу до крови, вперемешку со слезами и дикой болью где-то под ребрами. Как по ночам он захлебывался собственными рыданиями, сдавливал виски пальцами, вжимая ногти в кожу, оставляя на ней красноватые - которые после превращались в лилово-синие - следы-полумесяцы, и, отказываясь верить в то, что хмуроволка рядом больше нет. Стилински не верил в то, что его могут позабыть, променять на что-то более ощутимое и то, что приносит улыбку. Он считал себя обузой и думал, что правильно, что Дерек тогда выбрал Брейден. Хейл никогда и не смотрел в его сторону, а в его взгляде по отношению к Стайлзу всегда можно было прочесть лишь одну эмоцию. И эта эмоция называлась "отъебись". Она запомнилась надолго и засела где-то в самой глубине подсознания, иногда царапая тонкую стену связи с внешним миром и вырываясь наружу. В такие моменты Стайлзу хотелось стукнуть себя по голове кувалдой или умереть. Впрочем, это однозначные понятия. Стилински помнит свой первый стакан виски, который он поднял с тостом "За Дерека!". В тот вечер все посмотрели на него, словно он сбежал из дома Эха. Кажется, тогда он испортил праздник и вечерние посиделки. Он до сих пор помнит осуждающие, почти ненавидящие взгляды в его сторону, прямо в глаза. А вечером Скотт подошел к нему и сказал, что этого говорить не стоило, что все пытаются забыть Хейла и больше никогда не вспоминать. Стайлз не понимал, почему. В тот вечер Маккол ушел из дома друга с разбитой губой и, кажется, сломанным носом, который нещадно кровоточил, а стакан виски по вечерам вошел в привычку. Только, теперь уже, в одиночку. Стайлз помнит свои сны, все до одного, настолько реальные и ощутимые, что по утрам он почти всегда просыпался с нещадно стоящим до боли членом. Но ему даже не хотелось хоть как-то снимать напряжение, потому что сильнее всего в такие моменты хотелось громко выть, кататься по полу и биться головой об стену. От осознания, что это всего лишь сон, обманчивая реальность и то, что придумал его воспаленный мозг, который чаще всего генерировал воспоминания о Дереке, и только о нем. Это было... убийственно. В ту ночь, когда перед глазами Стайлз увидел, как Хейл нежно прикасается к его губам своими, он возненавидел спать. Он помнит и тот вечер, когда однажды сорвался, не выдержал и позвонил Дереку на мобильный. Он знал и до сих пор знает его номер наизусть, порой повторяя про себя, словно это какая-то чудесная мантра, которая сможет исцелить его и вернуть к нормальной жизни. Тогда не было никакого разговора, потому что Стайлз не решился и просто дышал в трубку до тех пор, пока Хейл не сбросил вызов. Впрочем, он и не собирался с самого начала. Конечно, Дерек не знал номера Стилински и никогда бы не догадался, кто ему звонит. Тогда, два с половиной года назад, он лишь услышал скомканное, слишком сухое: "Да. Кто это? Вас не слышно, перезвоните." Потом молчание на пару секунд, словно Хейл прислушивался, и нежный женский голос на заднем плане, который вещал о том, что Брейден вышла из душа и уже ждет Дерека. На этом моменте Стайлз крепко зажмурил глаза, до разноцветных кругов под веками, и сильно сцепил зубы. В один момент в голове даже промелькнула мысль о том, что они покрошатся и превратятся в мелкую пыль. В тот вечер Стилински возненавидел телефонные разговоры и больше никогда не поднимал трубку с незнакомых номеров, задумываясь о том, что возможно кто-то так же безответно думает о нем, хоть и знал, что таких людей в этой Вселенной не существует. Стайлз помнит утро, когда впервые заплакал при отце. Лицо шерифа тогда перекосила гримаса какого-то необузданного ужаса, которая потом переросла в сожаление, жалость, беспокойство и желание помочь одновременно. Но Джон не мог сделать ровным счетом ничего. Он не мог забрать боль сына себе, а даже если бы мог, то от этого груза, который лежал неподъемной ношей на душе, избавиться было невозможно, даже если бы тысяча людей разделила это горе со Стайлзом. Тогда шериф обнял его, поначалу он молчал, а после начал рассказывать о Клаудии - бывшей жене и матери. Он говорил долго, не прерываясь, словно плотину молчания прорвало. Вечером того же дня он записал сына к психотерапевту. Стайлз больше никогда не плакал при отце. Единственное, что плохо помнит Стилински - это свои визиты к врачу. Он ходил к нему четыре раза в неделю - понедельник, вторник, пятница и суббота - и тратил на это четыре часа своей жизни и огромные деньги отца. Это изматывало, но все же приносило какой-то результат. Кроме грусти, в душе Стайлза стали зарождаться, впервые за эти два года, какие-то новые эмоции. Правда, по большей части они были негативными. Например, раздражение. Именно оно занимало первое место в этом списке. Раздражение возникало из-за однотипных вопросов и почти одинаковых фраз так называемого психотерапевта. В некоторые дни Стайлз откровенно бесился по этому поводу, и хотелось высказать отцу все, что он думает о его затее. Спустя три с половиной месяца даже стал заметен прогресс. Визиты сократились до двух-трех раз, в зависимости от его состояния, а дозы таблеток наоборот увеличились почти вдвое. Стилински чувствовал себя лучше и порой даже забивал на все эти хождения. В конце концов, в последнее время он появлялся только для того, чтобы ему вновь выписали рецепт на несколько наименований таблеток, которые так просто не купишь. Мистер Грейс настойчиво звонил, убеждая, что Стайлзу следует продолжить ходить к нему хотя бы раз, что курс не закончен, но его никто не слушал, а после и вовсе не поднимал трубку. Слезать с таблеток было очень тяжело. В один прекрасный день Грейс сказал, что больше никаких рецептов и лечение окончено. Стайлза ломало около трех недель, он не мог спокойно спать, часто потел и чувствовал головные боли, которые вспышками прорезали его сознание. В один вечер у Стилински даже на пару минут отказала нога, в тот момент ему показалось, что жизнь больше точно не имеет смысла. Он стал раздражительным и слишком ранимым для своего возраста. Даже внезапный взгляд случайного прохожего мог вывести его из себя. Еще Стайлзу снились кошмары. Один он запомнил очень четко и ясно. Это был сон, в котором Дерек своими когтями оборотня расцарапывает ему лицо, оставляя глубокие и широкие кровоточащие раны. В ту ночь Стилински с криком подскочил на кровати, держа обе руки на своем лице, а потом побежал к зеркалу в ванне, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Он навсегда запомнил красное свечение радужки глаз альфы и разъяренный рык, от которого пробежали мурашки по позвоночнику. Впрочем, кроме этого ужасающего визита во сне, Стайлз почти и не думал о Хейле. По крайней мере, с его синдромом отмены и резкого отказа от таблеток, ему было совершенно не до хмуроволка.

***

Дни летели медленно. Они напоминали тягучую пригоревшую карамель, которая была отвратительной - слишком сладкой, но одновременно горькой и черной из-за того, что ее передержали. Осень Дереку запомнилась убийством в городе, который они с Брейден выбрали для своей дальнейшей жизни. Сент-Джонс, находившийся на востоке Канады, вообще-то всегда отличался спокойным и размеренным ритмом жизни, улыбчивыми людьми и уютными ресторанчиками. Выбор Хейла пал именно на этот уютный городишко, потому что он понял, что устал от всего сверхъестественного. К тому же, город находился на самом побережье и покорял своими видами. Дерек купил огромный пентхаус в одном из небоскребов, который чем-то напоминал лофт, в котором он жил раньше. Еле уловимые смежные черты, но они были. Возможно, так получилось именно из-за некоторой тяги к прошлому и всему, что осталось позади. Он иногда вспоминал Стайлза, но в первые полтора года это были совершенно случайные воспоминания, которые не сбивали с толку и даже не отвлекали. Порой Хейл улыбался краешком губ и продолжал лежать в одной постели с Брейден, обвивая ее тонкую осиную талию своими крепкими руками. Он знал, что она буквально боготворила его и каждый день готовила самые вкусные во всей Канаде ужины, а Дерек каждое утро, несмотря на то, каким оно было, заваривал любимый черный кофе с двумя кубиками сахара и сливками для нее, и чистый для себя. Хейл понял, что что-то идет не так, когда Стилински начал медленно переезжать в его голову на постоянное место жительства, несмотря на то, что он старался отмахиваться от подобных мыслей, но вместо этого он вспоминал неугомонного Стайлза все чаще и чаще. Отправной точкой стало Рождество два года назад. В тот момент, когда Дерек напился виски с волчьим аконитом и понял, что... скучает. Неистово, нетерпимо и до дрожи в коленях. В тот вечер он разбил пустой стакан об стену, а потом впечатал свой кулак в зеркало, раскрошив то на осколки и вгоняя стекло прямо в костяшки пальцев. Брейден не пришла спрашивать, что происходит, потому что уже на протяжении года замечала смену настроения Хейла. Она всегда относилась к той категории людей, которая предпочитала не лезть в чужую голову, даже если это был близкий человек. Где-то краем сознания она понимала из-за чего все это происходит, но отказывалась верить. Она не пришла даже тогда, когда на следующий день все повторилось. Брейден было немного жаль зеркало, которое она только приобрела в гипермаркете этим утром. Дерек понял, что его нужно спасать спустя восемь месяцев после случившегося. Он больше не бил стаканы и зеркала, не разбивал руки в кровь и уж точно не срывался на Брейден. В последнее время они почти не разговаривали, и Хейл понимал, что совсем скоро наступит момент, когда она уйдет. Он понимал, что это точка невозврата и, видимо, конец для них обоих. В большей мере, он был даже рад подобному исходу событий, ведь это был не Стайлз, и не он собирал свой темно-синий чемодан прямо на глазах у Дерека. Брейден складывала вещи аккуратно, по стопочкам и по цвету, хоть их было не так уж и много. На выходе она привычно накинула свою кожаную куртку, немного грустно улыбнулась Хейлу и произнесла фразу, которая врезалась в сознание намертво: "Надеюсь, тебе будет хорошо с ним, Дерек. Только не облажайся, ладно? И не сверкай своими красными волчьими глазами." И после она просто ушла, уже из-за двери кинув что-то вроде того, что они еще не прощаются. Хейл устало скатился спиной по шершавой стене и сел прямо на пол, упираясь локтями в свои колени и закрывая лицо. Той ночью весь Сент-Джонс слышал странный громкий вой, который навевал ужас, и тучи страха словно сгущались над городком. Дерек уже точно знал свои намерения спустя пять месяцев. Все это время он обдумывал происходящее, волк рвался наружу, но Хейл знал, как его усмирить. С того момента с Брейден они виделись еще раз и она буквально стала для него бесплатным психологом на вечер, а потом они переспали. Утром она ушла, словно ничего и не было, а Дерек по привычке приготовил кофе. Через месяц после этого он узнал, что Брейден уехала из города куда-то в Южную Америку. Искать он ее не собирался. Хейл решился месяц назад. Он заранее взял билеты на самолет и пару раз глубоко вздохнул, успокаивая нервы перед посадкой. Дерек точно знал, зачем он летит обратно в Бейкон-Хиллс, но не понимал, точно ли в этом нуждается Стайлз? Сомнения зарождались с каждой минутой и становились все сильнее, но обратного пути уже не было.

***

Пятнадцать минут назад Дерек подъехал к дому Стилински и сидел в своем Камаро, обдумывая, что он скажет. Он даже пытался репетировать свою речь в зеркало заднего вида, но потом лишь нахмурил брови и сильнее сжал руль, заткнувшись. После он медленно открыл дверь и решительно направился в сторону двери дома. В один момент Хейл понял, что совсем неважно, что он скажет, если его действительно ждут. Но он не был уверен, что он до сих пор кому-то нужен здесь. Дерек позвонил в звонок один раз и стал ждать. Никто не открывал, что было, в общем-то, неудивительно, потому что он приехал в два часа дня. После он позвонил еще раз и своим волчьим слухом услышал торопливые шаги где-то за дверью. В один момент Хейлу показалось, что все вокруг замерло и затихло, а он слышал лишь тихое и размеренное сердцебиение Стайлза, который спешил к двери. - Привет, - Стилински смотрел на него, словно на умалишенного. Он сверлил Хейла взглядом и, если бы можно было убить глазами, то он бы уже это сделал. Глаза начало неприятно щипать и Стайлз надеялся, что это очередной сон или просто галлюцинация, плод его воображения, как это бывало раньше. - Если бы я знал, что это ты, я бы не открывал дверь, - сквозь зубы процедил Стайлз. Фраза была брошена сухо, с раздражением, и слова были насквозь пропитаны нескрываемой ненавистью и желанием закрыть дверь. - Стайлз, я вернулся. - Люди не возвращаются так просто после такого долгого отсутствия. Что тебе нужно, Дерек? Ты приехал, чтобы вновь собрать стаю? Нет, не здесь. Больше не в этом городе, - Стилински помнил все те ужасные убийства, совпадения и события, которые были тогда, когда в городе был альфа Хейл. Теперь он еще сильнее сжал зубы. - Я приехал не за эт... - Я хочу врезать тебе по роже, Хейл. - Я не против, Стайлз. Оборотни регенерируют быстро. Но он не ударил, а только громко захлопнул дверь, прокричав, что ненавидит и никогда не простит. Звук от удара гулко прошелся, казалось бы, по всей улице и даже по всему городу. А Стайлз так и продолжал стоять в коридоре, сжимая ручку двери до побеления пальцев, закусывая губу и стараясь не заплакать в голос. Все воспоминания потоком обрушились на него: водопадом, быстрым течением с бесконечной скоростью, сбивая с ног и заставляя забыть, как это - сделать вдох. Дерек даже через дверь чувствовал, как от Стилински пахнет обидой, горечью, злостью и ненавистью. Его эмоции и чувства пахли так, словно их подожгли и превратили в пепел. Хейл знал, что виноват. Но он так же знал, что не будет разбиваться в лепешку ради Стайлза, хотя должен был. Немного постояв на одном месте, смотря в одну точку, Дерек разворачивается на пятках, начиная спускаться по ступенькам и роняя всего одну фразу, которая полностью перевернула весь его мир: "Я же люблю тебя, Стайлз." Уже на подходе к машине, Хейл замирает на одном месте, потому что слышит, что позади него раздается топот ног, и кто-то резко хватает его за руку: "Я так скучал, хмуроволк! Ты не поверишь, сколько всего произошло за это время! Дерек, я... я думал, что сойду с ума. Я хочу быть с тобой. Я звонил тебе. Я думал, что ты больше никогда не вернешься!" - слова нескончаемым потоком лились из уст Стайлза, а Дерек просто стоял, смотрел на него и улыбался, словно это самый счастливый момент за все двадцать восемь лет его жизни. Он даже не понимает, как накрывает губы Стилински своими и довольно прикрывает глаза, пробуя того на вкус, и замечая, что сейчас Стайлз пахнет мятой, молоком и домом. Снег усиливается с каждой секундой и когда они, наконец, разрывают поцелуй, все волосы Стайлза в снежинках. Снежинки на его щеках, длинных ресницах и на голых руках, потому что он выскочил в одной домашней футболке и пижамных штанах. Стилински громко смеется, видя на бровях, которые почти всегда выражают все эмоции Дерека, милую шапочку из маленьких белых льдинок. - Я тоже люблю тебя, Дерек. И Стайлз понимает, что счастлив.