Хорошая кошка

В одну ночь разразилась страшная гроза. Она так яростно сверкала молниями в небе и что-то неразборчиво кричала, что, проснувшись, первым делом Триша не испугалась — но воспоминания о прошлой шерсти все равно стояли дыбом, — а побежала во двор спасать несчастных туманных щенят. Трише почему-то показалось, что им страшно одним, и ужасная гроза без жалости растворит щенков среди ливня. И кого же потом будет теребить Макс? И она сама? Да и вообще — жалко, они ведь хорошие. А если какая-то погода вдруг решила, что они больше не нужны, то, пожалуйста, пусть решает, а она, Триша, с ней ну никак не согласна. Задевая полами ночной рубашки углы, Триша сбежала вниз и выскочила на улицу, тут же набрав полный шиворот воды. Было так темно, что даже кошачьи глаза не сразу смогли углядеть щенков тумана. Но потом под густым кустом заворочалось белое пятно, и Триша кинулась к нему, раздвигая голыми руками холодные и мокрые ветки. Окунувшись в Тришино внимание, щенок тут же почувствовал себя увереннее и решился выбраться к ее протянутым рукам. Под дождем он тут же начал таять, и ужасно испугавшись, что до дома его не донесет, Триша изо всех ног кинулась к распахнутой двери. Уф, успела! Спасенный щенок неуверенно вилял хвостом и сжимался в комочек. — Ты извини, пожалуйста, — строго сказала Триша, видя, как он начинает к ней ластиться. — Но мне сейчас нужно идти. А потом она еще раз мысленно извинилась уже перед своим зонтиком, который сделала из осколков зеркал, схватила его и снова выбежала на улицу. Щенки тумана жались под кустами, под лавкой, под крыльцом, а Триша их все собирала и собирала, вздрагивая под оглушительные раскаты грома. В одной руке оставался зонт, и Трише было жаль, что она показала ему эту страшную грозу, но была уверена, что, когда зонт поймет, что он спас столько щенков, все же ее простит. Второй рукой Триша прижимала к себе испуганных туманных зверят. Среди которых нашелся один большой храбрец, пересиливший дрожь и страх. Он мужественно забрался на шею к Трише и тихо повизгивал, пытаясь указать ей на оставшихся под дождем туманных собратьев. Наконец, когда спустился сонный Франк («Вовремя», — подумала немного сердитая Триша), все туманные обитатели их двора оказались в доме. К чести Франка, он не стал спрашивать у Триши, что такое творится, только выглянул за дверь и задумчиво протянул: — Ну дела-а-а… А гроза-то непростая. Это Триша и так поняла, хотя не очень ясно, откуда, ведь дожди у них были и раньше, и даже грозы. Но никогда еще щенки тумана не растворялись — просто прятались, пока не закончится дождь. А тут на тебе… И Франк чего-то обеспокоился. — Ты вот что, Триша, — сказал он. — Открой-ка окно, пусть кошка твоя светится. Путникам надо помочь. Она не очень поняла, о каких путниках идет речь, но послушно кинулась раздвигать разноцветные занавески. Давнишняя статуэтка кошки, что светилась в темноте насыщенным оранжевым светом, засияла из окна неизвестным, но, безусловно, несчастным путникам. Триша и сама вдруг почувствовала себя очень несчастной и мокрой кошкой, села на стул и попыталась было нахохлиться, но тут же вспомнила, что это Меламори умеет превращаться в буривуха, а не она, и окончательно погрустнела. Что же это такое — и нахохлиться она не может, а ливень, между прочим, промочил ее насквозь. Даже метафорическая шерсть — Триша мимолетно удивилась, что знает такое мудреное слово — и то промокла. Правда, потом она вспомнила, что так и не высушила спасший их зонт, не погладила испуганных щенков тумана, да и Франк наверняка не очень рад, что пришлось среди ночи подскочить. А значит, нужно поить его кофе с имбирем и кардамоном, и тогда он может, скажет, что за путники так нуждаются в свете керамической кошки. Франк поймал ее, когда Триша вешала уже сухой зонт на стойку, взял за плечи и внимательно осмотрел. — Ай-яй, Триша, а переодеться-то ты забыла, глупая кошка, — он ласково улыбнулся из-под густых усов. — Щенков спасла, а себя как же? А про себя Триша забыла, но хорошо, что Франк сумел поймать ее. Триша вдруг поняла, что если ей станет тепло, то хохлиться она не будет хотеть — вот ведь и правда, глупая кошка. Пока она переодевалась и сушила волосы лиловым полотенцем, ветер за окном бился, будто собака на цепи у плохого хозяина. Про себя Триша назвала его Очень Плохим Ветром и Очень Плохим Дождем. Когда она спустилась вниз, Франк уже разобрался со всеми ее делами — щенки тумана резвились вокруг него, наслаждаясь вниманием, так необходимым им после такого-то вечера, а на плите сияла джезва, распространяя запах кофе. Триша было кинулась, чтобы нарезать имбирь, как она всегда делала, но ее остановил знакомый голос: — Садись-ка огню, Триша, — оказывается, пока она была в своей комнате, к ним пришел в гости Макс. — Ты сегодня у нас герой, тебе полагается отдых. Вместе дождемся нашего блудного Шурфа. Он оказался ужасно растрепанным и растерянным. А еще мокрым, таким же, какой была совсем недавно Триша. — Ой, Макс, откуда ты появился? Там такая страшная гроза! Она чуть не растопила наших щенков! — Ну-ну, — он усмехнулся и потряс головой. — Дождь у вас и правда странный, а щенков ты сама спасла. Молодец. — Кофе готов, господа и кошки, — сказал Франк и поставил перед ними кружки. — А что насчет дождя, Макс, так это ничего страшного. Последнее Дыхание Умирающих Миров, для нас это не смертельно, а грустно. А может, и правильно… Триша тут же забыла о дожде и о подставляющем ее пальцам бока щенке и навострила уши. Жутковатое название затрепетало в ее кошачьей душе и навсегда лишило спокойствия — по крайней мере, до тех пор, пока торжественно набивающий трубку Франк не дорасскажет до конца. Наступила тишина. Триша с Максом из всех сил сверлили взглядами замолчавшего Франка и не решались его поторопить. Ведь если он рассердится, Триша знала, уговорить его рассказать до конца историю станет сложно. И даже Вершителю Максу может оказаться это не по зубам. А может быть, Франк ждет сэра Лонли-Локли, о котором сказал Макс? Поэтому она даже губы изо всех сил сжала, чтобы упрямый вопрос не сорвался раньше времени. — Грешные Магистры, Франк, ты не мог бы молчать не так таинственно! Мы с Тришей умрем от любопытства, так и знай! А Франк покачал укоризненно головой, раскурил, наконец, трубку, глубоко затянулся и только тогда начал: — Все миры умирают, Макс, ты и сам ведь видел. И даже попросил своего приятеля Лойсо уничтожить таких парочку. Но миры умирают не как люди, от людей и после смерти остается что-то непостижимое. А погибающий мир может подарить только свое последнее дыхание. Триша замерла с открытым ртом, боясь пошевелиться, потому что представила, какое сильное и отчаянное Последнее Дыхание может быть у некоторых миров. Вот если их мир когда-нибудь умрет, что он вложит в свой последний выдох? Наверное, нежность и грусть, ее здесь столько, что хоть ложкой черпай — ничуть не убавится! — До нас уже долетало такое, я все это хорошо чую. Но никогда такое сильное и такое злобное. Выходит, умер какой-то совсем озлобленный и несчастный мир, раз даже дождь мог уничтожить щенков тумана. Может, оно и к лучшему… Не бойся, Триша, завтра буря утихнет, и ты сможешь выпустить своих щенков обратно. Эта новость Тришу обрадовала — не дело это, жить среди такой бури все время. А вот если на ночь — то можно, пожалуй. А если Франк расскажет что-нибудь еще, окажется вообще замечательно. Ее немножко напугал краткий рассказ Франка. Стоило ей только представить, как ужасно умирать в рушащемся мире, и ее несчастная метафорическая шерстка который раз вставала дыбом. Это что же получается — совсем-совсем некому было погладить несчастный мир, раз он такой злой? — Наверное, так ужасно жить, когда тебя никто не гладит, — вздохнула она про себя, но получилось почему-то вслух. Макс и Франк, тихо о чем-то шептавшиеся, пока Триша предавалась печальным размышлениям, замолчали и внимательно на нее посмотрели. — Да, ужасно, — сочувственно сказал Макс. — Но почему ты об этом заговорила? Триша тут же поспешно объяснила, досадуя на недогадливого Макса: — Если Последнее Дыхание Умирающего Мира такое злое, то Мир, наверное, никто никогда не гладил. Ты сам подумай, какими мы были бы ужасными, если бы нас никто не гладил, — честно говоря, ей и самой стало страшно и тоскливо, поэтому Триша протянула руку и мягко погладила Макса по мокрой голове. А потом улыбающегося Франка. Кошка на подоконнике засветилась особенно ярко, и в дверь кто-то постучал. Триша отдернула руку от головы Франка и собралась было от испуга запрыгнуть на шкаф, но вовремя передумала. На пороге оказался очень мокрый сэр Шурф Лонли-Локли, и Триша тут же перестала бояться. А когда щенки тумана полезли к нему, совсем расслабилась. — Шурф! Я уже думал тебя искать идти! — воскликнул Макс, вскакивая с кресла. — Ждал тебя — ждал на пороге, пока не началась эта грешная буря… Потом все же решил отогреться тут немного. — Я немного заплутал, Макс, — он сказал это так, будто сообщил погоду назавтра — совершенно ничего не значащую информацию. — Гроза у вас во дворе совсем неправильная. Ветер почти что запорошил мне глаза, и я едва не угодил в какой-то умирающий мир. Безрадостное зрелище, но я бы, пожалуй, остался бы там ненадолго — никогда не бывал в таких местах. Но он уже был готов вот-вот схлопнуться, и я посчитал излишним подвергать свою жизнь опасности. — Ой, это, наверное, тот самый мир, который послал нам Последнее Дыхание, — потрясенно прошептала Триша, чувствуя в своей груди огромную, как воздушный шар светлую грусть. — Возможно, леди Триша, — согласился Лонли-Локли. — Вы объясните мне попозже, что такое Последнее Дыхание? Если позволите, я продолжу. На обратном пути я почувствовал, что заблудился из-за этого ветра, но вдали что-то засияло, и я решил пойти на этот свет. Теперь я вижу, что это ваша статуэтка. Признаться, я не очень понимаю, как в Хумгате можно увидеть обычную магическую статуэтку кошки, но факт есть факт. Это очень хорошая кошка. А Триша, растроганно улыбаясь, подумала, что и она тоже очень хорошая кошка.