Подземелье Орочимару. Главный зал
Огонь факелов на колоннах, слабо дрожа, освещал комнату, но все их старания уничтожались одной большой тенью. Она, словно змея, пожирала весь свет, который накрывала и тень хотела бы большего, но этого зверя держал на коротком поводке её владелец. Фигура мужчины возвышалась над фиолетовыми камнями пола. Чёрные волосы чуть развевались на слабом сквозняке, гулявшем по помещению. Его бледная кожа в свете факелов казалось желтоватой. Чуть садистская улыбка, появившаяся на его губах, выдавала истинное наслаждение от происходящего здесь и сейчас. Крылышки носа трепетали в жадном предвкушении. Он вот-вот увидит плоды своей трёхлетней работы. Жёлтые глаза с вытянутым зрачком следили за ребёнком, что лежал около колонны на полу. Мальчик же, валясь на земле, мог только открывать и закрывать рот, из-за удара об колонну у него перехватило дыхание, но вот ребёнок чуть-чуть отошёл и смог пошевелиться, а спустя пару мгновений, он даже приподнялся на локти. Закончив это действие, мальчик повернул голову в сторону стоящего мужчины. В глазах ребёнка появилось удивление, смешанное со страхом, за этим сменившиеся на опасение и напряжённость. Спустя пару мгновений игры в гляделки, мальчик разрушил тишину своим детским голосом, но с абсолютно не детским тоном: — Как ты меня заметил? – мальчик говорил с трудом, всё же удар об колонну сильно отразился на его организме, но, несмотря на это, ледяное спокойствие появилось в его глазах. Хитоши, именно таким было имя ребёнка, произнося свою фразу хоть и выглядел расслабленным, но в голове он уже просчитывал все варианты побега. И с каждым новым вариантом, брови мальчика напряжённо опускались, но его спокойствие оставалось непоколебимым. Придя к выводу, что прорываться надо с боем, он одним рывком встал на ноги и замер в странной стойке. Корпус был повёрнут полубоком к мужчине. Ноги расставлены вдоль тела, левая согнута в колене, правая вытянута вперёд. Руки же прижаты к груди и согнуты в локтях, ладони сжаты в кулаки. Это была полугибридная стойка из ветви Земли кланового стиля Абэ, из неё можно как уйти в глухую защиту, так и начать атаку. Приготовившись, Хитоши застыл, ожидая атаки со стороны мужчины, который с интересом смотрел на все действия парня. Но учёный проигнорировал недвусмысленное поведение мальчика, а лишь сделал ещё один шаг вперёд, он не считал его угрозой. — О, ты в состоянии двигаться. – нарочито удивлёно произнёс учёный, ехидство сквозило в каждом его слове. Орочимару, так звали мужчину, специально кинул ребёнка не так сильно, рассчитывая, что тот не потеряет сознания. Ведь если подопытный не будет в сознании, то сейчас проверить силу и мощь печати не представится возможности, последующие же слова были сказаны лишь для провокации мальчишки. — Раз ты не отключился, то так уж и быть, расскажу. Ученик, ты допустил ровно три ошибки. Первая: твои иллюзии не смогли и не смогут меня обмануть, с того момента, как ты вошёл в эту комнату, я спокойно наблюдал за тобой. Вторая: ученик, ты даже не попытался скрыть своё присутствие. И третья: печать на твоей шее передаёт точную информацию о текущем местоположении своего носителя. То есть... «...я проиграл, только решив прийти сюда», – Хитоши мысленно закончил за Орочимару реплику. Но вместо страха и смятения в глазах ребёнка зажглись решимость и гнев. – «Но я не отступлю и не сдамся, как и подобает тому, кто достоин титула "Мастер Меча"!» «Да... Злись, ненавидь, ощути всепоглощающую ярость, все твои негативные эмоции лишь усилят и будут подпитывать проклятую печать, когда ты активируешь её», – видя столь сильные отрицательные эмоции саннин, лишь чуть шире ухмыльнулся и облизнул свои губы. Решив больше не тянуть, Узумаки рванул прямо на стоявшего шиноби. Через секунду он преодолел треть расстояния, разделявшего мальчика и мужчину. Но для Орочимару казалось, что ребёнок шёл не торопясь, как будто наслаждался каждым мгновением. Подивившись столь медленному бегу, учёный занизил свою скорость так, чтобы он был чуть быстрее Хитоши и уклонился от прямого выпада мальчишки, который, промахнувшись, пробежал ещё пару метров, пока не погасил инерцию прыжком. Учёный же в ответ не совершил контратаку, хотя мог одним ударом закончить так и не начавшееся толком сражение. Нет, его интересовало другое. Решив чуть-чуть поиграть со своим подопытным, мужчина повернулся к приземлившемуся на ноги ребёнку. Тот, изменив стойку, опять рванул на саннина, только теперь мальчишка бежал не по прямой, а зигзагами. Но даже это не помогло и очередную атаку Орочимару пропустил мимо себя, этот удар уже ногой был более сильным, но в то же время и злым, бессистемным, словно мальчик больше хотел попасть по шиноби, чем нанести реальный урон. «Уже лучше. Но всё равно, нужно больше злости, давай же, раздражайся, допускай больше ошибок. Думаю, стоит мне помочь печати и вывести его из себя», – рассудил, уклоняясь, учёный. Вновь не контратаковав, мужчина отпрыгнул с того места, где стоял. Оказавшись на полу, он наградил Хитоши холодным, с ноткой презрения, взглядом. — Ты слаб. – припечатал Орочимару, решив окончательно разозлить ребёнка. И у него это получилось. Мальчик, увидев этот взгляд и услышав эти слова, будто с цепи сорвался и бездумно бросился на своего врага. Узумаки опять бежал напрямую, но в этот раз он не продумывал план и не использовал местность. Нет. В его голове звенела только одна мысль: надо стереть ухмылку с лица черноволосого ублюдка. Пелена гнева застелила глаза ребёнку и, чувствуя его эмоции, печать, что спала на шее, откликнулась. Сеть странных огненно-красных знаков начала покрывать всё тело мальчика, причиняя ему сильную боль, от которой тот остановился, а спустя несколько мгновений упал на колени. — А–а–а! – не в силах вытерпеть эту боль, подопытный закричал. Боль продлилась всего пять секунд, но они были словно вечность для Узумаки. Пытаясь заглушить боль, ребёнок, всё ещё крича, начал царапать своё лицо, оставляя кровавые следы от ногтей. Весь мир стал для мальчика болью, она его госпожа и его рабыня. Хитоши даже не мог отключиться, что-то не давало ему лишиться сознания. Боль потихоньку уничтожала его рассудок и когда под напором печати ребёнок почти сдался, боль резко исчезла, а красные знаки почернели. За пять секунд мальчик смог отстоять и сохранить лишь часть своего рассудка. — Ха–ха–ха!.. – почувствовав, что боль исчезла, мальчик, всё ещё сидя на коленях, легко рассмеялся. Сначала тихо, но спустя пару секунд уже оглушал своим хохотом. Отсмеявшись, ребёнок с колен упал на спину и, раскинув руки в стороны, посмотрел наверх. Боль ушла! Узумаки не ощущал её! То, о чём он мечтал в те злополучные пять секунд, сбылось! Слёзы счастья и радости появились в его глазах, а на залитом кровью и покрытом чёрными закорючками лице выступила чистая, добрая, блаженная улыбка. Но тут мальчик почувствовал, как его наполняет сила. Безграничная мощь заструилась по его телу, этот сладкий дурман добил ещё неокрепший разум и окончательно выключил его, оставив лишь животные инстинкты. А они требовали крови врага, и, не смея противиться инстинктам, ребёнок, резво подпрыгнув из положения лёжа, встал на ноги. Едва Хитоши сделал это, он повернул голову и взглянул на всё так же стоявшего учёного. Взгляд без намёка на рассудок или разум и широкая детская улыбка на кровавом лице, вот как увидел саннин первую активацию проклятой печати своего ученика. Мужчина не выглядел удивлённым метаморфозами мальчика, наоборот, шиноби радовался всей душой, перед его глазами стояла картина успеха и триумфа. Но, кажется, Узумаки не был так рад, увидев Орочимару. Улыбка резко исчезла с лица мальчика, уступив место злому оскалу. — Гр–р. – глухо зарычав, Хитоши медленно двинулся на мужчину. Постепенно ускоряя свой шаг и разгоняясь, он начал испускать во все стороны огромные волны жажды убийства. Добежав до ненавистного ему человека, Узумаки отдался своим инстинктам и начал наносить бездумные, но быстрые удары. И, подливая ещё больше масла в огонь, саннин вообще перестал двигаться, уклоняясь на одном месте и демонстрируя тем самым свою уникальную ловкость и сноровку. Лишившись последний капли разума, мальчишка стал допускать ещё больше ошибок и открываться чаще, но скорость и сила этих атак возросла на порядок, так, промахнувшись, ребёнок ударил по колонне и отколол от неё приличный кусок. Вот Хитоши уже начал серьёзно теснить Орочимару и ему пришлось отпрыгнуть от очередного удара, который, вместо тела человека, сломал пол в том месте, где только что был мужчина. Рыкнув, мальчишка рванул за шиноби. «Пора заканчивать, иначе подопытный образец может окончательно сойти с ума, что не принесёт пользы», – учёный просчитал примерное развитие событий и результат ему не понравился. Решив, что сдерживать себя более ненадобно, саннин вернулся на свою скорость и теперь мальчишка не заметил уклонения шиноби. Но вместо того, чтобы отпрыгнуть, как Орочимару делал всё это время, он рванул к застывшему в секундной одышке ребёнку. А оказавшись около Хитоши, размахнулся и, не сдерживаясь, ударил ногой по рёбрам Узумаки, отправляя того в полёт к колонне. Раздался мерзкий хруст с чавкающим звуком. Не чувствуя ничего, кроме дикой боли от сломанных рёбер, мальчик влетел в камень и чуть не потерял сознание от резкой вспышки боли. В его глазах двоилось, а картина перед лицом расплывалась, он еле держался в мире живых. Едва ребёнок хоть сколько-то пришёл в себя и сел, облокотившись на колонну, его вырвало кровью прямо на свою одежду или на то, что от неё осталось. После того, как подопытный влетел в колонну, печать дезактивировалась, возвращая Хитоши чистый разум. Мужчина же неторопливо подошёл к находившемуся при смерти ребёнку. Сплюнув набравшуюся во рту кровь, подопытной перевёл потухший взгляд на приближавшегося шиноби. В его глазах не была ни страха, ни печали, лишь бесконечная усталость, и в Орочимару Хитоши видел свою смерть. В какой-то степени он был прав, ведь сил у мальчика не осталось: ни жизни, ни Ци, ни проклятой печати. Подойдя к полутрупу, Орочимару вытянул удлинившуюся руку и, подняв за шею ребёнка, чуть сжал её. Увидев, что взгляд подопытного от нехватки кислорода прояснился, учёный произнёс: — Ты слаб. Очень слаб. Даже та сила, что я тебе дал, не помогла. – равнодушно сказал саннин и встретился взглядом с потухшими глазами Хитоши. Дальше учёный, словно змей искуситель сделал предложение, от которого невозможно отказаться. — Но я могу это исправить и ты станешь сильным. Ученик, хочешь этого? Услышав это предложение, Узумаки, свыкшийся с тем, что вскоре умрёт, расширил зрачки от удивления и раздумывая мгновения, сипло прохрипел ответ: — Да... учитель...Коноха. Это же время
Здесь ещё со времён Первого Хокаге методы для расслабления всех видов: от разного типа массажных и горячих источников, до квартала Красных Фонарей и баров. Для столь стрессовой профессии, как работа шиноби, такие заведения были жизненно необходимы. Средний чунин мог спокойно позволить себе выбрать одно из заведений и погулять в них от души. Правительство чутко следило за моральным состоянием всех ниндзя, и поэтому для военной элиты этого мира в подобных заведениях были большие скидки. Вот в одном переулке Конохи был как раз такой бар, только, в отличие от всех других заведений подобного типа, куда мог зайти и обычный житель, он был исключительно для шиноби. Внутри него в полутёмном помещении сидел за стойкой единственный посетитель, и хлестал саке, не разбирая вкуса, отправляя в горло рюмку за рюмкой. Рослый черноволосый мужчина с красными полосками на щеках в стандартной форме токубетсу-джонина напивался в одиночестве, старясь забыться в алкоголе. Вот уж три часа прошло, как его выгнали из своего клана. Бармену пришлось отойти на кухню, поэтому он, чтобы шиноби мог продолжать заливать своё горе, оставил ему целую бутылку. Саке в который раз уже заканчивалось, но, несмотря на это, в глазах черноволосого не было и намёка на состояние опьянения. Наливая новую стопку, посетитель заметил эту проблему. Скривившись, он одним залпом допил сначала из рюмки, а после и остатки алкоголя в бутылке. Выпив всё саке, шиноби потряс бутылку, стремясь отыскать хотя бы ещё пару капель. Но, не найдя желаемого, мужчина приподнялся и, перехватив бутылку, собрался было кинуть её в каменную стену, как его руку остановил появившийся из ниоткуда АНБУ. — Тц!.. – шикнув, посетитель положил бутылку на стойку и сел обратно. Незамутнённый алкоголем разум быстро узнал в прибывшем шиноби Корня. Решив не вступать в конфликт со столь опасной организацией, бывший Инузука перестал обращать внимание на АНБУ. Сейчас его больше волновало, когда появится бармен и достанет ему новую порцию саке. Но безликий, порывшись в своей униформе, извлёк на свет какой-то свиток и положил его перед посетителем. Изогнув бровь в удивлении, мужчина развязал узел, которым был обтянут рулон бумаги, и раскрыл свиток. Быстро пробежав глазами от строчки к строчке, он поднял к первой изогнутой брови вторую. Чем больше шиноби вчитывался в текст, тем сильнее он удивлялся. Но вот, закончив чтение, мужчина хмыкнул и, свернув свиток, отдал его простоявшему всё это время в молчании АНБУ. Безликий же, получив драгоценный документ, сразу сложил печать и растворился во всполохе дыма. Едва исчез шиноби, из кухни появился бармен. Не говоря ни слова, он подошёл к стойке и достал из-под неё новую бутылку саке. Благодарно кивнув, бывший Инузука сразу налил себе стопку и, подняв её на уровень глаз, отсалютовал потолку. Проделав сей обряд, мужчина закинулся новой порцией алкоголя и встал со стула. Положив на стойку деньги, посетитель взял бутылку и направился к выходу. Сегодня у него будет тяжёлый день.Подземелья Орочимару Хитоши
Едва дал ответ, стальная хватка разжалась и я упал на пол, почти не почувствовав боли, пронзившей меня от пришедших в движения сломанных рёбер. Сейчас голову занимала лишь одна мысль, красная надпись о том, что у меня осталось всего 5 ОЖ и 10 Ци, так же игнорировалась начисто. Один удар. Орочимару нанёс всего лишь один удар за всю драку и тот стал финальным. Почему? Почему я так слаб? У меня были все козыри в рукаве, но я не смог нанести хоть сколько-то значимого урона учёному, да что там урона, даже не попал по нему ни разу. Как же это мерзко - чувствовать собственную слабость и беспомощность. И ещё противнее было от осознания, что за свою жизнь могу заключить сделку даже с дьяволом. Вдруг эмоции, что были во мне всё это время, начали исчезать. Вся та ненависть, ярость, страх, радость, счастье, азарт, беспомощность, злость, негодование, растерянность, испуг, вина, волнение, оцепенение, гордыня, досада, обречённость, добро, омерзение и бесконечная усталость. С каждой исчезнувшей эмоцией я чувствовал, как становлюсь безразличнее ко всему. Они словно сгорали, испаряясь в небытие. Взор почему-то стал мутным, вообще ничего не разобрать. Что случилось? Решив проверить, что это с глазами, поднёс к ним руку и сразу наткнулся на какую-то влагу. Неужели кровь? Убрав кисть от глаз, увидел на ладони прозрачную с красными разводами жидкость. Слёзы? Я что, плачу? И едва подумал об этом, по щеке скатилась новая слеза, оставляя после себя мокрую дорожку. Солёные капли текли одна за другой, но мне было плевать. Сейчас я чувствовал лишь безразличие и даже слёзы не могли вернуть другие чувства. Так бы и сидел, глядя на свою ладонь, но где-то рядом раздались тихие шаги, а вскоре перед лицом появилась рука и зажглась зелёным свечением, - это мой новый учитель присел на корточки передо мной. Боль от саднящих царапин, которые я сам себе оставил, начала постепенно уходить, но кровь уже подсохла, образовав корочку. Поддержав, пока не остался лишь неприятный зуд на коже, рука переместилась к сломанным рёбрам, собственно, они были одной из причин, почему я не поднялся с пола. Несколько секунд, и с тихим хрустом куски рёбер встали на своё место, а меня прошил ещё один сильный разряд боли. Когда-нибудь меня всё же сведёт с ума такой образ жизни, особенно на это намекало то количество боли, что испытываю за день. Но в этот раз всё обошлось и я, сдержавшись, не закричал, а закусил губу, да так, что из прокушенного места потекла кровь. — Я залечил все твои раны, но царапины на лице, скорее всего, станут шрамами, в приступе безумия ты напитал свои ногти чакрой. Такие раны сложно вылечить за один раз. – сказал Орочимару, закончив лечение, и, выпрямившись, пошёл в сторону своего трона. Чуть помедлив, я поднялся с камней, и проверив, всё ли нормально с организмом, пошёл за ним. Дойдя до трона, повторил жест пятёрки звука, которая была здесь недавно, то есть встал на колено и преклонил свою голову. Спустя пару секунд тишины, учёный заговорил вновь: — Можно считать, что дневная тренировка закончена. Прими душ и приходи обратно не позже, чем через пятнадцать минут, будем разбирать бой. – задумчиво велел саннин. Вопрос, как я найду нужную комнату, даже не возник, если не даст сопровождающего, сам попытаюсь отыскать, хоть на это уйдёт больше времени. Тут Орочимару продолжил. — Таюя проводит тебя до душа и обратно. Она ждёт за дверью. — Хай. – сказал сипло, голос всё ещё был хриплым. Саннин не вылечил голосовые связки, поэтому придётся проходить с таким голосом, пока природная регенерация не уберёт это. Поднявшись с пола, я развернулся и пошёл к огромной двери.Главный зал. После ухода Хитоши
Когда дверь за ребёнком закрылась, от одной колонны отделилась тень и вскоре на свет факелов появился мужчина в маске и чёрном плаще с красными облаками. Орочимару, смотревший до этого на дверь, перевёл взгляд на прибывшего и, по-змеиному улыбнувшись, поприветствовал появившегося человека: — Тоби... Ты пришёл быстрее, чем я думал. – сказал явно довольный учёный, но мимика его не изменилась. — Это потому, что никто не сможет помешать Тоби–сама, когда тот помогает Орочи–сенпаю! – встав в пафосную позу, весело крикнул шиноби в маске. — Ты же принёс, что я просил? – проигнорировав этот выкрик, нетерпеливо спросил поморщившийся от такого обращения саннин. — Было тяжело, много разных бяк попыталось помешать хорошему мальчику Тоби, но у них не получилось. Тоби–сама пробрался сквозь этих людишек и украл это, ведь он никогда не подведёт сенпая! – сказав это, человек в плаще, пританцовывая, двинулся к своему коллеге. С каждым шагом его движения всё больше походили на танец, было видно, что шиноби в маске полностью отдаётся своему делу. Но всё имеет свойство заканчиваться, даже столь прекрасные вещи, и, склонившись в последним Па, коротковолосый протянул какую-то белую папку длинноволосому. На ней убористым почерком было написано «Личное Дело №1391». Орочимару, выпавший в осадок от столь неожиданных действий визави, с заторможенностью взял из рук Тоби папку, сильно его выбило из колеи поведение шиноби в маске. Но едва он взглянул на первый лист папки, как сразу вернул себе самоконтроль. Вначале страницы была фотография, с которой на саннина хмуро смотрел только что бывший здесь ученик. Правда, он немного отличался от себя сегодняшнего: волосы были на тон светлее и черты лица не столь остры, выглядел на год или два меньше, но учёный сразу узнал мальчика. Под фото было имя, возраст, текущие местонахождение, а за ними начиналась основная характеристика. Пролистав пару страниц, Орочимару закрыл папку. Подробнее он прочтёт позже и не при свидетелях. Переведя взгляд на стоявшего в немом ожидании Тоби, саннин шипящим голосом произнёс благодарность: — Спасибо. – это слово далось учёному с трудом, который тот мастерски скрыл. — Рад стараться! – услышав долгожданную реплику, шиноби ликующе воскликнул и, поднеся два пальца в знаке V к единственному глазу, козырнул ими. После этого он переместил руку на голову и, почесав волосы, уточнил один непонятный для себя момент. — Но, эм–м... Сенпай, а зачем тебе кусок бумаги и картона? — Это не просто кусок бумаги и картона, это ещё одна ступенька к бессмертию. – чуть раздражённо ответил Орочимару. — Как скажешь, сенпай! – нараспев протянул Тоби, его уже не интересовали ни папка, ни учёный. Шиноби в плаще осматривал зал, в котором находился, и, заметив разрушения, направился к ним. Подойдя к расколотому полу, мужчина в маске задумчиво покачал головой. Опустившись на корточки, Тоби поднял небольшой кусок фиолетового камня и чуть сжал его. Не выдержав такого надругательства над собой, камень рассыпался в пыль. — Эх, опять Тоби–сама всё веселье пропустил. – горько вздохнул шиноби в плаще. Поднявшись с пола, он посмотрел на Орочимару и весело, словно не было той грусти в его голосе секунды назад, спросил: — Ну, и как твой новый ученик, сенпай? — У него большой потенциал, правда, ни самоконтроля, ни терпения нет, но это можно исправить. – ответил учёный, постучав по подлокотнику, - его мысли сейчас были заняты другим. Переведя взгляд на папку, он задумчиво продолжил, полностью погружённый в свои размышления. — Проклятая печать разочаровала, слишком малая мощность и сильное потребление чакры, поэтому на выходе получаем пшик. А также слишком пагубное влияние на личность носителя, но у Джуго–куна так же было... Впрочем, только дальнейшие эксперименты покажут полную картину. Но, похоже, человеку в маске наскучила речь учёного и Тоби прямо посередине монолога Орочимару заснул, а потом проснулся, едва услышал знакомое имя, и сразу начал вспоминать, откуда он его знает. — Джуго–кун... Хм, Джуго–кун... – так же задумчиво, как и учёный, пробормотал Тоби, но затем резко поднял палец вверх и радостно произнёс. — А, хороший мальчик Тоби вспомнил! Джуго–кун это тот ребёнок, у кого ты нашёл печать? «Что? Неужели он знает даже это?!» – шокировано подумал Орочимару, но тут же собрался и стал просчитывать все варианты. – «Он следит за мной? Нет, скорее всего, приказал Зетцу шпионить за мной.» — Эх, что-то Тоби–сама засиделся с тобой! Пора бежать, а то Пейн–сама снова разозлится! – не получив ответа, человек в маске вдруг всполошился и использовал свою технику перемещения. В его глазнице начал появляться всепоглощающий вихрь, который всасывал фигуру шиноби в маске, но когда дело дошло до тела, водоворот остановился и из него приглушённо раздался звук удара руки по голове, а за этим неунывающий голос человека в плаще. — А, да, вспомнил! Пейн–сама велел передать, что сегодня состоится собрание и тебе, сенпай, на нём быть обязательно. Сказав это, остановившийся вихрь вновь начал свою работу и быстро поглотил Тоби, оставив саннина в одиночестве. Едва шиноби в маске исчез, Орочимару позволил себе выдохнуть, тем самым сбрасывая скопившееся напряжение. Всё же он никогда не привыкнет к этому шиноби, особенно к осознанию того, что этот кривляющийся клоун основал его родную деревню. Да, совсем недавно Орочимару узнал, кто прячется под маской. Под личиной шута и клоуна скрывался Мадара Учиха собственной персоной. С самой первой их встречи было понятно, что он Учиха, по единственному не скрытому маской глазу, в котором то бывает шаринган, то нет, лишь члены клана могут так делать. Ещё одним доказательством была как раз его пространственная техника, а именно то, как изменяется рисунок проклятого глаза Тоби. Без сомнений, в этот момент он активирует следующую стадию своего додзюцу с названием Мангекьё Шаринган, которая доступна лишь Учихам. Будь это любой другой Учиха, учёный бы с радостью попробовал выкрасть и препарировать, но не Учиху Мадару. Как шиноби, официально погибший восемьдесят лет назад, может жить и не выглядеть, как старик, Орочимару не знал, хотя с радостью бы выпытал эту информацию. Но в то же время саннин прекрасно понимал свои шансы против одной из легенд мира шиноби, - у них разные весовые категории. И если бы пять лет назад ему сказали, что основатель деревни, скрытой в листве, скрывается под дурацкой оранжевой маской и состоит в группе наёмников, то Орочимару в лицо рассмеялся этому шутнику, а затем убил его ради науки. Но сейчас... Сейчас безумный гений оставил эту тему и занялся насущными делами, а именно решил всё же прочесть папку, пока ученика не было. Орочимару, открыв «Личное Дело №1391», начал с интересом вчитываться в текст.Хитоши
Выйдя из комнаты, я сразу заметил стоящую Таюю, но не подал виду, а только прикрыв дверь, выжидательно уставился на девочку. Она явно была не здесь и от сконцентрированного внимания вздрогнула, возвращаясь в реальный мир. — Тц... Пошли, мелкая мразь. – сердито цокнув, она в своём стиле приказала мне идти за ней. И я послушно поплёлся за девушкой, даже не пытаясь оглушить её или как-то по-другому попробовать сбежать. Бессмысленно. Хоть у меня уже восстановилось чуть больше половины здоровья, но Ци всё так же мало. Да и будь всё наоборот, то не стал бы убегать. Если сбегу, скорее всего, проживу недолго, ведь на сегодняшний день меня может убить любой взрослый шиноби. Это прекрасно показал Орочимару на примере прошедшего две минуту назад боя. Сейчас лучше полностью понять и выучить возможности моего организма и системы, особенно то бесчисленное количество навыков и способностей. Но сейчас надо наконец-то смыть с себя кровь и уже начать тренировки с учёным, а о перспективах подумать можно попозже. Размышляя о будущем и настоящем, я опять шёл по лабиринту коридоров позади Таюи, не хватает только покрывала и как будто не было встречи с Орочимару, а также последующего боя. Да чего уж, стоит взглянуть правде в лицо, игры кошки с мышкой... Нет... Пустое это, что случилось, то случилось. Посмотрев в спину девочки, качнул головой, прогоняя мысли. Нет смысла в рефлексии. Вот так, думая в подобном ключе, я молча петлял по коридорам за девочкой, которая выглядела напряжённой, как будто хотела что-то спросить у меня, но никак не находила то ли слов, то ли храбрости. И когда я уже чуть было не уточнил, сколько нам надо ещё идти, Узумаки остановилась рядом с дверью, неотличимой от всех тех мимо которых мы прошли. — Здесь. – коротко и сухо бросила Таюя. Решив не вызвать ещё большего раздражения, у и так явно не спокойной особы, без вопросов открыл дверь и зашёл внутрь. Большая длинная комната была поделена на две фусумой* с каким-то замысловатым рисунком. Внутренняя обстановка удивила меня, вместо приевшегося жёлтого камня и дерева, пол и стены были покрыты белой галькой. Но слово «удивила» было преувеличением, скорее, что-то внутри колыхнулось и сразу утихло, наверное, это всё же можно интерпретировать как удивление. Выкинув эти мысли из головы, продолжил осматриваться. На той стороне, куда меня привела дверь, слева и справа находились какие-то коричневые тумбочки, стоявшие через небольшие промежутки, они начинались от угла комнаты и доходили до фусумы. (*Фусума — скользящая дверь в виде обклеенной с двух сторон бумагой деревянной рамы, используется для деления большой японской комнаты на отделы.) После недолгих размышлений, подошёл к ближайшей тумбочке и начал разоблачаться из тех лохмотьев, что пару дней назад можно было назвать полноценной одеждой. Не зря же они здесь поставлены, да и мыться в лохмотьях глупо. Едва скинул одежду, сразу ощупал рёбра на предмет шрамов или царапин. Нет, всё чисто. Шрамов, думаю, и не было бы, но вот синяки или покраснения какие-нибудь остаться должны были. Однако кожа была абсолютно чистой. Даже ущипнул то место, куда ударил Орочимару, и сразу скривился от уколовшей меня боли. Глупо было полагать, что рёбра до конца восстановились. Сколько там времени у меня ещё осталось? Подумав об этом, посмотрел на левую руку, где носил часы и увидел кожу, часов не было. Неужели потерял во время побегов или боя с учёным? Да, получается, что так, ведь я не снимал их, когда раздевался. Надо будет купить новые, как только появится возможность. Хватит стоять и рассусоливать, если опоздаю на разбор полётов, добром это не кончится. Подытожив этой мыслью, прекратил себя осматривать и отправился к фусуме. Дойдя до двери, чуть сдвинул её налево и проник внутрь второй половины комнаты. Через пару метров от входа в два ряда стояли деревянные перегородки такого же цвета, что и тумбочки. Общие душевые? Возможно. Подойдя к первой для меня кабинке, забрался в неё. Внутри была небольшая полочка с мылом, чуть выше висели шланг с лейкой, под полкой же находились два крана. Покрутив регуляторы, окатил себя холодным потоком, зашипев, настроил тёплый поток воды и, стоя под душем, стал наслаждаться новыми приятными ощущениями. Вода смывала с грязью и кровью всю накопившуюся усталость и боль. Как же приятно, хотелось целую жизнь простоять вот так. Через пару минут решил всё-таки помыться, выйдя из-под струи воды, намылил голову. Корочка крови с трудом отдиралась от лица и приносила массу "приятных" ощущений, но я терпел и продолжал своё грязное дело. Смыв пену и остатки крови начал было мыть тело как вдруг решил вмешаться молчавший весь бой и последующее время Кен: «Если хочешь узнать насчёт твоей безэмоциональности, приходи во внутренний мир», – спокойно заявил лис, в этот раз внутри колыхнулось сильнее, теперь это было не только удивление, но и интерес. Что же такого мне скажет Кен? «Сейчас буду», – отправил ему мысль и, положив мыло на полку, сел в позу лотоса прямо под струями воды. Не думаю, что это затянется, а так отдохну и получу удовольствие, два в одном, так сказать. Оказавшись на полу, закрыл глаза и открыл их уже во внутреннем мире. И сразу в глаза бросилось то, что шторм на половине башен усилился, а на лесной части небо закрыли серые облака. Что здесь случилось? Словно этого было мало, я почувствовал, как эмоции вернулись, не полностью и не все, но даже это вводило в ступор. Сбросив секундное оцепенение, подошёл к дереву, под котором сидел мрачный лис. — Вижу, ты уже почувствовал, что часть эмоций вернулась. – задумчиво произнёс Кен, что-то вычерчивая палочкой на земле, когда я подошёл к нему. — Как? – спросил растерянно у лиса. — Здесь влияние тела ослаблено и поэтому ты пока можешь чувствовать тень своих эмоций, но только пока. Скоро твой эмоциональный фон успокоится и будет полностью соответствовать тому, что в реальном мире. – сказал хвостатый, подняв свои глаза. Звериный взор словно прошивал меня насквозь, захотелось отвести взгляд, но, поборов секундную слабость, я продолжил смотреть ему прямо в глаза. Хмыкнув, лис опять заговорил. — Здесь ты уже ничего не сделаешь, так что через пару десятков минут по времени реального мира станешь полностью безэмоциональным. Не навсегда, конечно, но какой-то срок точно проходишь так. — То есть ты хочешь сказать, что... – медленно вымолвил я. — Да... Твоё тело не выдержало столь долгого и сильного эмоционального напряжения и попросту перегорело. – кивнув, Кен вернулся к своему рисунку. — Это так же отразилась на внутреннем мире, как ты можешь наблюдать. — Почему у меня были столь сильные эмоции, от которых тело не выдержало и перегорело? – задал следующий вопрос лису. Всё чудесатее и чудесатее. — Это грубый рисунок я много не учитывал. Но если представить твоё эмоциональное состояние за две жизни, как отрезок с точкой «А» и точкой «Б», где «А» это твоё бытие Шином Абэ, а «Б» чужая душа, то получится что-то похожее. Палочка же характеризует твоё эмоциональное состояние на какой-то определённый момент времени. Взгляни. – вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, хвостатый указал на свой рисунок. На земле палочкой был начерчен схематичный набросок линии с двумя точками. Под «А» написаны инициалы "Ш. А.", под «Б» "Е. Я.", а посередине поставлена палочка. Увидев, что я обратил внимание на рисунок, он продолжил: — Так должно было выглядеть твоё эмоциональное состояния через один-два месяца после того, как ты узнал бы все воспоминания чужой души. Ты был бы более эмоциональным, чем во время бытия Шином Абэ, и более рассудительным, чем Е. Я. Идеальный симбиоз, так сказать. Но тут вмешались два фактора: печать и её влияние на тебя. Из-за этого рабского клейма на твоей шее, эмоции сбоили от одной точки до другой, так, в начале боя ты был предельно спокоен, но буквально после первого промаха перестал контролировать себя и вёлся на подначки, как дитя малое. Тебе, Шин Абэ, такое поведение не свойственно, но вот для твоей чужой половины оно естественно. – не прерываясь, Кен указал на инициалы "Е. Я.". — Он эмоционально юн, в отличие от тебя, он не держал клинок в руках, он не видел кровь врагов, хлещущую во все стороны, он не танцевал со смертью. Как думаешь, почему ты так хочешь уйти в путешествие? Всё просто, ты устал. Устал от своей жизни, жизненного стиля, судьбы. Сейчас же твои эмоции даже не на этом отрезке, они просто исчезли, твоё состояние можно описать как «эмоциональное выгорание». Ты восстановишься буквально за неделю, может быть, две, если не случится ещё какое-нибудь подрывающее твоё состояние событие, но когда твои эмоции появятся вновь, они продолжат гулять от одной точки до другой, пока не исправишь это. — Что мне надо сделать, чтобы это прекратилось? – чуть сдавленно задал новый вопрос. Не знаю, почему, но в горле появился какой-то комок, который мешал говорить. — Узнав все воспоминания, ты стабилизируешь своё положение, правда, всё же станешь другим. Но возможно, что ваши личности уничтожат друг друга и тело останется без хозяина. Так же, при принятии решения, помни про другие риски, о которых я тебя уведомил в прошлый раз. – просто и без затей ответил лис, - он всё сказал, дальше выбор за мной. Что мне делать? Узнать все воспоминания и измениться, или оставить всё, как есть, и ещё 6-7 месяцев ходить со сбоями в эмоциях, делать кучу ошибок, тупо идя на поводу у них. Так, что ты выберешь, а Шин Абэ? Устал я бегать от проблем, так что останусь. Надо наконец разобраться с этим раз и навсегда. Хватит делать такие глупые ошибки от наплыва эмоций, как поцелуй, ученичество у Орочимару и т. п. — Сколько по времени это займёт? – уточнил у затихшего Кена. Просмотр памяти много времени занимает, а тут целая жизнь, боюсь, меня прервут на половине. — Не знаю. Во внутреннем мире такая вещь, как время, очень субъективна. Если ты захочешь, то секунда здесь будет длиться, как день в реальном мире, можно и наоборот. – пояснил хвостатый, не отрываясь от рисования на земле. — То есть я смогу растянуть весь просмотр памяти в пару минут? – если получится это сделать, то, по крайней мере, не опоздаю к Орочимару. — Да, но из-за этого возможны микроповреждения мозга. – предупредил Кен. — Понятно. – отрешённо пробормотал я. Сосредоточившись, представляю, как время растягивается, но, как ни странно, ничего не происходит. Я делаю что-то не так? — Ничего не изменилось. – недоуменно посмотрев на хвостатого, заметил я. — Изменилось, но ты этого не почувствовал. В реальном мире даже мгновения не прошло с твоего замечания. – опроверг мою реплику лис. Вот оно как... Ладно, пора сделать то, ради чего, собственно, и замедлил время. Развернувшись лицом к городу, я пошёл в его сторону. — Ты сделал правильный выбор, Шин Абэ. – тихо сказал лис, когда я довольно далеко от него ушёл, но я всё равно услышал. Хм, надеюсь на это. А спустя мгновения, я перешагнул незримую черту, что разделяла поляну.