Непредсказуемая некромантия

Часть вечной силы я, Всегда желавший зла, творившей лишь благое Иоганн Вольфганг Гете, «Фауст»

      Владение Фолкрит по праву носило звание самого противоречивого и сурового края, но именно здесь нашёл свой покой орсимер со странной судьбой и таким же странным именем — Горацио. Ещё в юности увлёкшись некромантией, он оборвал все старые связи и покинул крепость, чтобы посвятить жизнь любимому ремеслу. В Сиродииле его увлечения были встречены с насмешкой — чёртовы расовые предрассудки! — поэтому Горацио перебрался в Скайрим, где на занятия некромантией смотрели сквозь пальцы, а среди бескрайних просторов одинокий колдун мог без проблем затеряться.       Спригганы не были в Фолкрите редкостью, но в последнее время они стали слишком часто заглядывать на задний двор и копаться в огороде. Заметив очередного вредителя, Горацио вооружился метлой и выскочил из дома с боевым кличем. От души огрев существо по спине, он заорал:       — Пошёл вон, пока я не обсыпал огненной солью то дупло, из которого ты выполз!       Его трэлл, конечно, добавлял уверенности. Почувствовав опасность для хозяина, оживлённый магией разбойник тут же выскочил из дровяного сарая с секирой наперевес, и спригган благоразумно ретировался.       Едва наступило долгожданное спокойствие, и трэлл направился в своё убежище, как чужое заклинание ударило его в спину. Труп рухнул, словно спиленное дерево. Мгновенно сообразив, чем дело пахнет, Горацио вернулся в дом и замер, слушая, как пожилой альтмер — Рунил — топчется на пороге. Действительно, кто же ещё должен был почтить некроманта визитом, если не до тошноты рассудительный жрец Аркея?       — Добрый день и простите за беспокойство! Не найдётся ли у вас немного времени, чтобы пообщаться? — Он улыбнулся, словно какой-нибудь жрец Мары, раздающий листовки со слащавыми призывами обнять ближнего своего.       — Об Аркее — самом предсказуемом сыне Акатоша? — пробурчал Горацио через приоткрытую дверь. Рунил пытался разглядеть лицо собеседника, но в поле зрения оказывались то выпирающие клыки, то недружелюбно сдвинутые кустистые брови.       — Всем смертным должно помнить слова Аркея: «Охраняй и оберегай дары мира живых, не оскорбляй духов мёртвых», — назидательно произнёс Рунил, возведя очи к небу, затем так же мягко объяснил суть своего вынужденного визита: — Места на городском кладбище решительно не хватает, а вы, уважаемый, ещё новых мертвецов со стороны приводите. Они на улицах падают и очень мне жизнь усложняют.       — Не вижу никаких сложностей! — заявил Горацио с очень важным видом. — Вот, только порчу личного имущества вижу!       — Позвольте не согласиться, — опечаленный Рунил покачал головой. — Вы не имеете никаких прав на покойных!       Горацио не желал продолжать разговор, недовольно прорычав из-за двери что-то неразборчивое. Рунил не был силён в спорах и вскоре признал, что они друг друга не слышат. Орк всегда оставался орком — упёртым и самоуверенным. По сути, работа некроманта не причиняла жителям Фолкрита никакого вреда, если не считать нанесения морального оскорбления. Ярл либо не желал слушать о проблеме, либо не мог выделить стражников, чтобы Горацио наконец попросили удалиться. Рунилу оставалось только действовать ему на нервы и ждать, пока тот сам уйдёт.       Когда Рунил перестал обременять его своим еженедельным присутствием и вернулся в Фолкрит, Горацио вышел на улицу и направился к дровяному сараю.       — Я им всем покажу! — грозно ворчал он, пнув так неудачно попавшуюся на его пути поганку, и громко рассмеялся, когда шляпка отлетела в лес. — Оберегать дары жизни, говоришь? А вот это видел?       Конечно, вместо дров в сарае были аккуратно сложены трупы — для последующих экспериментов. Горацио даже не приходилось искать материал: бандиты всегда рано или поздно находили путь к уединённому жилищу вдалеке от большого города. То, что Горацио принадлежал к расе орсимеров — было большим подспорьем. Зачастую тела приходилось таскать на себе, чтобы сохранить их в целости.       Выбрав подходящий труп, он сосредоточился на заклинании. Лёгкая голубоватая дымка охватила его руки и перетекла к пальцам; кожу ладоней кольнул привычный холодок. Заклинание ударилось в труп бандита, будто выталкивало из него смерть силой.       Свежий трэлл поднялся на ноги и сгорбился, опустив плечи. Кожа местами потрескалась, обнажая полосы голубоватого свечения. Изо рта бородатого норда сочилась тонкая струйка слюны.       — Недостаточно страшно! — Горацио покачал головой и цокнул языком, придирчиво оглядывая своё творение с ног до головы.       Тогда он зачерпнул побольше грязи, вперемешку с еловыми иголками, и щедро обмазал этой массой голову трэлла. Когда работа была завершена, Горацио отступил на шаг назад, любуясь своей работой. Трэлл запрокинул голову, наблюдая за вспорхнувшей с дерева птицей, и потянул к небу руки. Ком земли, который висел на бороде, скатился ему в рот.       — Ууэээ, — прокомментировал трэлл, будто что-то на самом деле понимал, а не просто реагировал на движения живых существ, оценивая тех с гастрономической точки зрения.       — Идеально, — Горацио потрепал трэлла за щёку, словно озорного малыша. — Ты там всех покоришь!       Горацио с видом победителя обогнул дом и сошёл на тропинку. Трэлл послушно плёлся следом, словно привязанный, и периодически стонал о чём-то своём, далёком от земной суеты. Им предстояло вселить страх и уважение в сердца жителей Фолкрита, чтобы воспринимали соседа согласно его статусу.       Горацио, непривыкший к такому потоку посетителей за одно утро, даже не сразу сообразил, что на его пути стоял маленький мальчик. Как орсимер, он не особо разбирался в расах людей — для него они все были одинаковы. Однако всмотревшись в лицо ребёнка, Горацио почувствовал, что начинает нервничать. Белобрысый мальчик широко раскрыл рот в подобии улыбки, продемонстрировав неровный ряд мелких зубов; его глазные яблоки дико вращались, пытаясь сфокусироваться на одной точке. Он казался безумным, но своего собеседника прекрасно видел и всё понимал.       — Светится! — Мальчик указал на трэлла, а когда тот что-то пробурчал в ответ, звонко рассмеялся и хлопнул в ладоши. Говорят, нет ничего прекраснее детского смеха — Горацио же почувствовал, как стремительно леденеют поджилки.       — Свали с дороги, пацан, — грозно сказал он, но устрашение не подействовало — пришлось обойти ребёнка по широкой дуге, словно больного корпрусом. — Дурак какой-то: по лесу бродит, некроманта не боится! Что за время, что за люди? — бурчал себе под нос Горацио всю дорогу до Фолкрита. К счастью, мальчишка за ним не увязался. Как бы только не спёр ничего из дома.       Далеко за первой жертвой ходить не пришлось: охотник по имени Вальдр сам бежал навстречу через чащу.       — Шугани его, — Горацио потёр руки с довольным видом, предвкушая полные ужаса крики охотника, бегущего в Фолкрит — рассказывать о жутком зомби.       Но следом за охотником из чащи выскочил разъярённый бурый медведь. Животное резко остановилось, принюхиваясь к запаху падали, исходящему от трэлла. Горацио всё быстро понял и даже не стал ждать развития событий.       — Люди! Зомби спас меня от медведя! Люди! — за спиной убегающего некроманта послышался полный счастья крик Вальдра, а следом — рык медведя и хруст ломающихся костей.       Но Горацио не был из тех, кто легко сдаётся. Он поднял нового трэлла и всё-таки достиг с ним города другой дорогой.       Стоило отметить, что жители Фолкрита не боялись таинства смерти и равнодушно относились к покойникам. Даже самые популярные анекдоты в таверне были связаны с темой смерти, похорон и загробной жизни. Например, из последнего: «Жрец Аркея умер, но всё равно отправился на службу». В общем, хуже города для злопамятного некроманта не придумаешь. Максимум, на что он мог рассчитывать, — инфаркт от эффекта неожиданности.       Молодая редгардка, которой посчастливилось первой встретить вышедшего из леса трэлла, действительно сильно испугалась и подняла визг на всю округу. На призыв отреагировал другой редгард — её муж, который по чистой случайности был с супругой в большом разладе. Он без колебаний снёс зомби голову.       — Я больше никогда не буду с тобой ругаться, прости меня! — она кинулась мужу на шею и разрыдалась, а тот, горделиво выпятив грудь, повёл её домой.       Так Горацио воссоединил влюблённых, а вдохновлённый жрец Мары каким-то чудом вычислил его в придорожных кустах и вручил листовку с призывом обнять ближнего своего. Разъярённый Горацио решил последовать совету незамедлительно и вцепился жрецу в горло, но наученный опытом скромный служитель богини метнул в него паралич, высвободился и сбежал. Хорошо даже, что религия не позволяла им воровать.       Горацио ещё несколько раз заглядывал в свой дровяной сарай — пока к концу дня совсем никого не осталось. Рунилу он так и не насолил: подосланный трэлл упал в свежевыкопанную могилу, и могильщик быстро закидал его землёй. Другой умудрился остановить драку, получив нож в бок вместо какого-то алкаша из таверны «Мертвецкий мёд». Ещё одного трэлла подстерёг и вновь задрал медведь — вероятно, тот же самый.       Вид абсолютно пустого хранилища заразил сердце Горацио тоской. Ещё никогда он не чувствовал себя таким одиноким — если не считать трэллов, пообщаться теперь можно было разве что c деревьями.       Его тяжкие думы прервал очередной посетитель — немолодой норд, судя по всему, кузнец. Он был невооружён, но что-то прятал за пазухой, будто хотел усыпить бдительность. На помощь призвать оказалось некого, и Горацио почувствовал себя некомфортно в собственном доме.       — Я слышал, ты всем помогаешь… — произнёс норд, когда подошёл ближе.       — Да не помогал я никому! — вспылил Горацио, позабыв, что ждал от гостя как минимум удара в спину.       — Меня зовут Лод, — представился он, будто не заметив грубого ответа. — Мой сын по лесу иногда шатается — белобрысый такой. — Он сделал паузу. — Слегка косоглазый.       Это ещё мягко сказано. Горацио сразу припомнил странного пацанёнка — потенциального кандидата в подметальщики полов в храме Шеогората, — который не мог связать и пары слов, а лишь странно улыбался. Горацио сложил руки на груди, готовясь выслушать родительскую нотацию о том, что грубить детям — некрасиво. Особенно детям с явным умственным расстройством. Но Лод, наоборот, имел крайне растерянный вид.       — Вот, тут такое случилось… — Он почесал затылок, а на вытянутой левой руке продемонстрировал Горацио тушку мёртвого грызуна. — Это хомяк моего сынишки — умер он, короче, от старости. Ходил давеча к Рунилу, так тот велел всё честно сыну выложить. Но… — Лод замолчал, уставившись на трупик грызуна, распластанного на ладони, и глубоко вздохнул, бросив на Горацио виноватый взгляд. — Он ведь у меня особенный, сынишка-то. Только живность его и занимает. Поднял бы ты этого хомяка, пока я замену не найду?       — Ты сына обмануть хочешь? — с глупым видом переспросил Горацио, внезапно опешив от такого предложения, и даже забыл поворчать на Рунила.       — Я знаю, что зло творю, покойных подымая, но готов на это пойти. Давай, — он решительно поднёс хомяка поближе; Горацио машинально отстранился, — а я тебе пятьдесят септимов подброшу.       — Странный ты какой-то, — нахмурился он, недобро поглядывая на кузнеца, выискивая в его словах подвох. — Думаешь, что не отличить ребёнку живого от мёртвого?       — Да он не заметит: хомяки одинаково воняют. А я лучше пса приличного поищу.       Признав правоту Лода, Горацио решил пойти на хитрость, о которой простой кузнец мог не знать:       — Тогда сам малому объясняй, почему его любимец внезапно превратился в кучку пепла.       — Это легче, поверь. А там я малыша Туллия подменю.       Лод залился краской. Так внезапно всплывшее имя покойного хомяка заставило усмехнуться даже Горацио — ну и фантазия у мальчишки! Он тяжело вздохнул и предъявил последний довод:       — Животных, особенно таких мелких, не поднимешь.       — Ты хоть попробуй. — Лод пожал плечами и кивнул на трупик. — Ему торопиться уже некуда.       Горацио, не переставая тихо ворчать, поднял хомяка двумя пальцами за заднюю лапку и положил на стол. Пока он готовился, Лод с интересом осматривался по сторонам, судя по замешательству на его лице, пытаясь выдумать комплимент хозяину. Одним движением руки Горацио отодвинул в сторону гору мусора — грязную посуду вперемешку со свитками и содержимым карманов покойников — и закатал рукава балахона. Лод встал в угол и весь сжался от страха, но взгляда не отвёл.       Горацио сделал пасс, и на ладонях засиял бледно-синий шарик с языками мёртвого пламени. Некоторое время он смотрел на сотканное заклинание, пытаясь сконцентрироваться, и резко выпустил его на выдохе. От удара хомяк резко взмыл в воздух, точно экзотическая птица. Набрав достаточную высоту, он пролетел через всю комнатушку и врезался в стену. Лишь несколько сантиметров отделяли его от окна.       — Весёлая у тебя работа, — присвистнул Лод, глядя, как тушка съезжает на пол.       — С ними такое постоянно, — раздражённо бросил Горацио и пошёл возвращать хомяка. — Чем легче труп, тем дальше летит.       Хомяк отчаянно не желал превращаться в нежить. Они даже соорудили вокруг тушки защитный барьер из кастрюль и деревянной посуды; Лод страховал, если хомяк перелетал. Горацио порядком выдохся, а чёрный балахон уже лип к телу. Он понимал, что старания его бесполезны, но всё равно почему-то продолжал попытки. Перед глазами стоял этот одинокий мальчик и его искренняя, пусть и глупая, улыбка. Даже было немного стыдно за произнесённые этим утром грубости.       Когда воспоминание стало достаточно ярким, Горацио вновь выпустил заклинание в хомяка. Тушка подпрыгнула, угодив в деревянное блюдце, и внезапно самостоятельно встала на лапки. Лод издал победный вопль, а сам некромант устало опустился на стул — казалось, в этого хомяка он вложил все свои силы. Что же, как орсимер, он знал, что кузнец всегда вкладывает в творение частичку собственной души — каким бы оно ни было.       Хомяк нерешительно бегал по столу, немного подворачивая лапки — может, сказались сегодняшние полёты и неудачные приземления. С некогда белоснежной шубки поднимался едва заметный голубовато-чёрный дымок. Тварь подозрительно зыркнула на Горацио синенькими глазами-пуговками — хомяк-трэлл будто понимал, что с ним сделали. Более того, он знал, кто именно в этом виноват.       Чтобы пресечь любую попытку побега, да и чтобы просто на него не смотреть, Лод посадил грызуна в плетёную корзину и накрыл куском плотной ткани. Несмотря на извращенную природу, зверёк всё ещё был юрким и злобным, как и полагалось хомякам. Состоялась почти идеальная подмена.       Горацио выпроводил кузнеца, настоятельно порекомендовав забыть к его дому дорогу, тем самым став соучастником самого большого обмана — хоть и рождённого из лучших побуждений. Оттого поступок и казался таким жестоким.       Утерев пот со лба, Горацио невольно развеселился: никогда бы не подумал, что оживление хомячка станет самым злым поступком за всю его карьеру.