Misuse

Субботним утром Саурон проснулся первым. И, открыв глаза, ни секунды не пожалел, что не был разбужен - сквозь бумажные жалюзи пробирался свет, в нём можно было оглядеться. Стены в комнате были только оштукатурены, как и потолок, что создавало здесь бесприютный уют, рай в гулком шалаше. Пол был уже застелен паркетом, но без плинтусов - доски просто упирались в стену необработанным краем, и всё это в сочетании сдавало хозяина дома с головой - как Он торопился, занимаясь такими несвойственными ему вещами, как выбор кровати и цвета паркетной доски - Сау, не прекращая улыбаться, чуть сжал объятья. Вала спал, лёжа спиной к Саурону. Солнце обрисовывало шею и выставленное из халата плечо - майа решил, что под утро морозолюбивому Мелькору стало душно в его лапах, но прорваться на свободную часть постели вала так и не смог. Блики разлились по смоляным прядям, ветвящимся по обнаженной светлой коже, тонкой, почти прозрачной, стрелка бесцветных волосков взбегала по шее к затылку - если бы Саурону ещё две недели назад сказали, что он будет умирать от нежности к мужчине, он бы не поверил. А сейчас пытался выровнять сердечный ритм, чтобы этим набатом не потревожить Его сон и не спугнуть благословенное оцепенение утра с журавлём в руках. Майа легонько ткнулся в затылок вала. Их волосы пахли по-разному. Мятный запах шампуня Мелькора он уже знал, от своих же Саурон уловил какой-то сладкий аромат, наподобие жвачки "Турбо". "Теперь все, ностальгирующие по девяностым - мои", - Сау улыбнулся в изгиб плеча своего тано, а тот, ещё в полусне, подставил шею под ласки майа. Сау тут же освоился, окутывая тёплым дыханием уже плечо и предплечье. Правая рука сама потянулась к узлу на поясе Его халата, нечаянно развязала и высвободила Его правое бедро, вернувшись уже по внутренней стороне - вала выдохнул и потянулся, когда ладонь Саурона обняла Его напряжённый, сочащийся член. Пола халата окончательно сползла с бёдер, отчего майа невольно заёрзал между обнажившихся ягодиц. Сау показалось, - нет, даже не показалось - что вала чуть прогнулся в пояснице… Счастье затопило все органы чувств майа: его пускают, зовут, хотят, ему здесь рады, - он слегка навалился, надавливая порывистым поцелуем между лопаток Мелькора... как вдруг сам оказался на лопатках. Точнее наоборот - на коленях, вжатым щекой в подушку, прямо за волосы. - Забылся? - поинтересовался вала, встряхивая майа за бедро, так, что теперь Он упирался в приподнятую над простынёй задницу майа. - Ты чё щемишь-то меня! - по-мальчишески возмутился майа, обломавшийся в лучших намерениях, за что получил по заднице, звонко и чувствительно. - А ты что себе позволяешь? - Я ничего бы не позволил себе без твоего разрешения! Ай!!! - на самом деле, майа выразился много крепче, чем просто "ай", второй раз словив шлепок не по-утреннему тяжёлой рукой. Пальцы вала в его волосах сжались, как и ладонь, под которую до этого легла ягодица майа, к дырке уже примеривалась влажная головка, - Сау прогнулся и застонал, не прекращая крыть злую судьбу отборным матом, однако Мелькор никуда не торопился. - Ну, рассказывай, чем твоя узкая дырка маялась без меня неделю? Вала ещё раз с аппетитом приложил майа, правда, не больно, скорее игриво. Сау игру подхватил. - Ждала, пока ты спросишь... - Дождалась. Сейчас будет, как в первый раз. Если сам себе не поможешь. - Сау не столько разбирал слова, сколько вызов, подначку, на которую обязательно поведётся - он оказался здесь именно для того. Сау взглянул через плечо - вала чуть ослабил хватку, так что майа удалось выкрутиться и перевернуться. Мелькор по-прежнему возвышался над ним, Сау потянул тёмным говорящим взглядом к себе, ухватился за прутья изголовья руками, читая в Его взгляде, что всё правильно... - Ты сейчас мне слюнями пузо закапаешь, - хрипло усмехнулся Сау, ведя ладонь себе между широко раздвинутых ног, - ты же хочешь, - пальцы майа обхватили сразу оба члена, провели вверх и вниз, - возьми его в рот, как раз и я подготовлюсь получше... Майа улыбался так развязно, а рука его так ритмично терзала изголовье кровати, что Мелькор колебался не долго - нарочно медленно склонился, нарочно мучительно провёл остриём языка вокруг головки - Сау выдохнул и вздрогнул. - Только не вздумай кончить раньше меня, - услышал он сквозь накатившую волну. - Да... хозяин...- простонал Сау, когда отводил ладонь от своего члена, вокруг которого уже плотно сомкнулась влага Его рта. - Бауглир. Молодой, и от того бескрайне серьёзный преподаватель даже не знал, что и спросить-то у этого... студента, оставшегося сдавать последним, после всех самых отъявленных хвостоносцев. - Бауглир. Если Вы... не в состоянии говорить - покиньте кабинет немедленно. Студент вперил в преподавателя красные глаза исподлобья. - Шснацать. Пауза затянулась. - Что? - Блет номер шснацать. Преподаватель открыл было рот, но снова закрыл - нет никакого смысла возмущаться, его визави был явно "не здесь". Юный доцент обошёл стол: он был способен взвалить "объект" на плечо одной левой и донести до медпункта, чтобы необходимость его отчисления была документально засвидетельствована. То, что по стране "прошлась" сначала перестройка, и вот недавно - культурная революция, не даёт права на высшее образование каждому, отрастившему патлы! - Поднимайтесь, - преподаватель потянул студента за тощую руку, торчащую из широкой чёрной майки. Молодой вала и правда поднялся. И тут же упал на плечо доцента. - Она ушла... Студента не на шутку трясло, его мышцы дрожали от кончиков пальцев до ступней, в то же время он судорожно прижимался к преподавателю, как будто если отпустит, то не упадёт, а распадётся, - но молчал. Экзаменатор ощущал, как Мелькор сдерживает подступившие рыдания, из последних сил... - Она ушла к моему же брату... Мужественная крепкая рука успокаивающе легла на плечо вала, вторая придерживала за локоть - в конце концов, как бы ни перерубило всех этим смерчем перемен, мы по-прежнему одинаково рождаемся, умираем и страдаем. У каждого была своя первая любовь. Но у каждого она была. - Бауглир, я надеюсь, Вы понимаете, что никаких поблажек в связи с Вашим состоянием на экзамене сейчас, на пересдаче, Вам ожидать не следует? - Я всё понимаю. Вала, по-прежнему одетый в чёрное, но хотя бы в ясном рассудке, смотрел на "доброго самаритянина"... прямо. - Хорошо. - Преподаватель поморщился и зашуршал бумажками на столе. - Тогда начнём с теории Калдора. - Что вы хотели бы узнать о теории Калдора? Доцент резко выпрямился и встретил прицельно наведенный взор вала. - Я бы хотел узнать, - раздельно проговорил он. - Что успели узнать о ней Вы… - Я узнал главное, а именно - что экономика не профильный предмет для меня. Аудитория погрузилась в напряжённую тишину. - Хорошо. И зачем же Вы тогда явились? Может, блеснёте познаниями математической статистики? Или она для Вас тоже не профильная?!! - Преподаватель постепенно переходил на крик. - Или Вы уверены, что я настолько мягок, что спущу такое поведение после сказок о Вашем тяжёлом семейном положении?!! Последняя реплика разбилась о скалу ледяного спокойствия. - Хочешь сказку? Ну так слушай. Жил-был доцент, и была у него девушка. Любимая? - Мелькор подождал ответа, который дала ему появившаяся складка между бровей преподавателя - Нет, не любимая. Удобная. Требует, требует, требует - каждый раз, заботы, внимания, требует владеть им безраздельно - простого женского счастья, она хочет замуж раньше подруг. Она любит, когда ей завидуют. А он... он любит от неё сбегать. Правда? - Я что, должен отвечать на всякий бред?!! - Правда. Любит, когда есть, о чём пожаловаться, любит пепел и дым от костра - до самого первого снега он уходит в горы, на другую сторону реки, с кем? - По какому праву ты следил за мной?!! Мелькор восторженно замолчал. - Он уходит с другом. - Это бред... - Нет, конечно, они уходят в горы большим отрядом, но если не идёт его… друг, - вала улыбнулся широко и похабно. - То и он не пойдёт. А ночью, на привале, они разговаривают до утра, но больше всего наш доцент любит, когда можно просто молча посидеть рядом. В палатке он всегда ночует один. Преподаватель смотрел в стол, задохнувшись гневом. - А потом наш герой возвращается к своей работе, своей реальности, к своей пиле, - Мелькор усмехнулся. - И на каждом углу кричит о падении нравов, о том, что всех, кто не может жить, как он, надо сдавать в Сербского и лечить электричеством, что он лично расстрелял бы всех гомосексуалистов, повыползших из подполья в последние годы, - студент доверительно наклонился вперёд. - Так пойди да застрелись. - Ты извратил всё! Тебя послушать, так все, кто ещё сохранил рассудок... - А так оно и есть, - всё так же по-приятельски сообщил Мелькор. - Тот, кто счастлив, никогда не будет укорять тех, кто, по его мнению, заблуждается. Но тот, кто алчет и завидует, становится самым ярым борцом со своим соблазном. - Хватит. В следующий раз я увижу Вас на комиссии - посмотрим, что за истории Вы будете рассказывать... - А знаешь, что грустно? То, что если твоя мечта сбудется, и однажды он придёт в твою палатку… через полгода ты замучаешь его обвинениями, досадой, ревностью - и он станет совсем таким же, как твоя баба, к которой ты иногда шастаешь по ночам. Потому, что ты - быдло, и всё, чего ты коснёшься, превращается в грязь. Ведь ты так любишь в ней плескаться... Доцент подскочил с места. - Какая бы ни была! Но это моя баба, и она у меня есть!!! А твоя, видимо, не совсем рехнулась, раз ушла! Или вы с братом - одного поля... - Не просто одного поля, ты даже представить себе не можешь, - вала тоже поднялся и сам пошёл на собеседника. - Они оба - мои! И в их постели моё законное место!!! Преподаватель схватил Мелькора за грудки и бросил о стену - грохот поднялся такой, что из коридора вбежали все, кто был поблизости. В мире, где ещё нет интернета, непозволительно было пропустить такую сцену: как разъяренный доцент пытается выбить дух из тщедушного студента-математика. Комиссия собралась быстро, как никогда. Случай беспрецедентный - драка на переэкзаменовке, оба участника которой молчат о её причинах. Конечно, преподаватель ссылался на то, что у студента полностью отсутствуют знания по предмету. Тот, в свою очередь, намекал на предвзятость экзаменатора - но если бы каждый раз из-за подобных вещей начинались драки, высшее образование вымерло бы, не дожив до весенней сессии. Более того, потерпевшая сторона настаивала на присутствии своего экзекутора. Просьбу удовлетворили, и теперь несчастный экзаменатор внимал Бауглиру, как и другие, гораздо более почётные члены комиссии, сцепив пальцы и мечтая о том, чтобы раствориться в эфире, прямо на месте. - С меня довольно, - наконец произнесла одна из валиэ весьма преклонного возраста, - вы поймите меня, я не гуманитарий. Пока Вы говорили про марксистскую теорию, я ещё что-то понимала, но дальше... Кто такой этот Леонтьев, труды которого вы тут освещали с таким запалом? Студент поднял вопросительный взгляд на своего несостоявшегося экзаменатора - тот только крепче сжал пальцы в замок. -А Вы разве не в курсе? - спросил Мелькор именно его. И продолжил после паузы: - Это нобелевский лауреат в области экономики. - Вот новости! - всполошилась валиэ. - Экономики не было, а лауреаты были. - А теперь объясните нам, - наконец-то ожил председатель комиссии. - Почему Вы, - профессор ткнул пальцем в экзаменатора. - Довели этого студента до сдачи на комиссии? - Вы не представляете... - начал было тот. - Я прекрасно представляю. Да, мальчик странно одевается, посещает не все занятия - да что скрывать, просто практически не появляется, - но он самый способный студент за последние лет пять. И вы хотите нам тут доказать, что экономическую теорию от Адама Смита до наших дней он выучил за неделю, которая была у него между пересдачей и комиссией? Подсудимый глянул на Бауглира. Тот отряхивал невидимую пылинку с идеально выглаженного пиджака и так скромно разглядывал узоры линолеума на полу, что преподаватель чуть не усомнился в собственном здравом рассудке. - То, что я наблюдаю здесь, крайне печально, - продолжил председатель, - скоро чистой науке, не имеющей отношения к бухгалтерии, не будет места нигде. Юный доцент лишь крепче сжал зубы - нет смысла оправдываться, когда мир повернулся к нему презрением, которое он и сам раньше щедро раздавал другим направо и налево. - Ты как посмел... Вала решительно закрыл за собой дверь методического кабинета, оставшись со своей добычей один на один. Преподаватель подскочил было к нему, но тут студент начал расстёгивать одну за другой пуговицы рубашки. - Что тебе ещё надо от меня?.. - преподаватель отпрянул. - Мне? - вала продолжал расстёгиваться. - Ничего. Это Вы позвали меня сюда. Я-то думал, Вы хотите прояснить ситуацию на словах, а Вы избили меня снова. - Мелькор открыл взору жертвы грудь и живот. Вся кожа его была покрыта синяками и гематомами. - Любишь ли ты Паланика так, как люблю его я? - Зачем... Почему я? - только и смог прошептать преподаватель. - Я помогаю тебе. Не благодари. - Мелькор подошёл вплотную, взглядом удава впился в самое тёмное внутри. - Ты же не виделся с ним всю неделю, правильно? Правильно. А к ней ты ходил каждый день - доказать себе, что ты мужик. Мелькор на мгновение перевёл взгляд за ворот рубашки экзаменатора, уловив, как ходит кадык на его шее. - И с ним тебе попробовать нельзя, - вала положил ладони на бёдра преподавателя, прошептал, всё так же глядя в глаза, - а со мной - можно. Только сейчас мужчина разглядел, какая светлая, почти белая кожа... порочный, приоткрытый рот и чёрные зрачки из-под чёрных ресниц... - Подожди... скажи пожалуйста, - загнанная жертва тяжело сглотнула. - Про твоего брата - это же была неправда? Вала почти бесшумно, но от души рассмеялся. - Конечно, это неправда. А ты действительно поверил? Экзаменатор закрыл глаза, когда его губ коснулась улыбка Мелькора.