За Великой Стеной

Я надеюсь, мы умрём вместе. 　　 　　Надеюсь, нас положат в стеклянные саркофаги, рука к руке, чтобы я смогла разбить стенки, когда придёт время, и хорошенько вдарить тебе по лицу. 　　 　　Встанем после, два мертвеца, да только какая разница, если и при жизни были мертвы. Зато теперь у тебя вечность будет красоваться шрам под глазом. От меня с наилучшими пожеланиями и на долгую память. 　　 　　Ты мне не ответишь, уж я-то знаю. И пальцем не тронешь. Только если оторванным, смеха ради. 　　 　　Нам давно хотелось узнать, каково это: смотреть на жизнь с той стороны? Думаю, не то чтобы слишком интересно. 　　 　　Как бы не накрыло ностальгией: если зайдём южнее Великой Кладбищенской Стены, нам не поздоровится. Удар с правой покажется мелочью. Свинец в сердце — тоже. И когда мы будем просить о пощаде, нас не поймут. 　　 　　Думается мне, живые ещё более глухи к чужим просьбам. Пусть мы пока и не знаем наверняка. 　　 　　Универсальных переводчиков с мёртвых языков не существует, хотя кое-кто доказывал, что за Стеной их изобрели. Подумать только! Мёртвые! Изобрели! 　　У живых прекрасное чувство юмора: нашли в парочке отрезанных ушей останки странного механизма в форме головастика и тут же окрестили “вавилонской рыбкой”.* Как же иначе? Великие археологи современности. 　　 　　У мёртвых цивилизация. Мёртвые ходят строем. У мёртвых свои храмы, и свои службы, да и качаются они в такт шаманским танцам, схемы которых проложены в их мёртвых мозгах, как трассы под Нью-Нью-Омском. 　　 　　Мёртвые делают детей: не по ночам, а днём, при свете солнца, скручивая вместе осколки костей, искусственный мех и проволоку. Есть множество видеозаписей. Умельцы добавляют к ним детские живые крики, и особо чувствительным срывает крышу. 　　У мёртвых свои политические взгляды. Но никто не знает, какие. Ещё никому не удалось заснять дебаты, или выборы, или найти парочку истлевших бюллетеней. 　　 　　А вот книги находят. До сих пор. Пару раз в месяц кто-нибудь посылает статью в газету или появляется на экранах: смотрите, мол, вот это клинопись по коже, это письмена с той стороны. Как попали за Стену? Контрабанда. Коллекционеры. Никто никого не сдаёт. Куски кожи наверняка штампуют на какой-нибудь бывшей лесопилке или фабрике по производству никому не нужных духов. 　　 　　Цивилизация мёртвых гораздо ближе к нам, чем, скажем, цивилизация Майя. Буквально в нескольких тысячах шагов. И она, конечно, растёт. А то, что становится больше, не может не развиваться. 　　 　　Стеклянные саркофаги — это для тех, кто верит. Кто не так скептичен, какой была я до прошлого лета. 　　 　　Мы тогда чуть не перелезли на ту сторону раньше времени. Это не так трудно, если всю жизнь видеть Стену из окна своего дома и знать то, что знает твой кузен, работающий у Люков и Дверей. Все коды до смешного лёгкие. Рабочим до смешного всё равно, всем, кроме ярых фанатиков, из которых потом составляют отряды, вооружённые дробовиками. Чтобы не мешкали, если границу пересекут. 　　 　　Великая Кладбищенская Стена не так уж и велика. А ещё в ней есть прорехи, которые иногда не могут залатать десятилетиями: просто закрывают стальной сеткой и наблюдают чуть пристальней. 　　 　　За одной из таких я и увидела мёртвых. И они выглядели живее всех, кого я знала. Пустые глаза? Отсутствующие взгляды? Не верьте россказням: мертвецы видят нас насквозь и знают. Это знание мы, должно быть, когда-то потеряли. А, может, оно и вовсе никогда нам не принадлежало. 　　 　　Я думаю, оно слишком тяжёлое для наших живых тел: для бьющихся загнанно сердец, для тёплого дыхания, для хрупких костей. 　　 　　Уходить раньше времени, как уже сделали фанатики другой породы — те, что за собственные органы покупали книги мёртвых, инструменты мёртвых и кусочки мёртвого быта — не стоит. Мне всё ещё интересно, сможем ли мы с тобой стать более живыми, чем сейчас. Более мёртвыми-то всегда успеем. 　　 　　Сейчас только и разговоров, что о цивилизации мёртвых. Как вылезу из саркофага — обязательно напишу стихотворный сборник собственной кровью на давно мёртвом языке. Если она не успеет совсем загустеть. 　　 　　А пока мне любопытно: говорят ли за Стеной о цивилизации живых? И если да, то не называют ли мёртвыми нас с тобой? 　　 　　Я надеюсь, что и жить мы будем вместе. По-настоящему, чтоб не стыдно было стать мертвецом.