Увидеть звезды

Син опирается сложенными на груди руками на барную стойку, наклонившись к клиенту как можно ближе. Так, чтобы слюна при произношении каждого шипящего брызгала ему на щеку, крошечные капли летели на ухо. Чтобы чувствовать тошнотворный запах перегара и крепкого табака. Чтобы видеть каждую расширенную пору на сальной щеке и подбородке. На лбу и около носа – россыпь черных точек и гноящихся угрей. На лице Исина – обходительная полуулыбка, в глазах – само добродушие, а в голове он мысленно блюет прямо на сальную физиономию, вытирает ей забрызганную пролитым алкоголем стойку, вцепившись в редкие волосы пятерней. - Я обещаю, вы увидите звезды, самая лучшая "Мэри" лишь для вас - улыбается он, отстраняясь и поворачиваясь к бару за спиной, чтобы взять нужные бутылки. Клиент расплывается в улыбке и становится похожим на жабу. Син колдует над «Кровавой Мэри», украшает красное месиво веточкой сельдерея и подает мужчине, принимая купюру за коктейль. - Самая лучшая, говоришь? В этой заднице? – усмехается мужчина, убирая сельдерей и кладя его прямиком на только что протертую столешницу, пачкая ее разводами томатного сока. Син с нескрываемым удовольствием смотрит, как тот медленно пьет из дабл-рокса густоватую жидкость, а потом через пару минут чуть ли не слюни пускает, хихикая по-дебильному, вцепившись в прутья клетки, где полуголый Лухань зарабатывает себе на жизнь, тряся членом, обтянутым каким-то золотым блестящим и, наверняка, скользким дерьмом, которое собирается у него между ягодиц и явно перетягивает бедра. Мужик повисает на прутьях, и Син кайфует от того, насколько же тот похож на ебаное днище, мерзкое, скользкое от пота, с высунутым языком он похож на шавку, а не на богатенького выблядка мира больших денег. Хань извивается, как текущая сука, и Син замечает в дальнем углу Чанёля, жадный взгляд которого прикован к каждому изгибу этой порнографической истерики. Исин салютует ему стаканом с минералкой, когда тот случайно смотрит в бар, Чанёль машет ему, и снова Лу занимает все его внимание. Исин же переключается на мужика. Тот едва стоит на ногах, глаза закатываются, а ртом он хватает воздух. - Можно мне увидеть звезды? – обращаются к Исину. Кодовая фраза. Тот улыбается и переводит внимание на новую жертву. - Секс на пляже? – он берется за ром, но его останавливают. - Хочу минет, - тощий клерк звена не выше среднего явно пытается флиртовать. Син молча наполняет шот Бэйлисом и взбитыми сливками, незаметно добавляя щепотку кокса. Ровно через десять минут на танцполе он дергается, не пойми как, пьяно улыбаясь и шатаясь из стороны в сторону. Исину нравится наблюдать за реакцией этих лохов, нравится смотреть, как из людей они превращаются в животных или даунов (это какую щепотку закинуть), нравится получать больше всех чаевых за крышесносные коктейли, нравится очередь из клиентов, которые хотят «увидеть звезды». Исина стоит лишь правильно попросить. Он с нескрываемым любопытством смотрит, как обдолбанного Минсока едва ли не трахают в кабинке пальцами, как Лухань с красной помадой на губищах танцует приват на коленях у очередной мерзости, как Сехун лижется с Чонином в углу, и тот уводит его через несколько минут. Нет. Исину это все кажется скучным. - Не хочешь после смены выпить что-нибудь? – интересуется охранник. Исин даже не помнит, как его зовут. Он отрицательно качает головой. - Встретимся, может завтра? – без особой надежды интересуется какой-то полупьяный посетитель, протягивая купюру. Син принимает ее, пряча в фартук, но снова посылает с мягкой улыбкой на губах. - Эй, Син, трахнемся? – интересуется Миньшо, порядком потрепанный и уставший, плюхнувшись на высокий стул. – В гримерке Чанёль опять нагибает Бэкхёна, а меня завидка ебаная берет так, что в жопе свербит. - Не ко мне вопрос, - улыбается Исин, ставя стакан минералки и протягивая маленький пакетик с дурью. Мин выдувает воду, делает дорожку прямо на липкой столешнице и вдыхает. - Член что ли отвалится? – продолжает ныть Мин, наблюдая, как Син убирает бар. - Отвалится, - мягко говорит он. – По-моему, в твоей заднице чего только не побывало. - Ну, зубы вокруг ануса явно еще не отросли, - Мин расслабляется и начинает ржать, сначала негромко, а потом по нарастающей. - Чондэ-хён, забери его, - Син морщится, как от зубной боли, и менеджер сия непотребного места спешит, улыбаясь так, что по загривку мурашки бегают. - Чондэ-хён, трахни меня, - стонет Минсок, повисая на руках у начальника, пока тот тащит его в сторону выхода. - Поговорим, когда протрезвеешь, - отвечает менеджер, и это последнее, что слышит Исин, когда за ними захлопывается дверь. Он расставляет бутылки в известном ему порядке, моет уцелевшие стаканы, вытирает стойку от липкой дряни, аккуратно складывает мятые купюры из фартука и вешает тот на крюк до следующей смены. Следующей смены, где можно вдоволь полюбоваться на людей, предающимся животным инстинктам под действием его одурманивающего зелья. Син чувствует себя едва ли не богом, существом, поворачивающим эволюцию вспять. И у этого есть только один минус. Становится скучно. Слишком. *** Исин знает, как получить удовольствие, от которого напрочь сносит крышу. Он знает, как заставить истекать слюнями любого мужчину, глядя, как аккуратные пальцы натирают замызганным полотенцем бокалы. Эти - томный взгляд с поволокой теплых каштановых глаз и острый розовый язычок, пробегающий по пухлой нижней губе, дурманят. В нем есть что-то чарующее и манящее, запретное и загадочное, что заставляет скулить от невозможности и близко подойти, а тот только кривит рот в ухмылке и нежно поглаживает ладонь очередного посетителя, пересказывая ассортимент меню. У клиента – штормовое предупреждение в штанах, которое подкрепляется приличной дозой кайфа. У Исина – щедрые чаевые, которые он спустит в супермаркете, покупая годовой запас соломки Покки. Зачем? А чтобы рот был вечно занят, видимо. Господин Чжан искренне считает себя повелителем этой помойки, некоронованным принцем сточной канавы. Выше лишь Чанёль с его торговлей наркотой, Чондэ, который держит в узде этот гадюшник, да хозяин сего злачного места, которого, к слову, никто так и не видел ни разу за все время работы. Поэтому Син может себе позволить спаивать клиентов до потери сознания алкоголем вперемешку с кокаином, а потом стоять и смотреть, как очередного обдолбыша с танцпола уносит охрана и вызывает скорую. К слову. Откачивают далеко не всех. - Не играй с огнем, - часто повторяет Чанёль, снабжая друга, однажды вытащившего из пиздецкой задницы, очередной порцией дряни. Или волшебной пыли, как любит выражаться бармен. - Они сами хотят увидеть звезды, - отвечает тот, усмехаясь краешком рта. Сам Чжан считает себя выше того, чтобы пичкать свой организм всякой дрянью. Однако не брезгует попользовать ее на других. Секс под кайфом – это настоящий ураган. Потому что обычные партнеры по трезваку не понимают всей прелести маленькой слабости Исина. Он любит зажимать очередную жертву в грязном туалете, в самой последней кабинке, целоваться и вжимать пьяное тело в тонкую стенку, облизывать указательный палец и, обмакнув его в приоткрытый пакетик с дурью, заставить обсасывать любовника, играясь подушечкой с языком, пока того не настигнет приход. Это видно по распахнутым в искреннем ахуе глазам, слышно по стонам, которые нарастают по громкости и доходят для банальных криков. Таких, которым не мешает орущая музыка, и всем в клубе ясно – Исину сейчас пиздецки хорошо. Исин, если говорить откровенно – больной на голову ублюдок. Больной на голову ублюдок, который уже с час так откровенно пялится на паренька, которому на вид лет пятнадцать, не больше, и размышляет, будет ли этот мелкий делать заказ или зассыт. - Может, выпьешь что-нибудь? – не выдерживает он через еще каких-то минут двадцать. Тот испуганно щурится на него огромными глазами и качает головой. – Ты в клубе, дорогуша, а в клубе принято напиваться до поросячьего визга, - продолжает Син, облокачиваясь на стойку и игнорируя потенциальных клиентов с хорошими чаевыми. - Я думал, в клубе принято танцевать, - отвечает парень, неловко заправляя за ухо выбившуюся прядь. Син тихо радуется завязавшемуся диалогу. - Ты не танцуешь, - усмехается он, склонив голову на бок и впиваясь пристальным взглядом в собеседника. Волосы черные, с ровным пробором посередине, уложенные гелем волосинка к волосинке. На носу очки в огромной оправе на пол-лица, губы поджаты, и взгляд бегающий и затравленный. Сам одет в рубашку, явно заправленную брюки, нежно персикового цвета, застегнутую на все пуговицы, галстук с тугим узлом. Син видел, когда тот заходил и взгромождался на непривычно высокий стул, шорты до колена и ботинки. Типичный хороший мальчик. Который просто напрашивается, чтобы его испортили. - Нет, - тот отворачивается, и Син чертыхается про себя. Зайдем с другого боку. - Син-син, порадуй меня, детка, - орет один из постоянных клиентов господина бармена. Паренек на стуле тихо усмехается, а Исин разворачивается к бушующей толпе у бара с таким видом, что та затихает и смотрит со смесью удивления и ужаса. Глаза Исина непривычно холодны, а губы брезгливо поджаты. Таким Исина здесь видят в первый раз, колючим, холодным и пугающим до дрожи в коленях. - Невежливо перебивать, когда двое ведут разговор, - Син говорит спокойно, но каждое его слово отчетливо слышно даже через биты. Постоянник краснеет пятнами, а на лбу выступает испарина. Исин может себе позволить обращаться с клиентами так, как захочет его подгнившая душонка, вплоть до унижения. Статус, мать его едва ли не бога этого места. Фея, разбрасывающая волшебную пыльцу, согласно своей прихоти. Исин – фея-крестная. И гневить ее не стоит. - Прости, - давится словом постоянник и смиренно позволяет толпе себя поглотить, делая плавный шаг назад. Син усмехается и щурит глаза в привычной теплой улыбке с морщинками в уголках. Ямочки на щеках – все как обычно. Толпа облегченно выдыхает. Исин отворачивается от них, не желая более удостаивать своим вниманием, ощущая, что сейчас появился более интересная игрушка. Он встречается взглядом с очкариком и понимает, что все это время тот на него смотрел. - Ты их круто усмирил, - восхищенно вздыхает школьник, а Исин радуется, что тот не свалил в небытие. - Ерунда, - тот расплывается в добродушной улыбке, но тут же наклоняются ниже к собеседнику, словно невзначай соприкасаясь с ним локтями. Парень тушуется и отводит смущенный взгляд, едва заметно розовея в неоновых лучах. – Какими же путями скользкая тропинка завела тебя в наше царство разврата и порока? По твоему виду не сказать, что ты завсегдатай подобных мест. - Тебя ждут, - Исин материт свой длинный язык, потому что мальчишка соскальзывает с табурета и машет ему рукой. – А мне пора... - Заходи, - бросает Син ему вслед, не надеясь особо, что тот услышит. – Я даже угощу тебя за счет заведения, - он посмеивается, когда видит, как дрогнули плечи юнца. Жаль. Он возвращается к привычной рутине, однако настроение подосрано безбожно, и клиенты не получают привычной дозы блаженства. Его удивление измеряется с приставкой «мега», когда через пару дней он видит как прилизанный очкарик в шортах, подтяжках и клетчатой рубашке решительно направляется к барной стойке. - Ты обещал мне за счет заведения, - он волнуется, и голос слегка подрагивает, однако малой настроен решительно. Исин смеется долго, дольше, чем следовало бы, чувствуя невъебических масштабов облегчение, которое берется невесть откуда, и он даже не хочет задумываться, а, собственно, с хуя ли. Он смеется чисто и звонко, у паренька глаза становятся едва ли не круглыми от удивления, а ладони влажнеют моментально в страхе, что над ним просто издеваются. У Исина приступ веселья проходит, и он, отдышавшись, разводит руками, словно пытается обнять свою святыню-бар. - Выбирай, дорогуша. Мальчишка тушуется, долго выбирает и решается на ром с колой. Рома Син не жалеет и бухает едва ли не полстакана, и парнишка под тот же звонкий смех бармена-садюги кашляет, пытаясь выпить обжигающую горло жидкость. От запаха мальчика мутит, но тот смело допивает свой стакан, под конец гавряясь, но до дна, и с громким стуком возвращает рокс на стойку. - Всегда мечтал это сделать, - признается очкарик, радостно улыбаясь. Исин подпирает руками подбородок, затем перегибается через стойку и стирает влажную дорожку пролитой мимо рта колы, стекающей вниз. Мальчишка смущается под диким улюлюканьем и орами толпы, а Исин снова хохочет от души. Мальчика зовут До Кенсу, ему пятнадцать, и он ненавидит разговаривать о доме, семье или школе. Зато он поет едва ли не соловьем, рассказывая Исину, как бы изнывал от жары в африканском сафари-парке, наблюдая за львами, дразнил бы караульных у Букингемского дворца и убегал от полиции, украв у них знаменитую меховую шапку, как в Нью-Йорке гулял бы по улицам, не знающих, что такое ночь, как вдыхал бы запах костра и копченой рыбы на одном из озер Финляндии или Карелии, как растворялся в бескрайнем небе, покоряя Эверест... До Кенсу умеет мечтать, и Исину кажется, что за спиной ему не хватает пары крыльев. Он приходит к ним раз в два-три дня, и так уже две недели, получает легкий коктейль от Исина и долго его пьет, рассказывая, рассказывая и рассказывая. Мальчик не похож ни на одного из тех уебищ, которые выпрашивают у бармена взгляд и возможность летать. Он настолько чист, что выделяется марким пятном среди грязного болота. У Чжана трясутся руки от того, как сильно ему хочется его измарать. Настолько, что тот предлагает ему увидеть звезды, попробовав его «венец творения». Кенсу настолько чист, что отказывается, довольствуясь тем, что попирает ногами землю. Исина это лишь подначивает, в голове зреет план, и он обещает себе, что испачкает этого мальчика так сильно, как только может, не чувствуя тошнотворно-сладковатого запаха, кутающего его с головы до ног. Так догнивает его душа. - Я нравлюсь тебе? – он решает идти напролом, задавая этот вопрос внезапно, что Кенсу давится коктейлем и долго откашливается. - В-в смысле? – он мелко дрожит, а голос почти пропадает от шока. - В прямом, - Исин подпирает рукой щеку и клонит голову на бок, пристально рассматривая парня. – Хочешь попробовать со мной... – он не договаривает, лишь улыбается приторно и подмигивает. Кенсу срывается с места и убегает прежде, чем Син успевает сообразить метнуться за ним. - Блять! – орет он, понимая, что парень больше сюда не сунется. – Блять! Блять! Сука! – продолжает он, швыряя полотенце на пол и уходя в подсобку. За бар встает Чондэ, поглядывая в сторону захлопнувшейся от души двери, но улыбается клиентам как чеширский кот. В подсобке Син беснуется, молотя кулаками в стену, по столу, пиная стулья. Он не хочет думать, отчего у него такая бурная реакция, что хочется голыми руками разодрать себе грудную клетку. Даже захлебнуться в грязном немытом сортире кажется ему не такой уж плохой смертью. В голове абсолютно нет мыслей кроме одной – Кенсу больше не придет. Он отходит через час, пытаясь не думать о своем срыве. «С ним интересно», - думает он, и это служит ему слабым оправданием, за которое он цепляется всеми руками и ногами. Он ни за что не признается себе, Исин, такой умный и проницательный, видящий людей и их слабости словно под рентгеном, что просто хочет этого мальчишку. Да. Исин больной на голову ублюдок, и это известно всем. Более того, он конченный извращенец, у которого стоит на малолеток. И это не все его грязные секреты. *** Кенсу удивляет его. Исин не слишком спешит менять коллегу. Да и кто в здравом уме будет нестись сломя голову на работу, да еще в два часа ночи, чтобы проторчать там до утра? Он входит в прокуренное душное помещение, проталкиваясь сквозь танцующие тела. Син немного пьян в силу последних событий и войны с самим собой, поэтому танцующий До, такой же правильный, за исключением блестящих глаз и взъерошенных волос в кои-то веки без геля для укладки, кажется ему первым признаком белой горячки. Кенсу танцует несмело, не попадая в ритм, смущаясь и дергаясь, если его кто-то задевает. На него смотрят с диким желанием такие же извращенцы, как и сам Исин, пристраиваются рядом, трогая невзначай его живот, задницу или шею. До похож на воробушка, отстраняющегося от рук рваными дерганными прыжками. Исин подходит ближе и чувствет крепкий запах алкоголя. Кенсу пьян до потери самоконтроля. Превосходно. До замечает Сина, и его взгляд стекленеет. Чжан рассматривает его острые коленки и думает, что так нельзя. Нельзя быть таким. Нельзя быть До Кенсу. Запретить. Запретить. Запретить. Мальчишка срывается с места и продирается к нему довольно бодро, но нетвердо стоящие ноги заставляют его тело болтаться из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Перед самым барменом он спотыкается и падает прямо на него. Крепкие руки Исина хватают тщедушное тельце и возвращают ему вертикальное положение. - Я х-хочу... с тобой... Этого Исину достаточно, чтобы понять, что он работать сегодня не сможет точно. Он бросает на Чондэ, который ошивается поблизости, красноречивый взгляд. Тот вздыхает и бредет к бару, заменяя его. Исин поблагодарит его потом. Пока же – в его руках самая интересная и желанная игрушка. Син не спешит сорвать с нее обертку. В ней даже интереснее. До дышит тяжело, опаляя шею горячим дыханием. Син подмечает, что сам он едва ли выше, и осторожно, боясь спугнуть, гладит по спине. Танцевальная площадка не предусмотрена для любовных игр, но так все ощущается острее, и Исин разрешает дать себе волю. - Хочешь, научу кое-чему интересному? – шепчет он в порозовевшее ушко, не сдерживаясь и проводя по кромке хряща языком. До стонет и едва кивает. – Мой мальчик любит учиться, - смеется Чжан, прижимая того к себе за бедра. Они плотно зажаты в самом центре толпы меж разгоряченных тел, возбужденные и жаждущие. Чжан разворачивает Кенсу к себе спиной и прижимается своим пахом меж его ягодиц, обтянутых шортами в мелкую полосочку. Он вжимается в худое тело так близко, насколько это возможно, и начинает двигать бедрами, попадая в безумный ритм клубной музыки. Член трется о ткань и просится наружу, парень уверен, что на боксерах уже появилось влажное пятно, Кенсу откидывает голову ему на плечо и, кажется, забывается совершенно, позволяя творить со своим телом все, что хочет старший. А старший хочет продолжать тереться вставшим членом о его задницу через преграду в виде неудобной одежды. До не знает, что это Сина заводит так, что тот едва сдерживается, чтобы не кончить сразу. Чжан рычит, удерживая чужие бедра крепко, распаляясь и выключая последние остатки сознания, он вжимается и трется, словно хочет членом разорвать мешающую ткань, и его толчки, вначале плавные и дразнящие, сейчас же напоминают секс прямиком через одежду. Кенсу возбужден не меньше, и даже свободные форменные шорты не скрывают его стояка. Он подается назад и скулит, когда толчки становятся совсем размашистыми, отстраняется и нагибается, упираясь в трясущиеся коленки, когда Син толкается совсем грубо, чувствуя, как его член распирает. До течет и сходит с ума. Чжан удерживается за его плечо одной рукой, второй тянет за бедро на себя и быстро толкается, ощущая приближение оргазма. Там, за преградой в виде шорт и трусов, наверняка белых простых, скрывается вожделенная задница, и от ее мнимой недоступности Исин беснуется, толкаясь в бешеном темпе. Он притягивает Кенсу к себе за волосы, пропущенные меж пальцев и кусает в плечо, оставляя на мятой клетчатой ткани мокрый след. До хрипит, что не слышно за битами, но Чжан ощущает это, положив ладонь ему на горло и срываясь на последних грубых размашистых толчках, чувствуя, как в собственном белье становится липко и мокро. Он стонет младшему на ухо, прижимая того к себе и утыкаясь лбом в укушенное плечо. Исин конченный извращенец, потому что полноценному сексу он предпочитает это. Он разворачивает До к себе с хриплым «потанцуем», подтягивая его бедра к своим, и трется пахом о чужой стояк, удерживаясь за плечи младшего и отклоняясь от него, извиваясь волной, раз за разом задевая чужое возбуждение, чувствуя, как снова возбуждается. Он растворяется в ритмах, запахах и касаниях этого днищенского места, удерживая в своих руках бриллиант. Как нищий бездомный наркоман, нашедший кошелек с тысячами фунтов, не спешащий отложить найденное, купить себе хлеба или снять приличное жилье, он спускает все деньги на героин, рискуя сдохнуть от передоза. Так и Исин крошит бриллиант под давлением в сотни тысяч Паскалей, желая выжать из него все, что только может ради мимолетного кайфа. И Кенсу подчиняется давлению старшего, заставляя того кончить вновь. - Ты чудо, - мурлыкает Син, обнимая Кенсу за талию. Тот хнычет и вырывается, ему больно и хочется спустить, но не получается. - Хочу еще, - хнычет он ему в ухо. – Хочу тебя... – Су алеет ушами, но цепляется за влажную от пота футболку. – В себе... – заканчивает он, совершенно смущаясь, хоть и уже, казалось бы, не стоит. Только что он позволил трахать себя на глазах у сотни людей. - Попроси меня хорошо, - Исин гладит его взъерошенные волосы, вытаскивает из-под кромки брюк его рубашку и скользит рукой по впалому животу к груди и снова вниз. - Черт возьми, Исин, я хочу увидеть звезды! – вспыхивает Кенсу, подаваясь вперед и жадно целуя того в губы, несдержанно кусаясь. В голове Сина щелкает выключатель. Его бриллиант рассыпается пылью. Он тащит его в сторону бара, заводит за собой под бормотание ждущих только его клиентов, бросает напарнику короткое «не трогайте нас», и заталкивает Кенсу в подсобку, тут же прижимая к столу и жарко целуя в шею. Кенсу стонет и подается навстречу, путаясь в пуговицах, пытаясь их расстегнуть. Исин смеется от такой несдержанности, убирает его руки, подсаживает под задницу на шатающийся стол и неторопливо целует, медленно расстегивая пуговицы на рубашке. Он отстраняется, когда работа закончена, любуясь белизной кожи, Су смущается от жадного взгляда, ощупывающего его приоткрывшуюся грудь и живот. Он отворачивается, когда Син тянет с плеч его рубашку, припадая к шее губами и ведя ими по плечу ниже, к острым ключицам, к темным кружочкам сосков, обхватывая один и втягивая в рот. -Такой вкусный, - шепчет Чжан, посасывая нежную кожу. Кенсу выгибается и падает спиной на стол, ощущая лопатками его холодную гладкую поверхность. Ему жестко и неудобно, но Исин, скользящий языком по его животу, заставляет забыть о неудобствах. До кончает, когда ладонь Исина с силой проезжается по паху. - Теперь ты тоже липкий и грязный, - усмехается Син, стягивая с худых ног шорты вместе с трусами. – И вкусный, - он не удерживается от того, чтобы не лизнуть мокрый от спермы член. Кенсу дрожит и до побелевших костяшек вцепляется в столешницу. В сумке, валяющейся у вешалки с одеждой, находится пачка влажных салфеток, и Чжан приводит младшего в порядок. Кенсу молча наблюдает, как тот вытирает бледные потеки с его бедер. - Еще... – просит он почему-то шепотом, глядя исподлобья, в страхе, что его сейчас выгонят. - Конечно, - усмехается Чжан, шлепая того по бедру. – Я обещал, что ты увидишь звезды. Су не видит, как вспыхивают глаза любовника, его совсем не волнует то, что на Исине и футболка и брюки, лишь слегка помятые и влажные, а сам Кенсу лежит на столе, подложив под спину собственную рубашку, совершенно голый, если не считать белых носков. - Я чистый, - предупреждает Кенсу, когда его ноги закидывают на плечи. Исин не отвечает, а вбирает его член на всю длину, заставляя того забыть обо всем и материться сквозь зубы... Чжан не знал, что хорошие мальчики умеют так ругаться. Хорошие мальчики не умеют ругаться, а еще они не умеют так стонать, они сосредоточены на домашней работе и хороших оценках, и просто не способны так горячо отдаваться, двигать бедрами, глубже проникая во влажный горячий умелый рот, не способны молить о большем. Хорошие мальчики не ходят в клубы... - Ты плохой мальчик, - Син с хлюпанием вынимает пульсирующий член изо рта, сжимая основание. Су хнычет и шире разводит бедра, пытаясь прижать его голову обратно скрещенными у Сина на шее ногами. И тот припадает к его промежности снова, вылизывая поджимающиеся яички, и все так же зажимая основание, не давая кончить. – Очень плохой, - Исин добирается до главного – сжимающегося ануса. Он дует на него, заставляя Су застонать и елозить задницей по столу от ноющей боли в члене, а затем проникает в него, языком вылизывая стенки. Су широко распахивает глаза, а рот открывается в немом крике, потому что больно и хорошо. Однако Чжан слишком занят, чтобы оценить эту шикарную картину, только ведет свободной рукой к груди и зажимает меж пальцев напряженный сосок. Кенсу привстает, опираясь на локоть за спиной, и тащит руку Сина к своему рту. Он посасывает и жадно облизывает указательный и средний, пока Исин трахает языком его зад. - Ты сам напрашиваешься, - смеется Син, поднимаясь к Кенсу и скользя мокрыми от чужой слюны пальцами в задний карман джинсов, нащупывая маленький пакетик с волшебной пылью. - Трахни меня, - выстанывает Кенсу, и Син заставляет младшего кричать, проникая одним пальцем внутрь, а затем, медленно добавляя второй, чувствуя, как стенки туго расходятся, раскрывая Су больше для него. – Больно, - скулит До, и на глазах его видны капельки слез, потому что Син спешит. Тот спешит сцеловать маленькие бриллианты и затянуть в пошлый мокрый поцелуй, отвлекая от боли. - Сейчас будет приятно, - обещает Син, с восторгом замечая, как у Кенсу расширяются зрачки. До чувствует, как его накрывает эйфория. Исин понимает, что теперь можно не сдерживаться. Он вылезает из брюк, снимает трусы, и почти готов войти в мальчишку, но тот поднимается со стола и сползает на пол, устраиваясь перед ним на коленях. Кенсу заставляет его повернуться и вжаться голым задом в край стола, а сам сжимает чужой член и со стоном припадает к нему губами, облизывая ярко-розовую головку. Син отклоняется и стонет, но не позволяет себе отвести взгляд и смотрит, как его член вбирают в себя и выпускают из горячего плена пухлые покрасневшие губы. Кенсу скулит, неистово вылизывает подсыхающую сперму с его бедер, надрачивает ствол и обводит языком вены, щекочет уздечку и старательно сосет, втягивая щеки. Су трогает себя и кончает, но не чувствует облегчения. Исин вцепляется в его жесткие волосы и не позволяет отстраниться, решаясь. Он удерживает мальчишку и трахает его рот. - Расслабь горло, - хрипит он, и Су пытается подчиниться. Получается плохо, он давится распирающим его рот членом, кашляет и сглатывает, по подбородку течет слюна, а из глаз катятся слезы, но Су до боли хорошо. Чжан же полностью теряет себя, вытаскиват член ровно за секунду, чтобы не кончить, зажимается и стонет. Кенсу встречает грудью холодную столешницу – рубашка каким-то образом на полу, и поднимать ее, нет времени. Чжан сильно сжимает чужие бедра до синяков, входит резко, заставляя До кричать. Пыль лишает его чувства боли, поэтому Су думает лишь о том, как ему хорошо. Как его тело реагирует на каждый толчок, каждое прикосновение и рваный поцелуй. Син не нежничает, задавая быстрый, почти животный темп, Су чувствует, как у него слабеют ноги. Младший может лишь метаться, скулить и хрипеть, прося «еще» и «быстрей», шептать какие-то пошлости и срываться на крик, когда внутри задевают простату, и эти мгновения кажутся ему божественной карой, убийством наслаждением. Он видит звезды, когда Син в очередной раз толкается резко и глубоко, пачкая стол своим семенем, он громко стонет, что-то лепечет, чувствуя, что сейчас действительно умрет от кайфа. Чжан стаскивает его на пол, тот едва может сидеть, но послушно приникает к члену, собирая сперму влажными искусанными до крови губами. Син вытирает сперму, попавшую До на щеки, и валится рядом, не заботясь о том, что отморозит задницу. Кенсу прижимается к нему, ощущая, как по влажной от пота спине пробегают мурашки. - Холодно, - скулит он, и Исин пытается вспомнить, есть ли у него здесь запасная одежда. - Посиди минуту, - он чмокает младшего в висок и, кое-как натянув грязные джинсы, выходит из подсобки. Су остается один, сидящий на полу, растрепанный, совершенно голый и мокрый. Он натягивает на плечи рубашку, и его накрывает откат. Син застает его ровно тогда, когда Су кричит от боли, раздирающей где-то внутри, сорванным хриплым голосом. Чжан приносит ему одежду, отобрав ее у Ханя, и упаковку влажных салфеток. Он осторожно вытирает мальчишку, проходясь по животу и бедрам, потом, подумав, по опавшему члену. Исин думает, что тот слишком худой, и он в порыве страсти, казалось, мог легко сломать ему ребра. - Одевайся, - бросает ему Син, заставляя встать. Кенсу плачет и трясется от холода и немыслимой грусти – негласной платы за неземное удовольствие. Старший встает сзади, помогая ему натянуть штаны, которые слегка великоваты и держатся только на косточках. Чжан с несвойственной ему нежностью целует выпирающие позвонки прежде, чем натянуть на него футболку, тоже явно большую. - Я вызову такси, - шепчет он ему на ухо осторожно. – Поедешь ко мне? – предложение срывается с губ прежде, чем тот, как следует, подумал. Однако Син понимает, что не может оставить его одного, зная, как последствия его волшебной пыли могут ломать людей. Он не желает той же участи мальчишке. Черт возьми, он признает, что этот мальчишка зацепил его настолько, что Син может сказать, что влюбился. Конченный извращенец и мудак, от души которого на несколько километров воняет гнилью. В такси они едут молча, только жмутся друг к другу. Исин в задумчивости, а Кенсу в поисках тепла. Его еще крутит. А Чжану нужно многое обдумать. «Дуракам закон не писан», - в конце концов решает старший, непроизвольно сжимая плечо Су. Тот шмыгает красным носом и вжимается им в его шею. Исину щекотно и холодно, и он улыбается краешком губ, целуя До в висок. Дома он запихивает того в горячий душ и заходит сам под горячие струи, приятно расслабляющие напряженные мышцы. Он моет их двоих, пока Кенсу только в смущении жмется к нему и краснеет от неловкости. - Спать, - командует Син, кивая на кровать, на которой двоим поместиться можно, но с трудом. - Син-а, я хочу тебе кое-что сказать, - Кенсу дергает его за рукав домашней футболки и переминается с ноги на ногу. - Утром, сейчас не хочу ни о чем думать, - отмахивается парень и тянет Су за собой. Тот ворчит что-то, но сопротивляется слабо, чувствуя, как дико устал. Кенсу устраивается под боком Чжана и перекидывает руку через его грудь. Исин утыкается носом в волосы, пахнущие его шампунем – ментолом и лаймом – и засыпает, чувствуя, как чужое дыхание щекочет ему ключицы. *** В городском транспорте невероятная давка, и Исин чертыхается, когда на очередном повороте автобуса его тело валится на какого-то бугая. Он извиняется и сваливает на другой конец автобуса и мысленно скулит. На остановке снова заходит народ, и теперь он буквально вжимается в какого-то парня в толстовке с капюшоном и огромных наушниках. «Господи, только бы пронесло», - молится Исин, когда понимает, что стоит не очень удобно, и мамаша с ребенком, и бабулька с корзинкой могут увидеть. Сам он возбуждается на раз-два, и трется пахом о чужую задницу. Парня в толстовке, казалось бы, не колышет ничуть, зато с Сина пот льется градом, потому что он старается сделать все побыстрее и беспалевно. На очередном мудацком повороте Исин оказывается с ним нос к носу, но тот лишь хватает его за задницу, шепчет «быстрее», заставляя Исина закусить губу и двигать бедрами быстрее и сильнее. - Еще, - парень в толстовке почти приказывает, и Син не сдерживает громкого стона, и тут же краснеет, чувствуя, как между ног становится влажно. Мамаша зажимает ребенку уши, а бабулька материт его на весь автобус. На остановке тот парень тянет Исина за руку, вытаскивая обоих из автобуса. Они сгибаются пополам от смеха, когда автобус срывается с места. - Ну как? – интересуется Кенсу, отсмеявшись. - Жесть, - признается Исин. – Предел мечтаний, но стремно до одури. Они снова начинают смеяться, и Кенсу обнимает Исина, невесомо чмокая в губы. - Тебе было хорошо? – спрашивает он, лукаво щуря глаза. Син вместо ответа целует, и Су стонет, позволяя языкам сплетаться. Исин больной на голову ублюдок, конченный извращенец. Однако Кенсу это заботит меньше всего, его это заводит. Кенсу, к слову, двадцать три, и он обожает одеваться, как школьник, и громко стонать во время оргазма. Еще он обожает Исина до потери пульса и грязные игры в постели. Два одиночества нашли друг друга.