В этом мире смерти нет, Бесконечно льется свет. У того, чей пройден путь, Забьется сердце вновь, Если в нем жива любовь.
Он лежал в луже собственной крови, сжимая в руках амулет в виде звезды, а на его губах играла улыбка. Светлые волосы спутались и испачкались, став грязно-коричневыми. Шрам в виде молнии, полученный еще в первых боях, отчего-то неприятно заныл. Да, этот бой выигран. Он победил, он отвоевал свою страну и защитил свою любимую. Он смог. Жаль только, не сдержал обещание вернуться к ней. Но он знал, что это не так уж и страшно. Она сможет прожить без него, храня в памяти все их года совместной жизни, его образ и бесконечную любовь. Она часто пела ему. И невольно он вспомнил слова из своей любимой песни, которую Кана тихо напевала, провожая его и молясь, чтобы он остался живой. И, быть может, этот день умчится прочь, Быть походу в дальний край, Где правит ночь. И когда отступит тьма, Солнца луч найдет тебя. Алый закат был невероятно красив. Он ознаменовал его победу, победу Фиора. И Лаксус не мог не улыбнуться, пусть и было больно даже губой шевельнуть. Но рука продолжала сжимать кулон, когда-то бережно завязаный на маленький узелок на шее Каной, которая, глотая слезы, провожала его на эту войну. Да, Тартарос был невероятно силен, и ее можно было понять, в тот день плакала не только она. И Лаксус, взяв её за руку и поцеловав в щеку, пообещал, что вернется и снова будет рядом с ней, а она ответила, что если он посмеет её обмануть, то ему несдобровать. Он лишь рассмеялся, нехотя отпуская ее руки и поворачиваясь спиной, уходя вслед за остальными. И вот сейчас он лежит на огромном поле, а из раны на животе продолжает хлестать кровь. Она наверняка разозлиться и будет браниться, мол, так она и знала, не сдержит он обещание. А потом, когда посыльный уйдет, сядет на скамейку у печи и, медленно продолжая вязать шарф, будет тихо всхлипывать, пытаясь унять дрожь в руках. И Лаксус невольно начал тихо напевать: — Словно раненый зверь, я бесшумно пойду по струне. Я не стою, поверь, чтоб ты слёзы лила обо мне. Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме, по брусники во мхе, до ворот, за которыми — холод и мгла... Воздуха стало не хватать, и он закашлялся, держа одну руку на ране. Боль не отступала, но сейчас она была не особо заметна. Он видел её, она стояла прямо перед ним. Ее красивые густые волосы развивались на ветру, а сине-зеленое длинное платье с белыми рукавами так ей шло, что он невольно залюбовался. Кана улыбалась, протягивала ему руку и тихо, еле слышно, пела. Пусть вечерняя звезда взойдет над тобой, Может быть, при свете дня ты будешь другой. Но сейчас твой дом далек, и твой путь так одинок. И опять приходит тьма, Но верь, и ты пройдешь свой путь... Голос, что он так любил, снова пел для него. Он и не надеялся услышать его снова. Не надеялся снова увидеть эти глаза, горящие любовью, эту улыбку, такую добрую и светлую. И на глаза против воли навернулись слёзы. Горячие, они стекали по грязным щекам, падая на землю и разбиваясь. Он отпустил рану, потянувшись навстречу любимой. А она продолжала улыбаться, тихо петь и протягивать руку, до которой он все никак не мог дотянуться. И глаза невольно стали закрываться, а тело слабеть. И Лаксус знал, что будет, когда они полностью закроются. Знал и был счастлив, что последнее, что он увидел — не алая кровь, а лицо Каны, что последнее, что он услышал — не предсмертные стоны, а ее тихий голос, напевающий прекрасную песню.И не сомкнуть кольцо седых холмов, И узок путь по лезвию дождя. И не ищи — ты не найдешь следов, Что воин вереска оставил уходя.