Пьетро кричит

Когда Пьетро встречает Эрика Леншерра, тот не производит на него особенного впечатления. Для Пьетро это как игра: кто кого победит — он или самая навороченная тюрьма, созданная лишь для одного человека. Конечно, индивидуальная тюрьма впечатляет, но сам мужчина не оставляет даже воспоминаний — человек как человек, что в нём такого? Потом он смотрит репортаж и там его тоже не очень впечатляет: скорее, ошеломляют слова, чем вид, хотя ладно, он готов признаться — перенести стадион — это очень круто. Может, почти так же круто, как бег. Десять лет он не знает ничего, только крутит старые передачи на краденом телевизоре и позволяет Ванде быть тем ребёнком, кого бы хотела видеть мать. Он соображает быстро, но недостаточно, чтобы сразу догадаться о чем не говорит мать. Ванде, правда, он вообще ничего не говорит — не хочет, чтобы она волновалась о том, что их отец опасный преступник. Когда появляется новый репортаж, ему даже не страшно от поступка — ему хочется узнать почему Эрик так сделал, хотя Пьетро и догадывается — ладно, ладно, два трупа, женщины и девочки, убитые деревянной стрелой, а вокруг мертвые полицейские. Пьетро, конечно, иногда тормозит, но он же не дурак. Когда Пьетро видит Эрика Леншерра вживую второй раз в жизни, ему хочется почти неприлично широко открыть рот. Хорошо, это действительно впечатляет. Вокруг Эрика тонны металла, и он контролирует их все. — Я пойду, — говорит Пьетро, отводя взгляд, и поясняет: — С Мистик. И пускай Зверь косится — интересно, насколько у него хороший слух? — главное, что Мистик соглашается. И ведь не просто так согласилась, да? Тот синекожий парнишка, Курт, кажется, мог бы ей помочь, наверное, даже больше, а Пьетро мог бы быстрее найти Ксавье — но ему, если честно, Эрик интереснее, хотя Чарльз неплохой вроде парень. Эрик, который не слушает Мистик. Даже не поворачивается. Но Пьетро всё равно кажется, что он прислушивается — совсем немного. А Мистик всё говорит и говорит. Про семью и Чарльза — что тот в него верил, — а Пьетро почти что зевает. Этот парень был готов на порабощение, неужели он не подумал про своего друга чуть ранее? — Эй! — Пьетро кричит резко и отчетливо и не вздумает отступать. Для этого он тут. — Тот парень, о котором я говорил — он мой отец! Управляющий металлом! Знаешь такого? Это привлекает внимание Эрика. Тот оборачивается, и Пьетро готов поклясться, что видит в светлых глазах изумление, граничащее с шоком. Которое сменяется вспышкой злости. — Не смей, — отчетливо говорит Эрик. Его лицо темнеет от гнева. — У меня был только один ребёнок и он мёртв. Пьетро буквально чувствует, каким опасным становится металл вокруг. Чувствует, знает, что Эрик готов убить его за одно только предположение, и вытаскивает из кармана костюма заранее переложенную фотографию, над которой его мать плакала — давно, слишком давно, — а затем сидела со стаканом бренди. Там она — молодая, с сияющими глазами и пышными волосами, почти болезненно беззаботная. И Эрик Леншерр. А на обороте полустертая надпись: «С любовью, для Эрика». Пьетро поднимает фотографию выше, а затем протягивает её к сплошной стене металла — и тот несёт её к Эрику. Тот подхватывает её, рассматривает и выглядит потерянно. — Сейчас мы пойдем вызволять твоего друга, — безжалостно говорит Пьетро. — А потом мутант возрастом с десяток тысяч лет нас, скорее всего, убьёт, потому что по сравнению с ним мы слабы. Он подхватывает Мистик, которая стоит молча рядом и в чьих глазах он видит легкий укор, и спускается на землю. Позади него тяжело рушится металл.