Happy Together

Пальцы Стайлза пахнут лавандовым маслом и табаком. Нечесаный и заспанный, с сигаретой в зубах, он любит встречать рассветы на кухне, закинув тощие ноги на неубранный стол. Солнце робко щиплет его за плечи, тонкими лучами скользя по впалому животу и нерешительно замирая в паре поцелуев от бугрящегося под тонкой тканью штанов члена. Штаны судорожно цепляются за острые бедренные кости, выдающимися линиями напоминающие крылья самолета и покрытые родинками. Стайлз делает очередную неглубокую затяжку и пытается выпустить дым колечком. Лавандой пахнет так сильно, будто хранится она не в крохотном пузырьке полупрозрачной жидкости, а в настоящем твердом масле, желтом как этот рассвет, и стоящем в воздухе так плотно, что его можно резать ножом и мазать на хлеб. Эллисон обнимает его сзади и трется макушкой о шею. Стайлз стряхивает пепел в ее любимую кружку с изображением полей Прованса и недопитым кофе. Огонек сигареты тлеет вместе с зарей, Эллисон подходит к столу и начинает разгребать коробки в поисках остывшей пиццы. Она зябко переминается с ноги на ногу, сжимая и разжимая пальцы, движения которых под толстой тканью шерстяных носков едва различимы и кажутся Стайлзу невероятно забавными. Кроме носков на ней нет ничего. Дерек заходит на кухню абсолютно обнаженным, зато с огромной подушкой в форме кактуса подмышкой. Дерек не брит сильнее обычного и щекотно-колючий, Стайлз смеется, когда он целует его в висок, царапая подбородком скулу. Плюшевый кактус мягкий и удобно помещается под спину: кожа у Стайлза белая как сливки и такая же нежная, поэтому после долго сидения на жестком стуле с неровной спинкой она вся испещрена красными отпечатками. Дерек отнимает у него сигарету и, прежде чем затушить, попросту растерев в пальцах, делает глубокую затяжку докуривая оставшуюся треть. Вредную привычку Стайлза он не одобряет, а за собой ее отрицает как таковую. Дерек говорит, что Стайлз сам по себе одна большая вредная привычка и ему хватит с лихвой. Дерек влюблен. Стайлз пытается казаться взрослым. Эллисон скучно. Стайлз помогает им сгрести грязную посуду к раковине. «По утрам дежурит тот, кто халтурил ночью» - гласит кривая надпись над мойкой, сделанная кем-то из них на прошлой вечеринке. Желтая акриловая краска радует взгляд не меньше чем крепкая задница Дерека под тонкими завязками фартука, стянутыми до предела в кокетливый бантик. Эллисон подходит к нему сзади и громко предлагает помочь с посудой. Стайлз смотрит на то, как ритмично двигаются ее локти и тянется за новой сигаретой. Все их попытки наладить совместный быт раз за разом оборачиваются крахом надежд и осколками керамической посуды по углам комнат. Дерек бьет ее от безысходности, Стайлз от злости, Эллисон за компанию. Потом они неделями питаются ресторанной едой, пиццей из забегаловки на углу, а если совсем лень – заварной лапшой. Однажды вместе с посудой кто-то выбрасывает столовые приборы, и они в течении нескольких дней едят с помощью подручных средств, будь то смятая черпачком бумага или чья-то расческа, предварительно избавленная от волос. Дерек думает, что это противно, Стайлз – что весело. Эллисон недоверчиво принюхивается к волосам, пахнущим куриным бульоном. Она хочет завести кошку, Стайлз – собаку. Дерек решает их пререкания громоподобным хлопком дверью и самолично выбранным «питомцем», который появляется в их доме под вечер, как раз, когда Стайлз и Эллисон находят общий язык в тесной душевой кабине. Дерек ждет их на диване в обнимку с плюшевым кактусом. «Не угробите этот – доверю вам настоящий». Стайлз уже не может вспомнить, кому из них и почему пришло в голову назвать его Шуберт. Но точно помнит, что сделать ему лежанку из обувной коробки придумала Эллисон. Чтобы никто вдруг не перепутал домашнего любимца с обыкновенный игрушкой, хоть он иногда и использовался в этом качестве. Голый картон смотрелся достаточно однообразно, поэтому они решили заклеить его этикетками из-под виски. Он вряд ли когда-нибудь забудет лицо Дерека при виде стройных рядов «голых» бутылок в его любимом мини-баре. Шум воды стихает, и Стайлз обнаруживает, что нетронутая им сигарета успела истлеть и засыпать пеплом недавно протертую скатерть. Недолго думая он стряхивает его на пол – потом сметут вместе с осколками вчерашней ссоры, поблескивающими из-под стола остатками гостевого сервиза. - Вы закончили? – откинув голову назад спрашивает он. Все еще зябко жмущаяся Эллисон в перевернутом виде выглядит еще забавнее. Дерек ушел и забрал с собой остатки тепла. - Без тебя совсем не то. Стайлз улыбается и, встав, идет в сторону спальни. Дерек ждет его в постели и фартук все еще при нем – Стайлз слышит звонкий смешок Эллисон у себя за спиной. Он посмеется потом, когда перестанет завороженно пялится на подозрительно вздувшийся карман в самой середине подола. В голову лезет дурацкая шутка, про «ты там что-то забыл», но Эллисон снимает эту глупость прямо у него с языка, легонько скользнув по нему своим. К запаху лаванды примешивается терпкий дух моющих средств, а на вкус она как наскоро съеденная ментоловая конфета с послевкусием вчерашней курицы с ананасами под сыром моцарелла. Стайлз так хочется казаться старше, что неожиданно стиснувшееся горло и слезящиеся глаза, легче приписать буйству ароматов – от свежих простыней тянет жасмином, а от Дерека спиртовым лосьоном после бритья. Мысль о том, что все это о нем и для него ослепляет Стайлза ярче рассветного солнца и греет куда лучше шерстяных носков. Он закрывает глаза и перестает понимать, кто кого целует. Он чувствует, как кто-то кропотливо пересчитывает его родинки кончиками пальцев – так словно учет ведет, не иначе, и ему в сущности совсем не важно, кто именно. Дерек на ощупь горячий и крепкий, словно согнутый из железа, Эллисон – свежая и мягкая, такая, что можно перепутать с подушкой. Он оставляет солоноватые поцелуи на шее Дерека, чувствуя, как Эллисон закусывает его собственную. Осознание в себе чужих пальцев дается ему с трудом, потому что он ощущает свои пальцы в ней. Чувство слияния исчезает, стоит Дереку поставить его поперек кровати. Эллисон обиженно фыркает: зря только у раковины старалась. Она откатывается куда-то на другую сторону и шарит под кроватью – краем глаза Стайлз видит в ее руках какую-то книгу. А через секунду все это отодвигается на второй план, и зубы сами вгрызаются в пальцы, чтобы унять рвущийся наружу стон. На тумбочке отсчитывает секунды будильник, в ушах бешено стучит пульс, ускоряющийся в темпе влажных всхлипов собственного тела, и сквозь эту какофонию звуков прорывается голос Эллисон, декламирующий какие-то стихи. Лучше бы Стайлз не прислушивался. - Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет в вертепе нищенском иной гуляка праздный, мы новых сладостей и новой тайны грязной ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод!* Дерек сквернословит, бросает в Эллисон подушку, а после падает на него сверху – удушливо, невыносимо тяжело и томительно приятно – и сдавленно шепчет на ухо: - Сделай что-нибудь с этой сумасшедшей. И Стайлз, напряженный, вновь получивший возможность дышать, Стайлз находит Эллисон на ощупь и дергает на себя. - С удовольствием. Она смеется и продолжает читать, глотая слоги, а иногда и целые слова, пока он проделывает дорожку поцелует от острого соска правой груди до маленькой ямочки над левым бедром. Стайлз последний раз закусывает тонкую кожу и наклоняется ниже. А затем книга выскальзывает из обессилевшей руки, чтобы упав под кровать оказаться надолго там забытой. *Шарль Бодлер «Предисловие» из «Цветов зла»