Цветы на Амон Руд

Огонь костра в пещере на Амон Руд тихо потрескивал, наполняя и тело, и душу теплом и спокойствием, ставшим такой редкостью для Турина в последнее время. Несмотря на то, что росло число орков, павших от рук Лука и Шлема, тьма всё чаще заползала в сердце человека. Разбойники в «Доме выкупа» благоговели перед своим предводителем, и после каждой удачной вылазки Турин не терял возможности лихо пошутить о тупости или неповоротливости очередного убитого орка. Могло показаться, что Шлем, Наводящий Ужас, доволен своей жизнью или, по крайней мере, ее последними месяцами. Но лишь Белег, второй из Двоих Вождей, замечал, насколько глубока та тень, что омрачает взор его друга. Послышался звук шагов, и Турин, даже не оборачиваясь, ощутил на своём плече взгляд Куталиона. Вместе с эльфом в пещеру проник порыв холодного ветра, что заставило человека оторваться от своих дум и взглянуть на Белега. Как всегда, тот был в белом плаще, только капюшон был откинут. И длинные каштановые волосы, и одеяния эльфа были в снегу. Белег, какой-то тихий и молчаливый сегодня с утра, прошел в дальнюю часть пещеры и вернулся с миской, полной той нехитрой еды, которой могли порадовать себя разбойники. — Сильно метёт? — поинтересовался Турин. — Да. Всё замело. Ещё утром я видел несколько алых цветов серегона, а сейчас… лишь белое покрывало снега везде, — то ли с печалью, то ли с поэтической отстраненностью проговорил Могучий Лук и принялся за еду. Некоторое время царило молчание. Турин подвинулся ближе к костру, прилёг на локоть, наблюдая за пляской языков пламени. После прихода друга на его душе сразу стало легче, но даже Белег не мог полностью разогнать тех тяжких дум, что омрачали его разум. О Дориате, в который он не вернулся. О матери, оставшейся на северо-западе. И о тех снах, в которых кто-то постоянно звал его по имени, заставляя просыпаться в холодном поту и в каких-то мрачных предчувствиях. — О, Турин, мой аданиэ, сколько это может продолжаться? — нарушил затянувшееся молчание эльф. — Уж сколько дней, сколько ночей я вижу, как боль пронзает твой дух. И я молчал, но больше не могу. Ужели не откроешь мне то, что тебя печалит? Ужели так и будешь нести в себе тяжкую ношу, которую не желаешь переложить и на мои плечи? Раз уж я остался с тобой, о, Нейтан, ужели не достоин я того, чтобы ты мне открылся? Турин вздрогнул, словно речи Куталиона выдернули его из дрёмы. Сел, обхватив руками колени и разглядывая эльфа. Тот ждал ответа, устремив на Турина взгляд своих зелёно-коричневых глаз, в которых отражалось пламя костра. — Не думай, Белег, что меня терзает какая-то возвышенная печаль, о которой можно слагать стихи и песни. То, о чём я думаю, — черно, грязно и мрачно. Достаточно вспомнить о том, что было с Саэросом. — Не следует тебе возвращаться мыслями к словам и поступкам этого эльфа. Также и к тому, что было после. — Не следует? — горько усмехнулся Турин. — Отчего же? Разве могу я забыть то, что говорил он о людях? Разве забуду я такое за всю свою жизнь? Эльфийский следопыт подошёл к человеку, присел подле него на корточки и протянул руку к его лицу, провёл пальцами по изогнутой тёмной брови Нейтана. Ещё мальчиком он нашёл этого отважного воина с провожатыми в лесах Мелиан, представил королю Тинголу, воспитывал юношу. В искусстве владения мечом Турин очень скоро превзошёл своего наставника, а красотой своей покорил сердце не одной эльфийской девы. Словно два мира нёс в себе этот стройный черноволосый парень, — мир суровых, мужественных людей, выживавших в отчаянных условиях, и мир эльфов, что до поры до времени могли скрываться за чарами Мелиан. Сложно сказать, что именно возбудило такую жгучую ненависть к нему королевского советника Саэроса — особое положение Турина при короле либо просто невозможность сравняться с человеком своей красотой и умениями, — но первое же появление приемного сына Тингола после трехлетнего отсутствия в Менегроте вызвало в советнике такой гнев, такие ядовитые нападки на человека и весь его род, что всё закончилось смертельным столкновением, в ходе которого жизнь Саэроса была прервана. Много раз с тех пор Белег пытался не словом, но делом доказать, что высказывания и, тем более, мысли Саэроса никогда не были созвучны не только самому Белегу, командиру пограничной стражи Дориата, но и практически всем эльфам, которые знали когда-либо Турина. Этим человеком восхищались все, кто был с ним знаком. «Настоящий цветок, взросший средь бесплодных земель, — так отзывались о нём. — Сила, которая превзойдёт многих». Вот и сейчас серо-голубые глаза Турина глядели на эльфа с тем же выражением, что и раньше — открыто и храбро, немного дерзко и, одновременно, наивно. Только добавилась к этому взору какая-то лютая боль, горькая печаль. Нейтан, Оскорбленный, больше не был тем беспечным мальчиком, которым был когда-то. Белег видел в нём достаточно зрелого воителя, но до сих пор считал нужным беречь его, охранять от всех бед, как когда-то в юности. — Ты… аданиэ, послушай меня, — тихо, будто боясь своим голосом разбудить каких-то призраков прошлого, промолвил эльф. — Раз уж ты оставил Дориат позади, тогда оставь там и всё, что омрачает твои думы. Разве не достаточно того, что думаю и говорю тебе я? Ужели ты будешь вечно вспоминать слова Саэроса? — Белег отстранился от человека и в упор рассматривал его лицо. Такое прекрасное, ставшее теперь неотъемлемой частью жизни следопыта. Турин не выдержал прямого взгляда Куталиона и отвёл глаза: — Белег… Всё то, что ты говоришь, объясняется твоим отеческим отношением ко мне. Ты не видишь, или не хочешь видеть того злого рока, который преследует меня. Я не знаю, что ждёт нас дальше. Но в последние дни столь тяжкие предчувствия посещают меня, что я посоветовал бы тебе… посоветовал бы любому держаться от меня подальше. Я звал тебя на Амон Руд, но теперь… Сын Хурина будет спокоен, если ты оставишь его. Не подумай, что ты не дорог мне, но, поверь, кошмары, что приходят ко мне в ночи, достаточно убедительная причина, чтобы не искушать судьбу. Второй раз ты приходишь, но теперь я прошу тебя… — Нет, — в пещере после этого ответа повисла долгая тишина, лишь слышно было, как ветер завывает снаружи. Белег осторожно положил руку на плечо человека и вновь взглянул в его глаза, мягко улыбаясь: — Разве ты желаешь обречь меня на кошмары вдали от тебя, аданиэ? Я уже расставался с тобой, и более мне не нужно такой судьбы. Теперь уже Турин внимательно изучал лицо Белега Куталиона, своего воспитателя, а теперь помощника, Второго Вождя края Лука и Шлема. В пляшущих отблесках пламени синда казался почти смуглокожим. Его каштановые, слегка вьющиеся волосы рассыпались по мускулистым плечам, а зеленовато-карие глаза глядели уверенно и тепло. — По-отечески отношусь к тебе, да? — внезапно порывисто продолжил эльф. — Может быть, когда-то в прошлом я и видел в тебе ребёнка. Но то время прошло. О да, мой аданиэ, оберегать тебя по-прежнему велит мне сердце. Но сейчас я… сейчас ты для меня… Произнося эти слова, следопыт приблизил своё лицо к Турину почти вплотную. Тот слегка отстранился, глядя на Куталиона с неким испугом. Стало совсем тихо. Даже огонь, кажется, затаил своё дыхание. Белег вытянул вперёд правую руку, коснулся человеческой щеки, медленно провёл по ней пальцами вверх. А потом порывисто и властно поцеловал Нейтана в слегка приоткрытые от удивления губы. Поцелуй длился долго. Губы Белега выражали всю страсть, которая в одночасье раскрылась этой ночью. Ртом следопыт ласкал сначала верхнюю, потом нижнюю губы человека, слегка втягивая их в себя; языком он касался языка своего бывшего ученика. Турин тихо принимал то, что делал Куталион, и лишь длинные тёмные ресницы молодого мужчины подрагивали, да дыхание стало сбивчивым. Правой рукой Белег обнял Турина за талию и притянул его стан к себе, плотно прижав. Левой рукою он гладил чёрные шелковистые волосы главаря разбойников, запуская в них пальцы, касался его затылка. В ответ Турин осторожно положил свою руку на плечо эльфа, оторвался от губ, отодвинулся и долго ошарашенно глядел в его глаза, пытаясь восстановить дыхание. Белег даже не думал отводить свой взор. Могучий поток любви и страсти взметнулся в его сердце. В этот момент эльфу пришлось признаться самому себе, что именно значил для него теперь Турин. А значил он — всё. Бывший воспитанник-несмышленыш, божественно красивый юноша, напарник по воинским подвигам, любимый аданиэ… Нет, любимый мужчина. «Я… Белег, я… Не знаю, что…» — пролепетал Нейтан, но так и не закончил фразу. И не хотел заканчивать. Потому что сейчас Белег, этот всегда спокойный, размеренный в действиях эльф глядел на Турина, словно голодный зверь на свою добычу. Глядел пристально, испепеляюще жадно, с желанием. В его взгляде были одновременно и призыв, и приказ, и мольба. Турин никогда не ощущал ничего подобного. Но это было сладко. Слаще самого дорогого вина, что ему доводилось пробовать. От близости синда тело мужчины ощущало жар. Турин на этот раз сам сократил расстояние до эльфа, притянул своими ладонями его лицо и поцеловал губы Белега, дивясь новым и таким острым переживаниям. Казалось, нет ничего более естественного, чем целовать этого могучего и родного лучника, который так часто находился рядом. Мысли Турина путались в голове, а его плоть горела огнём, так внезапно вспыхнувшим от прикосновений Куталиона. Руки эльфа уверенно освободили Нейтана от рубашек и теперь гладили его спину по всей длине, вдавливаясь в светлую кожу человека, обрисовывая каждый мускул. Белег, не выпуская его из объятий и не прекращая поцелуй, наклонил тело Турина назад, а потом стал целовать его подбородок, шею и плечи, периодически снова возвращаясь к губам.  — В глазах твоих — ясные звёзды Элберет, мой аданиэ, и свет их озаряет всю мою жизнь. Ни небо, ни леса, ни горы, ни птицы не нужны мне без тебя, — шептал Белег, припадая к соску Турина языком и слегка прикусывая его зубами, опускаясь пальцами к животу человека. — Судьба моя решена, но до сего момента я этого не понимал. Не дитя я вижу в тебе, а любимого, того, кто может быть лишь единственным. С этими словами эльф распрямился и сел, одним движением сняв с себя верхнюю часть одеяния. Турин протянул к нему руку. Соединив его ладонь со своей и сцепив пальцы, Белег осторожно стянул с Нейтана штаны и долго любовался обнаженным мужчиной, лежащим на полу пещеры перед ним. Ни одна из удивительных статуй, что украшали Менегрот, не превзошла бы совершенством своим то, что сейчас видел следопыт. Стройное, атлетичного сложения тело с молочно-белой кожей, с разметавшимися по полу длинными черными волосами… Руки, которые когда-то давно так по-детски держали лук и меч, теперь были руками взрослого, сильного мужчины. Такого близкого, такого желанного мужчины. Турин почти физически ощущал на себе этот взгляд и, в свою очередь, рассматривал широкие плечи Белега, шрамы на его груди, опускаясь всё ниже, туда, где эльфийские штаны, казалось, вот-вот не выдержат напряжения и разорвутся. Волна желания захлестнула Нейтана, и он рывком поднялся, дрожащими руками стянул последнюю одежду с Куталиона. Обхватил одной ногой его бедро, прижался всем телом к его телу, обнимая за плечи, сжимая в объятиях того, кто казался недавно лишь верным, дорогим другом и защитником, соратником. Каштановые волосы эльфа пахли талым снегом, лесом и… чем-то ещё очень родным, однако Турин не мог вспомнить, чем. — Аданиэ… Турин… Движения рук по спине становились всё беспорядочнее. Турин ногтями царапал могучие мышцы синда, зная, что иногда разрывает его шрамы и причиняет боль, но остановиться уже не мог. Не отрываясь от обнаженного тела Куталиона, мужчина опустил обе ладони на его талию, бесстыдно заглянув в карие глаза и усмехнувшись. А затем сжал обе ягодицы лесного следопыта и стал мять их, сам получая невыразимое удовольствие от этого панибратского действия. Эльф нахмурил брови, однако взгляд его умолял продолжать, дыхание давно стало хриплым и обжигало губы Турина. Вдобавок ко всему, Белег стал тихо постанывать и медленно-медленно извиваться всем телом. Это движение передалось и человеку, который убрал руки, переместив их на плечи эльфа. — Значит, говоришь, ты не испытываешь ко мне отеческих чувств… И тоскуешь совсем по другой причине? Белег молча взял Турина за подбородок. — Белег… Пожалуйста, сделай сейчас со мной то, чего ты хотел бы. И то, чего я тоже сейчас хочу, — совсем тихо прошептал Нейтан и коснулся пальцами своего члена. — Я больше не могу. Быстрым, сильным движением следопыт развернул человека к себе спиной, заставил его наклониться, встать на четвереньки и упереться в пол локтями. Сам опустился на пол, раздвинул ягодицы своего воспитанника руками и прильнул губами к его анусу, лаская языком и помогая пальцами. Турин стонал и произносил какие-то не связанные друг с другом слова. Хотя нет, можно было распознать что-то про могучий лук и про то, каким вожделенным он может быть в некоторых ситуациях… Когда плоть Белега, казалось, вот-вот уже разорвётся на части от напряжения, эльф вошел в своего друга. Разум заливала пьянящая волна восторга, желания и страсти, заставляя постепенно ускорять свой темп. Белег положил обе руки на белоснежную спину Турина, который теперь не издавал ни звука, прикрыв глаза, выгнувшись и целиком отдаваясь происходящему. Когда оба любовника были близки к пику блаженства, Турин мягко отстранился от эльфа, повернулся, страстно поцеловал его и вымолвил: «Я хочу узнать, каково это на вкус, раз уж мы так далеко зашли…» Белег уселся на пол и отклонился назад, Нейтан сел перед ним на колени, обхватил его бедра руками и стал посасывать член. Через несколько минут следопыт излился в любовника и рукой помог тому достигнуть завершения. ***** Сомкнув длинные ресницы, Турин задремал, а Куталион нежно обнимал его, рассматривая каждую черточку на таком знакомом лице, слегка касаясь пальцами тёмных бровей, длинных прямых волос своего аданиэ. «Спит, как дитя, говорят иногда, — думал эльф. — Любимый. Нейтан — „Оскорбленный“. Такой юный… Кажется, совсем недавно исполнилось ему двадцать лет. Прекрасный человеческий цветок, цветок моего сердца. Единственный. Первый и последний». Когда сон Нейтана стал более глубоким, эльф осторожно расцепил свои объятия. Поднялся, набросив на себя плащ, и вышел из пещеры. Метель утихла, всё вокруг было укрыто снежным покровом. Белег тихой эльфийской поступью прошел на небольшую полянку, склонился над сугробами и стал уверенно раскапывать их руками. Прикосновения холодного снега к коже были приятны после того жара, который пылал в пещере и в сердце следопыта. Вскоре показалась скудная трава… и несколько цветов серегона. Алых, как кровь. Белег бережно сорвал эти небольшие цветы и принёс их туда, где спал Турин и видел свои сны. ***** Цветы. Алые, как кровь. Кровь, бегущая в жилах того, кто так любил своего аданиэ. Нет, своего мужчину.