Не бойся зла

Стив находится у выхода из бункера. Он смотрит на мокрый снег и спина у него каменная даже на вид. Стив подходит к нему и становится рядом. — Так вот оно, наше будущее, — говорит Стив. Он молчит. — Я надеялся, что мы победим. Я все еще надеюсь, что мы победим. — он выдыхает и качает головой, — Я только не уверен… — Что можешь заплатить такую цену? — заключает Стив. И говорит устало, делая вид, что не оправдывается, — Меня не спрашивали. Правда. О таком — не спрашивали. Я думал… Ты думал, что платить придется лишь тебе. — Да, — поджимает губы Стив. Они молчат. Снег падает. Стив вспоминает ужас в глазах Баки. Того, другого, молодого Баки. Вспоминает, как Баки Барнс, Джеймс Барнс, Зимний Солдат, свернул агенту Гидры шею с тихим хрустом. И это было бы не так уж плохо, если б за минуту до этого они двое не уничтожили еще с две дюжины, не дав вмешаться капитану Роджерсу, который, помнится, думал вот сейчас, в сороковых, что он стал лучшим солдатом, что достиг пределов собственных возможностей. Не дав сделать ни выстрела сержанту Барнсу. Они действовали быстро. Бесчеловечно быстро. — Как это случилось? — наконец, спрашивает, не выдерживая, Стив. — С ним? С Баки? Он ведь никогда не был таким. Стив смотрит на него. На снег. На перекопанные взрывами печально черно-белые холмы. Они стоят в выходе из того, что лишь недавно было базой Гидры, и вообще-то их должно было быть двое здесь, но вышло так как вышло. — С ним… очень много что случилось. Просто… — он качает головой, не зная, можно ли хоть что-то изменить. Зная, пожалуй, что нельзя, — Ты просто… береги его. Таких друзей больше не будет. Стив злобно молчит. Наверное, было бы легче, если бы они могли подраться. Только Стив — этот, еще наивный, с ним — уже почти циничным — не сравнится. Не в рукопашную, по крайней мере. А он не дурак. — А ты? Более молодая версия не отвечает. Стив устало чувствует что-то, похожее на зависть. Молодой, наивный. Хотя технически — каких-то там пять лет… Счастливый. Он не знает сам, какой счастливый — на войне. — А ты? — он все же повторяет вопрос, — Не спросишь, как это с тобой могло случиться? Снег падает. Стив хмыкает, качая головой. — Да нет. Я таким был. Всегда таким и был. *** Когда те двое — будущее — наконец, уходят, исчезают во вспышке синего дрожащего сияния, Баки разводит в бункере костер. Роджерс какое-то время просматривает чертежи из сейфа, записи, но мысли разбегаются, и в результате он просто бросает их в огонь. Не хочется нести их в СНР. Есть подозрения, что было скрыто во всех взглядах тех двоих, в их переглядках, недомолвках. Он мало знает, но не идиот. Он жжет чертежи. — Ну-у-у… Стив… — Баки трет шею, ему явно неудобно, и он волнуется. Стив может понять, в общем. Его самого жжет смертельный стыд. — Бак? — Да… Не знаю, в курсе ли ты, но я порасспрашивал этого парня, который вроде как я сам, — Бак криво усмехается, — как он тебе? Стив кашляет: — Не знаю. Вы с ним мало похожи. Баки поднимает брови: — Да ну, Стив? Ну, вообще-то, я тебя об этом и не спрашивал. — Прости, — Капитан Роджерс трет глаза, устало поднимает взгляд на товарища, — просто не знаю, что и думать. Так ты расспросил? И что узнал? — Да ничего особенного. Мы победим беднягу Гитлера, а с Гидрой будем возиться еще черти знают, сколько лет. Девочки в будущем будут ходить в таких коротких юбках, что иногда это будет даже не интересно, сигареты станут лучше, но курить будет почти нигде нельзя, в чем, интересно, смысл?.. Стив улыбается. И с каждым словом чувствует, как вместе с тающими комьями мокрого снега с его плеч стекает страшная тяжесть. — Ты неисправим, — смеется он, — что может быть важнее девичьих юбок, правда? — Ну, ты не женился. Стив замирает, не донеся фляжку с виски до рта, — нет? — Медлит, покачивая флягой, добавляет грустно, — Нет. Наверное, нет… — Мне тоже показалось… ну, невероятным, — как-то странно и напряженно отвечает Баки. Дожидается, когда Роджерс поднимет взгляд. У него тусклые и цепкие глаза, как и часто теперь, когда идет война. Такие же сейчас, как и потом у этого Баки из будущего. Страшные глаза, — я и не спрашивал бы, если б не увидел кое-что. А этот парень думает, что мне лучше такое знать. Он почему-то думает, что мне поможет, если я буду такое знать. А я… Я не могу. — В чем дело, Баки? — Стиву страшно. Тот Стив ни слова не сказал. — Так, дай-ка мне глотнуть. Бак отнимает фляжку — и бросает прямо ему в лицо, прежде чем присосаться к ней: — Они спят вместе. Эти двое, Стив. Мы с тобой, там. Как… Понимаешь. Все ты понимаешь. И тогда лишь пьет. Роджерсу вдруг становится противно и смешно. Смех, истерический и сдавленный, выплескивается из его рта сухим, беззвучным сипом: — Бак, думаю, мы просто бредим. Или только я. Послушай меня. Слушай… У Баки тот же взгляд, безрадостный и тусклый. — Послушай, это же все невозможно, верно? Ну какое будущее? Ты видел их? К черту меня, ты себя видел? Это невозможно. Ты не такой. Ты никогда не смог бы убивать так… как… как танк, машины Золы, я не знаю, что. И ладно это, но — девчонки, Баки! Это же все… все делает бессмыслицей. Когда они рассказывали о войне, о Гидре, это еще имело смысл, но ты… ты же не можешь жить без девушек, и вдруг такое. Слушай… Он выдыхает. Ему ничуть не легче, но он просто хочет, чтобы Баки не думал о таком. Не о таком. Не о таком их будущем. Он выдыхает: — Это ведь не ты. Ему не легче. Потому что Баки вдруг опускает взгляд — лишь на секунду. Как делает всегда, когда смиряется, когда решает что-нибудь, когда раздумывает… Когда ему что-то не нравится. Он говорит: — Да я. Всегда таким и был. Роджерс моргает. — Что? — Я снайпер, что? Забыл? Я снайпер, Стив, я убиваю много, быстро. И это… тоже, знаешь. — он сглатывает, — Я тебе не говорил. Прав был. Просто ты… просто это я. Он снова выпивает. — И знаешь, мне они понравились. Нет, правда. Я понимаю, ты… — он неопределенно салютует фляжкой, — но мне понравился тот Стив из будущего. Он… спокойный, понимаешь. И этот парень, я. Он тоже. У него… у него все в порядке. Это видно. Я даже не знаю. Давай… Давай забудем, что ли, об всем. Он поднимается. Сегодня они будут ночевать в этом же бункере. Устроили места для сна. И можно не бояться, не сторожить по очереди… Стив смотрит в огонь. Снег на плечах растаял. Гора осталась, но уже совсем не давит. Он поднимает взгляд. Смотрит туда, где быстро и остервенело раздевается, готовясь ко сну Баки. Его Баки. Друг, какого больше никогда не будет. Роджерс поднимается. Плечи у Баки ходят ходуном, он злится — на себя или на Стива, ни один из них не знает. Плечи у Баки теплые на ощупь, Роджерс прижимается — большой, неловкий, твердым ртом куда-то в скрытое пахнущим потом и снегом свитером горячее плечо. Потом, ощутив резкую мелкую дрожь и то, что — не отталкивает — тыкается куда-то в шею, детски, глупо, жалко. И только потом — ртом — в рот. Влажный, теплый, мягкий. И когда Баки говорит: — Не бойся. Стив говорит: — Да. *** Стив долго смотрит на Нью-Йорк из их окна. Ищет в себе хоть признак сожалений. Удивляется. Он что, совсем без совести? Но ведь нельзя же так… — Ты никогда не думал, в каком месте мы ошиблись? — спрашивает он наконец. Зимний Солдат вздыхает. Усмехается. Он говорит: — Нигде. Уводит его от окна, сгребает аккуратно железной рукой в горсть светлые волосы, прихватывает их, короткие у самого затылка, прижимается лбом к его лбу. Он говорит: — Нигде. И: — Никогда. И Стив говорит: — Да.