Источник нашей мудрости — наш опыт. Источник нашего опыта — наша глупость (с)
***
Первую неделю заключения Фейлон помнит плохо: только то, что проводит ее в камере, исполняющей роль тюремных больничных покоев. Время от времени ему чем-то мажут подживающий шрам, делают перевязки и уколы. Мимолетнее удивление – он отчетливо помнит, что принципиально не давал взяток, – скоро сменяется равнодушием. Его постоянная камера-одиночка совсем крохотная: пять шагов в ширину, семь – в длину. Из мебели – только железная кровать, прикрученная к полу, да ржавые прутья на окне в качестве декора. Но аскетизм камеры Фейлону безразличен. Он лишь удивляется тому спокойствию, с которым переносит заключение, да ещё ощущению после стрижки - голова кажется непривычно маленькой и легкой. Безэмоциональная усталость окрашивает вокруг всё в невнятно-серые тона, пока очередная вспышка воспоминаний об Асами не скручивает тело ненавистью. Была ли это любовь или только удачное средство от боли, которую причиняло отношение отца и Янцзу? Фейлон не уверен, что хочет знать. Перед глазами снова мелькают лица Асами и То, их голоса тонут в грохоте выстрела. Следом обрушивается отчаяние, перемалывая, грозя раздавить. И так по кругу, который разрывает ненавистное имя. Взбешенный Фейлон отдает приказ Йо: как можно скорее ликвидировать лебезящего перед Асами нынешнего главу Байше. Которая покорежена, разодрана изнутри на части, как и сам Фейлон. Пора прекратить это. Йо справляется и тогда надежда, мстительная ярость и жгучее желание вырваться на свободу сплетаются в тугой комок, и только чудовищным усилием воли Фейлону удается взять себя в руки. Что бы ни произошло, будущий глава Байше обязан сохранять лицо.***
Когда телохранители с почетом доставляют его в отцовский особняк, Фейлон с раздражением отмечает, как опустился в тюрьме. Зеркало демонстрирует исхудалое лицо с грустными и в то же время дикими глазами, короткая стрижка выглядит так, будто наспех обкромсали после тяжелой болезни, одежда висит мешком. Не мешает привести себя в порядок, переодеться, но первым делом он приказывает уничтожить свои прежние вещи. В новую жизнь нельзя брать ничего из того, что было в старой. Пожалуй, за исключением опыта.***
Успешная борьба за возрождение Байше заставляет Фейлона встряхнуться, снова выпрямиться. Теперь он видит основную трудность в том, что соратники отца помнят его еще мальчишкой, пешкой при Янцзу. А значит, могут недостаточно серьезно отнестись к его приказам, исподволь выполняя по-своему. Фейлон ненавидит их снисходительные взгляды, или того хуже – выжидательно-оценивающие. Теперь он ощущает свою молодость, как проклятье. Но к старожилам обращается подчеркнуто ровно, как и к остальным подчиненным – лишь с маленькой скидкой на возраст. В идеале, требуется завербовать опытных людей, которые будут смотреть на него и видеть господина, а не тень Тайрена. Но идеал недостижим, поэтому Фейлон просто приспосабливается, контролируя и прогиная под себя прежнюю верхушку. Если не захотят уважать – научатся бояться. Вопрос времени, не более того.***
Тщательно создаваемый Фейлоном образ главы Байше включает в себя немалую долю благородного высокомерия. И еще подавление собеседника интеллектом. В итоге вырисовывается образ высокомерного, холодного сибарита, обладающего острым циничным умом и разговаривающего вежливо-язвительными репликами. А всегда высоко держать голову помогает твердый стоячий воротничок ченсама. Настраивая себя на ядовитую желчность манер, Фейлон создает дистанцию между собой и деловыми партнерами и те больше не смеют относиться к нему, как к мальчишке.***
Фейлон запрещает себе думать и вспоминать, обрывая на корню любые картинки из памяти. Однако запретить себе все невозможно. Ведь во сне никто не властен над своим сознанием, и свежая рана открывается снова и снова, заставляя метаться по постели в поту. В груди ноет, как будто шрам еще не зажил. Асами. Фейлон вытравляет его из своего тела и из своих мыслей. Этот человек – жестокий, подлый делец, не брезгующий ничем. Думать о нем следует, лишь как объекте грядущей мести. Иногда это удается. Иногда – нет. Воспоминания еще слишком свежи. Всего лишь какой-то год и два месяца прошли после их встречи.***
Установив в организации железную дисциплину, Фейлон постепенно обретает уверенность. И с удовольствием развивает свои навыки манипулирования людьми, совершенствуясь, как игрок в сянци: просчитывая ходы наперед, изучая, рассматривая, экспериментируя. Теперь он отчетливо ощущает, насколько легче стало жить.***
Он сам себе хозяин, Янцзу нет в его жизни. Никто больше не унизит прихоти ради, не ударит из-за недостаточно почтительного тона или промаха в работе. Но доводы разума не действуют и Фейлон часто чувствует нервный озноб, особенно вечерами. Его преследует не ставшее привычным чувство вседозволенности, а, напротив, болезненное осознание собственной уязвимости. Не так-то просто отрешиться от воспоминаний о ранней юности в отчем доме. Фейлон не обманывает себя – к решению переехать его подталкивает в основном это.***
Чтобы сбросить напряжение, иногда он в одиночку гуляет по городу. Но с недавнего времени мир обычных людей вызывает какое-то странное, почти болезненное чувство, которое никак не получается идентифицировать. Вышагивая по направлению к набережной, Фейлон старается избегать попадающихся навстречу прохожих. Он кажется себе настолько отличающимся от них, что параноидальное чувство опасности заставляет его вглядываться чуть ли не в каждого встречного. Ледяной комок в груди никак не рассасывается, ноющая тяжесть в сердце мешает как следует вздохнуть. Задыхаясь, Фейлон стискивает зубы в немом оскале, но из упрямства продолжает идти к набережной. Накануне переезда кажется очень правильным посетить место, где он окончательно решил не подчиняться Янцзу. Перила ограждения холодят ладони, бриз оставляет соленый привкус на губах. Чтобы перебить его, он выбивает сигарету из купленной в бессознательном порыве пачки. Ветер тут же подхватывает пепел – пустые следы болезненного удовольствия. Фейлон прикуривает следующую, глядя как солнце садится все ниже: розовый становится алым, расцвечивая небо в кровь. Горящее лицо остужает бриз, соленый привкус все сильнее горчит на губах, а сжатые пальцы сводит судорога. Неожиданно он слышит чужой голос. Высокий, испуганный, словно принадлежит ребенку. Звучит, как через вату, но рядом, слишком близко. И стремительный выброс адреналина возвращает Фейлона к действительности за считанные секунды. Однако перед ним только маленький темноволосый мальчик. Изношенная куртка, которая заметно велика владельцу, нечесаные, грязные волосы, исцарапанные руки с черными полукружьями под ногтями – ясно, что беспризорник. Или начинающий воришка-карманник, но сотовый с портмоне обнаруживаются на прежнем месте. – Привет, - говорит ему после длинной паузы Фейлон. Не зная, с чего начать, он задает первый вопрос, пришедший в голову: – Почему ты тут стоишь? Мальчик коротко кивает на обгорелый окурок под ногами: – Сигарета. Вы чуть пальцы не сожгли. Я погасил. Все-таки Фейлон ухитряется сделать вдох, преодолевая ступор. От изумления, наверное. Хотя это чувство называется как-то иначе. Но он не помнит, как. http://mintmanga.com/you_re_my_loveprize_in_viewfinder/vol2/3?mature=1#page=9***
Тао помнит себя с семи лет. До этого нет ничего – только пропасть, которую не получается преодолеть, как сильно он ни напрягает память. Ранее того дня на набережной ничего нет. Первое воспоминание почти физическое: холодные сумерки уходящего дня, соленый ветер с моря и крепкая хватка узкой белой ладони. Твердая и чуть шершавая, она не дает упасть, но также не дает метнуться в сторону, прочь от слепящих фонарей, освещающих кованые ворота огромного здания. Высокие двери кажутся Тао странными: резные, обитые железом, изукрашенные резьбой, оказались не похожи ни на что, виденное им прежде. Его одежда промокла, а ноги превратились в ледышки. Тем не менее, он не помнит, как долго его вели, ни по каким улицам. Для него все начинается за дверьми массивного дома, когда его маленькая рука стиснута в чужой ладони.***
Когда лицо господина Фея искривляет нечто, не напоминающее улыбку, а взгляд стекленеет, Тао бросает все: чашку, ближайшую вазу или любую подвернувшееся под руку безделушку. Он неуклюж, поэтому никого не удивят осколки от разбитой вдребезги вещицы. И ему простительно – с легкой руки господина Фея, который сразу же реагирует на звук. Глядя, как он приходит в себя, Тао с извинениями принимает сдержанный упрек, про себя молясь всем богам разом. Впрочем, подобное случается не часто и никогда днём. А со стороны вообще смотрится, как глубокая задумчивость. Они никогда не говорят об этом, но Тао инстинктивно понимает, о чем не следует упоминать. Нигде, ни при каких обстоятельствах. http://mintmanga.com/you_re_my_loveprize_in_viewfinder/vol2/5?mature=1#page=34***
Чашка, судя по звуку, разлетелась на множество маленьких осколочков. Что ж, чашкой больше, чашкой меньше... Фейлон не испытывает и тени раздражения. Вероятно, потому, что вреда от этого никакого. Беспечность Тао вызывает неуместное желание рассмеяться, а ведь подобный недостаток следует искоренять. При этом Фейлон всегда пользуется только словом, что идет вразрез с традициями. Для него это новое, странное чувство – желание так заботиться о ком-то. Похоже на ритуал: последовательность небольших, специально выбранных действий, выстроенная именно в таком порядке, чтобы рассчитывать на получение определенного результата. И когда тот, о ком заботишься, благодарно улыбается и произносит твое имя, говоря искреннее «спасибо», – становится как-то все равно, что это лишь малолетний найденыш. В Тао нет ничего особенного, он совершенно обычный ребенок со средними способностями. Фейлон убеждается в этом раз за разом, помогая ему с уроками.***
Фейлон в изумлении рассматривает незваного гостя. Перед ним высокий, еще довольно молодой иностранец, вероятно, его ровесник. Он облачен в белый! костюм-тройку, в ушах поблескивают серьги, а на пальцах – узорчатые кольца из железа. После обмена приветствиями Арбатов выдает серию пространных комплиментов. Апофеозом становятся похвальбы «прекрасному лицу». При этом в чужом голосе звучит такая твердокаменная уверенность в себе, что Фейлону хочется засмеяться. И это существо искренне полагает, что может смутить его, чтобы контролировать ситуацию? Повинуясь приказу, Арбатова угощают, не скупясь ни на еду, ни на выпивку. Фейлон язвительно улыбается, самолично устраивая для гостя экзекуцию застольным этикетом Поднебесной. Вовсе не сложно быть вежливым. Особенно когда это помогает поставить неугодных на место. На этот раз испытанные приемы почему-то не срабатывают. Обед плавно переходит в ужин, но гость не говорит о цели визита и не торопится уходить, лишь нахваливая то гостеприимство, то самого хозяина. Вместе с ним Фейлон вынужденно приканчивает последнюю на столе бутылку и остаток своего собственного вечера, который с удовольствием провел бы в одиночестве. Дорога, отделяющая от последующего грандиозного похмелья, стремительно сокращается, когда от Арбатова звучит выстрелом в нудно гудящую голову «теперь поговорим о делах». Фейлон резко озвучивает отказ обсуждать что-либо сегодня. В диапазоне его эмоций остается лишь скручивающееся в груди раздражение, лихорадочное желание лечь и перестать думать. Как ни странно, Арбатов не выглядит оскорбленным. И прощается, искренне улыбаясь, чем окончательно ставит в тупик. К еще большему изумлению Фейлона, совместные проекты у них все таки появляются. Причем регулярно. Как и Арбатов в его штаб-квартире – по-прежнему вваливаясь без приглашения. http://mintmanga.com/you_re_my_loveprize_in_viewfinder/vol4/2?mature=1#page=2***
Посещать благотворительные приемы Фейлона вынуждает официальный статус бизнесмена. Темы бесед жестко очерчены: только последние новости, сплетни и никакой политики. Ещё принято сетовать об исчезновении настоящего искусства из современного мира компьютеров и денег. При этом даже беспардонный Арбатов позволяет себе улыбаться лишь печальной, трагической улыбкой. Фейлону становится смешно: Арбатов элементарно не знает, что такое сострадание и жалость – кроме энциклопедического определения. Наверняка это способ сдержать зевок. Наконец-то начинается финальная, самая любимая часть вечера: директора картинных галерей неспешно выставляют работы лучших художников, попутно лебезя перед спонсорами. Фейлон с нескрываемым удовольствием разглядывает картины: манеру рисования, стиль того или иного художника, как по-разному ложатся мазки на холстах, подчёркивая реалистичность происходящего. Вдумчиво оценивает, как тонко и точно передаётся настроение того или иного сюжета. Но молча, ни с кем не обсуждая увиденное. Потому что необразованный почувствует себя в этой ситуации идиотом. А беспричинно оскорблять партнеров по бизнесу глупо – особенно теневому. http://yamaneayano.diary.ru/p144975560.htm?oam#more1 http://e2.adultmanga.me/auto/02/77/26/006.png***
– Пейте чай, - Тао придвигает к нему чашку. – Остынет, будет невкусно. От температуры кружится голова, дико саднит воспаленное горло и от лекарств слегка подташнивает, поэтому Фейлон молча отмахивается. Тао не спорит, только сразу скисает, хоть и пытается улыбаться. Потом роняет чашку, наклоняется, чтобы собрать осколки, и долго, слишком долго не выпрямляется обратно. Игнорировать подозрительное шмыганье у Фейлона не получается – поганое настроение портится еще больше. Глубоко вдохнув, на этот раз он залпом выпивает предложенное. Собственная беспомощность омерзительна, как и частые визиты докторов. Второй день подряд они пичкают его кучей препаратов, попутно объясняя что-то о подтипах гриппа. Будто это знание может как-то помочь. Еще Фейлон не очень-то представляет, чем себя занять: из-за рези в слезящихся глазах читать или смотреть телевизор невозможно, днем сон не идет. Он не привык бездельничать, не знает, как это. А сейчас сил едва хватает, чтобы выслушать в конце дня краткий доклад помощников. Наверное, это и вправду грипп какого-то особого подтипа – даже в детстве переносить простуды было много легче... если не вспоминать упреки старших. Как будто он болел нарочно, чтобы доставить всем неприятности. Внезапно свалившаяся тяжесть вытягивает из некстати проснувшейся памяти, заставляя обратить внимание на лохматую голову, прижавшуюся к его ключице, и руки, обвивающие плечи. – Вам, должно быть, ужасно скучно, - глухо говорит Тао, уткнувшись носом в его халат. – Давайте я вам почитаю. Фейлон честно может сказать, что подобное ему в новинку. Его с самого детства так не обнимали: ласково, без напряжения и сексуального подтекста. Постепенно ему становится лучше. Словно каждое прикосновение успокаивает еще немного, и он чувствует себя все более умиротворенным. Когда Тао отстраняется и встает за книгой, Фейлон сипло фыркает вслед, что скучно без него. В этой шутке очень много правды: убивать мучительно тянущееся время помогает именно их общение. Легкомысленная болтовня Тао – то, что нужно, чтобы держать себя в руках. Чуть щурясь от яркого солнца, Фейлон чувствует, как медленно, но неуклонно улучшается настроение.