***
Прошло наверное часа три после нашего разговора. К слову, мы даже не пытались друг с другом разговаривать. Лёшка, сказав что–то вроде «Всё норм», схватил со стола остывший кофе, и залипнув в свой телефон, закрылся в своей комнате, откуда не выходил вот уже третий час. Не знаю, как на ситуацию реагировал он, но внутри меня всё перевернулось вверх дном. Просто становилось грустно от того, что возможно как прежде уже не будет. Ну вот скажите мне, как можно спокойно и непринуждённо общаться друг с другом, когда ещё пару дней назад один признался тебе в любви, а другой отверг? Лично для меня это казалось невозможным, чем–то, что ровнялось пыткам. Честно, я билась над этим второй час, так и не понимая, ну почему эти момента застряли именно в моей голове? Почему от всего произошедшего мне становится стыдно? Особенно надоедает то, что я кажусь себе очередной ванильной девочкой, которая страдает неразделённой любовь. Именно такой я пообещала себе никогда не быть. К моему счастью, когда пошёл четвёртый час, пришли Света и Пашка. Если быть точной, вломились, снося на своём пути всё, что только попадалось. Поэтому, к тому времени, когда они оказались в зале, передо мной, по полу валялось разнообразие мелких штуковин и следы от обуви. — Вы чего? — ошарашенно спросил Лёша, выбежав из своей комнаты. — Вот! — резко прикрикнула Светка, протягивая мне в руки письмо. — Макс! Это он! При упоминание этого имени меня передёрнуло, я посмотрела на них как–то отрёшенно, будто они только что сбежали из психушки, но приняв более спокойный вид, распечатала письмо, и принялась зачитывать вслух. И снова здравствуйте, друзья мои. Я понимаю, между нами было много разногласий, много неприятных ситуаций и мы всё время жили как собаки, разве так можно? Вы всё время каким–то образом пытались обхитрить меня, вы всегда, чёрт возьми, были на шаг впереди! Поэтому я решил зарыть этот топор войны, забыть всё, что вы сделали, но никогда не забуду, что сделал ты, Лёша. Именно поэтому случаю я и пишу вам это письмо, пусть меня и бесит вся эта банальщина. Помнится мне, Паша, у твоих родителей имеется кругленькая сумма, полученная, кажется, путём продажи квартиры твоей умершей родственницы? Какой именно не смог расслышать. Во всяком случае я прав, да? Могу с уверенностью тебе сказать, что все эти деньги теперь мои, они у меня. Не надо спрашивать, как и каким образом, скажу одно: будьте внимательнее. Я хочу вас проучить, щенки, чтобы вы всё–таки поняли, что это не просто игра, чёрт возьми, что я настроен серьёзно. На эти деньги я купил себе неплохой мотоцикл, на котором смогу уехать в город своей мечты. Заинтересованы, не правда ли? А я скажу вам. Я поеду в Чернобыль. В мёртвый, заснувший навечно город, где собственно мы и рассчитаемся. Если вам удастся поймать меня — деньги ваши, и я благополучно сваливаю, оставив вас в покое. Если нет — вы навсегда останетесь в этом тихом городке, одни, и поверьте мне, я позабочусь, чтобы вы оттуда выбраться не смогли. Заинтересованы? Я выезжаю завтра, и очень надеюсь вас увидеть. ) — Охренеть, этот тип с ума сошёл? — воскликнул Горелов, когда я закончила читать письмо. Лично я не могла сказать и слова. Оторвав взгляд от письма, я в страхе подняла глаза на Пашу и Свету, в надежде, что они то мне всё и расскажут. Но к моему великому сожалению, я увидела, что они знают ровно столько же, сколько и я. — Чёрт, я так и думал! — между тем не унимался Лёша. — Да он же конченый наркоман! Вы серьёзно верите, что этот тип поедет в Чернобыль? Да он при первом же повороте от радиации сдохнет! — И... и что вы собираетесь делать? — неуверенно спросила я, теребя в руках письмо. — Мы едем в Чернобыль!Часть 24
1 декабря 2016 г. в 21:52
Чёрт бы меня побрал, сделай я такое ещё раз.
Проспала всю пятницу и ещё половину субботы и при этом ещё и не выспалась. Какого чёрта, спрашивается?
Между тем, как выяснилось чуть позже после моего пробуждения, в доме не осталось никого, кроме меня и Лёшки. Света уехала на выходные к родителям на другой конец города, а Пашка благополучно свалил с ночёвкой к своей девушке ещё вчера вечером. Если верить словам Горелова, ждать их сегодня вечером.
— Ну, с Пашкой это надолго, — между делом сказал Лёша, поставив передо мной кружку с чаем. — Не думаю, что к вечеру заявится. Завтра, кстати, тоже.
— Да ну, это же Катя, — прыснула я, сделав короткий глоток чая. — Ну, если ему интересно послушать весь курс физики или химии, то его действительно надолго затянет. Она мне этим столько лет голову насиловала! Ужас.
Лёшка улыбнулся на мои слова, плюхнувшись на противоположный от меня стул. Что ни говори, а зимой всё действительно становится прекраснее. Квартира, пусть и принадлежавшая какому никакому мужчине и особо не пестрящая нежными оттенками и уютной атмосферой, но всё–таки было в ней что–то уютное, что–то своё. Я не живу здесь так долго, как, к примеру, Вершинин или та же Света, но мне хватило и этих двух дней, чтобы привыкнуть к квартире. И домой совсем не хочется. Интересно, а она рассказала отцу о нашей встрече в школе? И почему отец даже не явился туда, чтобы меня найти?
— Кстати, тебе действительно больше не стоит так экспериментировать.
— Как?
— Не спать всю ночь, и ещё в школу идти. Мы когда домой шли ты такую хрень несла. Сначала тебе Макс привиделся, а потом ты мне в любви призналась, — на лице Горелова появилась хитрая ухмылка и он смотрел на меня в упор, явно ожидая моей реакции. Но, к сожалению, меня заинтересовала кое–что другое.
— Стоп. Кого я видела? Макса?
— Ну да. Мы главное уже в подъезд заходим, ты такая резко останавливаешься, бешенными глазами в пустоту пялишься, и чуть ли не в припадке кричишь и уверяешь нас, что там стоит Макс, — он снова хитро улыбнулся, даже не скрывая издёвки.
— Чёртов придурок, ты можешь быть серьёзнее? Расскажи хотя бы, что было вчера. А то я вообще помню всё как в тумане.
— Да, кстати, вчера ко мне подходила Алёна Викторовна, и орала на меня на всю рекреацию. Ты знала, что через неделю бал, где мы с тобой танцуем? А мы, между прочим, пропустили достаточное количество тренировок. На следующей неделе вообще все от тренировок освобождаются, но мы, моя дорогая, будем как последние идиоты каждый день отрабатывать. И она просила добавить, что сильно в тебе разочарована.
— Блин, бал, — вяло отозвалась я. Если пару дней назад я бы пищала от этого как ненормальная, то сейчас мне было абсолютно пофиг, что я там должна, кому. Главное сейчас было только одно – свобода. Да, просто свобода. Свободное время, личное пространство, хотя бы минута в тишине. Успокаивал сейчас тот факт, что в ближайшее время нам ничего не угрожает. Во всяком случае, я бы хотела на это надеяться.
— Да ладно, кому он нужен? — отмахнулся Лёшка, однако при этом лицо его не поменялось. С полным безразличием он продолжал вяло помешивать ложечкой свой кофе. — Шоу для дебилов.
— Заметь, ты ведь тоже там участвуешь, — победно улыбаясь, ответила я.
Меня немного задели слова Лёши. Это почему это для дебилов? С самого первого класса я ежегодно посещала этот бал, правда, быть в главной роли, то есть, самой танцовщицей мне ещё не доводилось — в этом году наш класс выступал первый раз.
— И что? Меня просто удивляет, зачем делать официальную часть? Это всё жутко вымораживает, — от хорошего настроения Лёшки не осталось и следа. И где же тот Лёшка, который пять минут назад нагло улыбался, при этом подкидывая всё новые и новые неуместные шуточки? Неужели предстоящий бал его так беспокоил?
— Слушай, а ты чего так завёлся? Пару минут назад улыбался, а сейчас сидишь мрачнее тучи.
— Неважно, — вскочив из–за стола, грубо отозвался Лёшка.
Кинув на меня косой, полный злобы взгляд, он повернулся ко мне спиной и опёрся руками на кухонный гарнитур.
— Тебе не кажется, что это всё ещё не закончилось? Макс, он же, сука, мстительный, а мы, можно сказать, вот уже несколько раз подряд срываем его планы и выходим из воды сухими, — наверное, таким серьёзным я не видела его никогда. Зрачки были шире прежнего, в глазах читалась открытая злоба, а само лицо было абсолютно безэмоционально. Ни улыбки, ни оскала, ни той привычной ухмылки. Ничего. И это пугало. — Он ведь не успокоится. Он сделает ещё хуже, только после этого успокоится.
— Не знаю, — выдохнула я, привстав со своего стула, и подошла к Горелову, как и он опёрлась руками на кухонный гарнитур. Теперь почти ничего не мешало мне посмотреть в его глаза, которые он так тщательно от меня прятал. — Я часто думала об этом, но мне кажется, у него хватит ума отступить. Что ни говори, и как бы противно это не было, но он сильнее нас и уж точно продуманнее. Ты только посмотри, сколько он сделал, только чтобы отыграться за тот несчастный случай? И только представь, сколько у него может быть знакомых!
— Ты хочешь его таким образом похвалить или нас обосрать? — Лёша слабо улыбнулся, повернув голову в мою сторону.
— Я хочу, чтобы вы наконец забыли о нём. Вам разве не надоело жить вот так? В постоянном страхе, что он схватит тебя за углом, и сделает с тобой такое, что не сможет опознать даже полиция?
— Ты явно преувеличиваешь.
— Возможно. Но никто не исключал факта, что это возможно. Он слишком коварен, жесток, но чертовски гениален. Мне хватило и меньше недели, чтобы понять это. Увы, такова реальность, — я театрально вскинула руки в стороны, выразительно посмотрев в глаза Лёши, которые находились так близко ко мне. За этими разговорами я и не заметила расстояния между нами.
Между нами повисло молчание. Мы просто тупо смотрели друг другу в глаза. Просто. Тупо. Смотрели. В. Глаза. И чёрт бы меня дёрнул, сказать такое:
— Красивые у тебя глаза.
Эти слова произвели на него неожиданный эффект: улыбнувшись мне, он сократил между нами расстояние, одной рукой осторожно прихватив за талию, а другой коснувшись подбородка, притянул к себе, вовлекая в поцелуй.
Этот поцелуй не был похож на другие, оставленные впопыхах, неуверенные. Он был настойчивым, таким чарующим, и все беспокоящие мысли резко отходили на второй план, не волновало абсолютно ничего. До этого момента я и не подозревала, что можно так увлечённо целоваться. Да ещё и с кем!
Когда в наших лёгких уже закончился воздух, мы отпряли друг от друга, нервно восстанавливая дыхание. На это понадобилось чуть больше времени, чем я рассчитывала, но это спасало меня от того, что могло произойти дальше. Я совершенно не понимала, как буду смотреть ему в глаза, что буду говорить, и будет ли моя речь вообще понятна. Последний раз так взволнованно я чувствовала себя перед контрольной по физике.
Даже после того, как я полностью восстановила дыхание, я не нашла в себе сил поднять голову, и посмотреть ещё раз в его глаза. По сути, стыдно тут должно быть только ему, ведь инициатором выступал то он. Но как мне показалось, он не ощущал тех же эмоций, что и я.
— Наверное, ты права, — неожиданно тихо выдал он. — С этими проблемами я совсем забыл, что есть вещи и прекраснее. Ты, например.
— Это ты мне сейчас типа в любви признаёшься? — улыбаясь, пробормотала я, подняв голову.
— Можно и так сказать, — с его лица не сходила довольная улыбка, но даже не смотря на то, что он мне только что признался в любви, он сохранял между нами довольно приличное расстояние, и даже не пытался повторить недавнее действие. — Но это не отменяет того факта, что я не захочу тебя убить!
Мы рассмеялись. Меня впервые за всё время стало так просто и легко. Это больше походило на дружескую беседу между друзьями, когда оба выговариваются друг другу по душам, делятся проблемами и переживаниями, и становится сразу легче. Примерное такое ощущала и я.
— Честно, я долго думал над этим. Очень сложно, знаешь, сконцентрировать своё внимание на этом, когда то ты грозишь шарахнуть меня чем–то очень тяжёлым или когда Макс постоянно выкидывает свои дебильные фокусы. Не совру, я не был влюблён в тебя сразу же с первого дня, когда мы только познакомились, и не был влюблён даже после нескольких дней нашего так называемого общения. Это не любовь с первого взгляда, и та любовь, о которой пишут в книгах, но я действительно понял, что ты мне нравишься, когда мы вместе проходили все эти нелёгкие дни. Да, я знаю, как это звучит слащаво, и может немного ванильно, но это действительно так. По крайней мере, я бы очень хотел, чтобы мы, по крайней мере, были друзьями. Терять такого друга как ты, будет очень сложно, — он приблизился ко мне вплотную, взяв меня за руки. — Пусть ты и дура, и порой мне хочется тебя убить.
Я издала короткий смешок.
Именно сейчас во мне просто перемешалось всё: что сказать? Что ответить? Слова звучали настолько правдоподобно, его голос даже не дрогнул, кажется, он был уверен в своих словах и говорил правду. Хотелось надеяться, что в следующую минуту он не заржёт как придурок, и не скажет, что всё это глупый розыгрыш.
Это невыносимо. Невыносимо, когда человек, которого ты, был уверен, ненавидишь всей душой, сейчас признаётся тебе в любви, а ты просто не знаешь что сказать.
Невольно всплывают обрывки недавнего разговора с Сашей. Тогда я в открытую призналась ему, что люблю Лёшку, и ничто тогда не остановило бы меня. Я была точно уверена в своих словах, и думала, что говорю исключительную правду. Сейчас же, я не знала что и делать: паника просто охватила меня.
— Мне хочется убить тебя каждый раз, когда тебя вижу, — вырвалось у меня.
Чёрт! Ну надо же такое сказать, именно в этот момент?
— Знаешь, всё это очень приятно, но я не уверена, что скажу о тебе тоже самое, — я опустила взгляд вниз, чтобы не видеть как меняется его выражение лица, и попыталась выдернуть руки, что, собственно, удалось мне без особого труда. — Я ещё толком не разобралась, что у нас за отношения. Сейчас я разрабатываю в голове план твоего убийства, а через минуту бегу к тебе в объятья, и кричу при этом, как сильно я тебя люблю. Что касается дружбы, то и тут я не знаю. Будет наверное сложно общаться как раньше, когда мы высказались вот так друг о друге. Но против дружбы я ничего не имею.
Когда я подняла взгляд, то увидела, насколько был растерян Лёша. Правда, он старался этого не показать, но это удавалось ему хуже всего. И я могла его понять. Не каждый день он признаётся девушкам в любви, и не каждая его отвергает. А тут кто? Зубрилка и заучка? Местная мышь школы? Закомплексованная девчонка, у которой то и парня никогда не было? Действительно стыдно.
— Да ладно, всё же классно, — он попытался изобразить что–то наподобие улыбке, и сделать лицо как можно безразличнее, но от меня не скрылось, что он немного расстроен. — Я буду по–прежнему тебя ненавидеть, а ты разрабатывать в голове план моего убийства.
Чисто из приличия, и чтобы хоть как–то разрядить обстановку, я улыбнулась, задумчиво вглядываясь в большое окно. Конечно, так и будет. Но уже не так. Всё будет по–другому, и этого уже не изменить.