Голыгинская гать

День стоял летний, жаркий. Ваня отправился искать травы, что могли бы помочь его сестрице, слегшей с хворью пару дней назад. Брел он по лесам, покосам да полям довольно долго, но нужная травка все не находилась. Он уж собрался разворачиваться, да назад идти, потому как вечерело, как заметил озерцо, что стояло на опушке начинающегося леса. «Ну, — думает, — лицо водицей обмою и пойду домой». Глядь, а в воде девушка красоты неземной! Лежит на воде, будто неживая. Только голова и бледные плечи видны. Да груди налитые под белой, почти прозрачной от воды сорочки. Светлые волосы, будто тина болотная разметались. Кожа вельми бледная, как у утопленницы, но без синевы. Глаза закрыты, подбородок приподнят чуть кверху, будто просто заснула девица, а вовсе не в озерце, на болоте лежит. А вокруг нее — лилии водные. Белые, крупные распустившиеся цветки да бутоны. Как в раю лежит, словом. Хотел окликнуть Иван девушку, да почувствовал вдруг, что слова вымолвить не может. Рот разевает беззвучно, а голоса словно и нет у него. Схватился он за горло, рот открывает и закрывает — нет голоса! Словно магией его сковало. Вспомнил тут Иван про сказы, что старые люди говаривали. Будто живет на болотах да в лесах нежить разная. Духи умерших, душегубцев, но более всего — те люди несчастные, что жизни себя лишили. Мучаются они, к Б-гу попасть хотят, а не могут. За грех их страшный, обречены вечно блуждать там, где умерли. Озлобляются такие души сильно, ведь покоя лишены, и нет им упокоения. Ненавидят они живых, а более всего тех, кто в их владения заходит. Заманивают их ближе, а затем топят, наслаждаясь мучениями. Потому обходить такие болота дальней дорогой, дабы беды избежать, надобно. Когда Иван еще дитем был, жалел он их сильно. Судьбу их горькую оплакивал, что сгублена на веки. Но это было так далече, что и не упомнишь. Ныне страшно стало Ване. Неужто заметила, болотница проклятая? Неужто суждено ему будет потопнуть тут, на болоте, в руках у заливающейся смехом девицы? Утянет в омут и станет он одним из прислужников ее, что обречены на страдания вечные. Смотрит Иван, как зачарованный, на девицу лежащую, и глаз отвести не может. Забыл он, как дышать и двигаться. Меж тем, болотница потянулась в воде сладко, глаз не открываючи. Иван будто обмер. Заметит, душегубица клятая! Утянет на дно. Омутница выпрямилась, будто села в воде. Однако не выплыла на бережок, а руками на листья кувшинок и лилий оперлася, будто выползти на них собралась. И правда, потянулась она немного и показались ноги ее над водой. Точнее, не ноги, а лапы гусиные. Села на листе большом, ноги назад, в воду опустила, так что и не видно их совсем, гребень достала откуда-то и давай волосы расчесывать. Голову не поворачивает, однако. А Ваня все глаз отвесть от нее не может. И не видел, словно, лап гусиных — более прекрасной девицы он за жизнь свою не встречал. В голове будто затуманилось, видать — непроизвольно под чары ее попал. И стоит, не помышляя о том, чтобы схорониться в ложбине быстрее. Девица головой так повела, перекинула волосы на плечо, обнажая бело плечико. Кожа белая, как снег, аж светится бледным сиянием. Такого у наших девок нет. Красота не наша, дьявольская значит. Слишком уж прекрасна, чертовка. Заплела она, значит, волосы в косу толстую, да перекинула на спину. Коса жемчужно-белая, и не как у наших девок болтается, а ровно прилипла к спине. На конце ленты не то синие, не то зеленые. Сквозь светеют и тонко этак позванивают, будто воды шепоток. Дивится парень на косу, а сам дальше примечает. Девка небольшого росту, из себя ладная и уж такое крутое колесо — на месте не посидит. Вперед наклонится, ровно в воде ищет чего, то опять назад откинется, на тот бок изогнется, на другой. Однем словом, артуть-девка. Загляделся хлопец на нее, хочет ближе подойти, окликнуть. Да только забыл он, видать, что голоса у него нет, да и ноги, предаючи, понесли в другую сторону. Ну значит, смотрит парень, а он в лесу уж. Да том, что за озерцом. Как оказался — ума не приложит. Не иначе как колдовство какое! И правда, видит он человека, что спиной к нему стоит, да то озеро, зачарованное, разглядывает. Постать у него худая, что загляденье, а боле не видно ничего — темнота лесу, да поза скрывают остальное. Ваня стоит позаду, но все дальше примечает. Руки, видать, на груди сложены, и стоит — не шелохнется, будто к земле прирос. Парень хотел было слово молвить, вдруг его как по затылку стукнуло. «Мать ты моя, да ведь это болотник! Кому ж еще стояти ноне тут? Как я сразу не смекнул? ». То бежать сейчас надо — болотник не на много от женушки своей уходит в ненависти к роду людскому. Нечисть, как не погляди. «Вот, — думает парень, — беда! Как бы только ноги унести, пока не заметили». Только подумал так-то, а болотник и оглянулся. Смотрит на парня серьезно, будто насквозь видит и только пальцем к себе манит. Зовет, значит. Ване-то бежать надо, а он ближе подходит. Да примечает все. Болотник вовсе не такой, каким его представлял себе Иван. Он похож на человека лет тридцати, с серо-коричневыми волосами и серьезным лицом. Нет у него ни хвоста, ни жабр, только волосы местами зеленым тронуты, да глаза голубые чуть мутным затянуты. Парень испужался, конечно, но виду не оказывает. Крепится. Стыдно оробеть, видать. Болотяник усмехается только. Видать, позабавил его хлопец. — Что ж ты в глушь такую забрел? — спрашивает, приподняв брови выразительно так. — По нужде какой, али незнанию? Иван ответить хочет, но вновь сказать ничего не может. Лишь ртом воздух хватает, беззвучно. — Совсем позабыл, — болотняк щелкает пальцами, — не надо было, чтобы жена моя тебя приметила. — говорит с расстановкой, вдумчиво, да так, что у Вани ощущение складывается, что заботится этот дух о нем. — По нужде, да по незнанию, — парень опять говорить может, что радует его безумно, — искал я травы лечебные для сестры, а на болото это набрел невзначай. Отпустите меня, коли на то ваша воля — чем хотите заплачу, хотя и нет у меня ничего. Болотник какое-то время глядит на парня пристально, будто выдержку проверяет, а затем, молвит: — Коли так — быть тому. Будут травы у твоей сестрицы лечебные, да и ты, коли захочешь — уйдешь. Но токмо за это отплатить требуется. — говорит, а сам пальцами незаметно так поводит. — Что от меня требуется? Да и зовут вас как, пану? — Ваня рад-радешенек такому исходу. — Ничего такого, отчего пожалеть о решении своем ты мог бы. — болотник усмехается, подходя ближе. — Токмо покажу, как приятное доставить. И зовут меня Мироном. А Ваня и не возражает против слов таких. Под чарами сильными он уже, что навел на него болотный дедко. Болотник манит его к себе, а Ваня идет, будто под гипнозом находясь. И чему дивиться, коли это силы нечистые? Паренек подходит к болотнику так близко, что коли захочешь, обнять можно. Тот довольно усмехается, беря парня за подбородок. Таких красивых ему уж давно не попадалось. Все Наталке, бестии этой. И как он успел перехватить этого раньше нее? Удача, не иначе. Глаза у парня пустые, будто слепые уже. Однако зрачки расширены почти до предела, как у людей, что с травками запретными да заклинаниями шутки недобрые шутят. То последствия ритуала магического, но что поделать. Парень напоминает куклу, али покорного невольника. Внизу живота тяжелеет и болотник явственно ощущает, что промедлять далее нет никаких причин. Он потянул Ваню на себя, целуя в чуть приоткрытые губы. Парень чуть оживляется, видимо, действует колдовство, и пытается ответить на поцелуй, но болотник не дозволяет сего, углубляя напор и держа одной рукой за затылок. Ваня тихо стонет сквозь поцелуй, на что болотник токма посмеивается. Видать, не было у парня никого еще, раз целуется так неумело, да еще и стонет так сладко. Болотняк отстраняется, приказывая снять сорочку, да штаны льняные. Юноша безоговорочно раздевается, скидывая одежу на опалую листву и мох. Тело у парня загляденье — не налюбуешься. Светлая кожа, худощавое телосложение, ровные красивые ноги. Болотник рассматривает эту красоту, безмолвно стоя рядом. Парень стоит ровно, словно не стесняясь своей наготы — таково действие заклятия. Ох, как же это заклятие любил болотник! Даже самая строптивая и непокорная жертва становилась послушной, как овечка. А этот парень… Что надобно. Мирон щелкает пальцами и вся одежа, что была на нем — испаряется. У нечистых свои фокусы. Он подходит к Ване, проводя по оголенной груди рукой. Кожа теплая и приятная на ощупь. Человек. Как много в этом слове. Болотник гладит Ваню по плечам и спине, целует открытую шею, выкручивает соски. Парень стонет громко и протяжно. Так, что Мирону хочется овладеть им немедля. Он давит на плечи, заставляя опуститься на колени и прижимает лицом к члену, крепко держа за волосы. Ваня неумело пытается заглотить весь член целиком, но из этого ничего не выходит. Он давится, кашляет прямо с членом во рту, но выплюнуть не может. Мирон давит на затылок, заставляя брать глубже. Ваня задыхается и даже под магией пытается вырваться, но болотник держит крепко и методично трахает его в горячий рот. Он уже готов кончить, да что там, ему хочется видеть, как юноша будет утирать с лица семя, но сейчас ему так же хочется взять его еще раз. Он отталкивает Ваню от себя, от чего парень падает прямо на мох, и наваливается сверху. Трется своим телом о разгоряченное тело юноши, глубоко целуя. Одновременно с этим он растягивает его ставшими вдруг скользкими пальцами. Парень узкий и горячий, и Мирон хочет его так, что сносит крышу. Он приподнимает Ваню за бедра и резко входит на всю длину. Парень под ним шипит и выгибается — боль страшная, хотя и скоро смягчающаяся смазкой, выступившей по всему члену так же, как и на пальцах. Мирон вколачивается в податливое тело, что-то неразборчиво мыча. Ваня такой горячий, что Мирону кажется, что он сейчас растает, как масло. Своей температуры болотник не чувствует уже более четырехсот лет. Оргазм накрывает с головой, заставляя содрогаться в болезненно приятных спазмах. Ваня тоже замирает, растянувшись на земле. Мирону чертовски хорошо, но он находит в себе силы положить правую руку Ване на грудь — туда, где расположено сердце, и что-то четко проговорить какой-то текст. В том месте, где лежала Миронова рука, расплывается черное пятно, постепенно преобразовывающееся в своеобразное клеймо-печать. Все, теперь юноша никуда отсюда не денется. © Copyright: Анжелика Гай-Робертсон, май, 2016