Nimmermehr

Приходили братья домой с войны, Приносили братья дурные сны.

      Ты стоишь за моей спиной, опираясь на косяк, и думаешь, что я не знаю об этом. Думаешь, что я не чувствую полного горечи взгляда, скользящего по моим ненавистным тебе рыжим волосам, по плечам, шее. Твои зрачки будто водят по моей коже ножом. - Не любить человека и прожигать взглядом его спину – не лучшее решение для душевного успокоения, Грейнджер, - я ставлю на стол бутылку сливочного пива и выпрямляю спину, все еще не оборачиваясь. Сзади шуршит твоя длинная юбка. – Может, все-таки скажешь, что ты забыла в моём доме? - Сегодня 1 апреля. Я пришла поздравить тебя с днём рождения, Джордж, - от долгого молчания твой голос звучит хрипло. Или же это от того, что ты все еще плачешь по ночам. Наконец, ты решаешь обойти меня и садишься на ковер, спиной к камину. Отблески пламени причудливо играют на бордовой юбке, будто растекшейся у моих ног. Если честно, то только на юбку я и могу смотреть, не осмеливаясь поднять взгляд на твоё лицо.       Ты медлишь еще немного, прокручивая в руках сверток, и, наконец, отдаёшь его мне. Пальцы наугад мнут жесткую упаковочную бумагу, я рассеянно киваю в знак благодарности. - Надеюсь, ты не выбросишь это в камин, как только я переступлю порог, - с усилием смеешься. – Джордж, посмотри мне в глаза. Хватит буравить взглядом пол. - Если ты надеешься увидеть во мне брата, то должен тебя разочаровать. У меня все же нет уха, Грейнджер.       Но все-таки я выполняю твою просьбу. И меня будто окатывает ледяной водой. У тебя впалые щеки и обветренные бледные губы. Ключицы, выглядывающие в вырезе рубашки, торчат так, что об них, кажется, можно порезаться. Я не видел тебя всего полгода, но за это время ты стала в 2 раза меньше. Наверное, ты видишь мой шок и слабо улыбаешься. - Что, неужели ты испугался меня? Знаю, что сейчас я не красавица, но все же не делай такое лицо. Ты убиваешь остатки моей уверенности в себе. Джентльмены не ведут себя так.       Снова киваю и пытаюсь отвести взгляд, но уже не могу остановиться, изучая тебя. Волосы достают почти до поясницы и не так сильно вьются, руки похожи на тонкие птичьи лапки. И от всего этого становится страшно. - Гермиона, - ты вздрагиваешь от звука своего имени. – Что с тобой? Гарри искал тебя все эти 6 месяцев. Где ты была? - Я была в Австралии. Пыталась вернуть родителям память, - по тому, как дернулось твоё плечо, я сразу все понимаю. У тебя не вышло. Заклинание талантливой выпускницы Хогвартса оказалось невозможно отменить. И теперь у знаменитой Героини Войны нет никого, кого она так любила. Внезапно ты встряхиваешь головой, натягиваешь на лицо улыбку, отчего нижняя губа начинает кровоточить. – А почему ты, главный балагур, сидишь здесь в свой праздник? Тебя наверняка ждут в Норе. Молли, как всегда, наготовит кучу вкусностей, Артур будет смеяться и говорить об изобретениях магглов. А вы… ты…       Ты не выдерживаешь и опускаешь голову, шумно выдыхая. Я по-прежнему сижу, не двигаясь, и не знаю, что мне следует сейчас делать. Ты резким движением прижимаешь руку к лицу, убираешь ее, вытираешь об юбку и снова смотришь на меня. На щеках размазанные влажные следы от слёз, на подбородке кровь. Но ты снова пытаешься улыбаться мне. Ведь сегодня мой (наш) праздник, день, когда всем положено веселиться и не унывать. Только это уже давно не так. - Прекрати немедленно, - мой голос звучит непривычно холодно. От этого тона улыбка замирает на твоих губах, а глаза вдруг тускнеют. Ты поднимаешься с пола, поправляешь шуршащую юбку и пожимаешь плечами. - Извини за это. Еще раз с праздником, Джордж.       Ты пытаешься обойти кресло, в котором я сижу, но я оказываюсь быстрее. Вскакиваю и сгребаю тебя в охапку. Прижимаю горячим лбом к плечу и сам утыкаюсь носом в твою макушку. Твои волосы, кажется, до сих пор пахнут кровью и гарью. - Гермиона, прекрати. Я знаю, что тебе тяжело. Почему ты продолжаешь мне улыбаться? Зачем притворяться, что ты не ненавидишь меня за то, что выжил я, а не Фред? Ты…       Продолжить мне не дает странный тихий звук. Ты будто поскуливаешь мне в плечо, сильнее вжимаясь лицом в мой свитер. Я чувствую, как ты тяжело втягиваешь воздух и горячо выдыхаешь куда-то мне в ключицу. Чувствую, как свитер становится влажным. Как дрожат твои вытянутые вдоль тела руки. И я знаю, что ты не можешь заставить себя улыбнуться мне сейчас. Ты, наконец, не разыгрываешь партию умницы-Грейнджер. Ты, наконец, честно плачешь передо мной.       Я никогда не умел утешать плачущих женщин, поэтому просто провожу рукой по волосам, механически повторяя это движение снова и снова, будто моя рука – это поршень. Она поднимается и опускается. Раз за разом. И становится слышно, что ты перестаешь дышать так часто и шмыгать носом. - Джордж, я никогда не ненавидела тебя, - ты отстраняешься и поднимаешь голову, глядя мне в лицо. Открыто, бесстрашно, искренне. Совсем как раньше. – Я не могу ненавидеть тебя. Ты – часть Фреда. Ты – все, что от него осталось. Он бы не позволил мне ненавидеть тебя. Не простил бы. Поэтому думай, что говоришь.       Я получаю щелчок по носу, и ты выскальзываешь из моих рук. Чувствую запах яблок. Не крови, не гари. Ты идешь к выходу и замираешь в дверном проёме, стоя спиной ко мне, и сжимаешь тонкими белыми пальцами дверной косяк. - Я ухожу. И не вернусь больше. Пожалуйста, не ищите меня. Ни Гарри, ни Рон, ни ты. Я не скажу, где я буду. Не скажу, кем. Не хочу больше быть частью этого мира, раз Фреда в нём нет. Прощай, Джордж.       Я не поворачиваюсь к тебе. Я не пытаюсь остановить. Я только слушаю, как твоя юбка шуршит всё дальше от меня, и сжимаю кулаки. У меня есть, что сказать тебе, прежде, чем ты уйдешь. - Эй, Грейнджер, - шорох прекращается. Ты наверняка почти дошла до входной двери. – Мы оба любили тебя. И я продолжаю любить. И я буду продолжать. Сейчас я люблю тебя вдвое сильнее – за нас обоих. - Я знаю, Джордж. Я тоже люблю вас обоих. Никогда не забывай об этом.       Шороха твоей юбки было не слышно за скрипом двери и хлопком трансгрессии. Я перевел взгляд на сверток, лежавший на столе. Взял его в руки, сорвал с ленты открытку и бросил сверток в камин. Открытку же я пригвоздил к доске над камином старым перочинным ножом.       «Целую тебя через сотни разъединяющих верст. Твоя Грейнджер»