Руки

1. Вот мои руки, отныне и навсегда твои — Да, кстати, Уэйд. — Агась? — Питер Паркер. Уэйд обернулся было уточнить у Человека-Паука, что за фигню тот несёт, да так и замер, едва не подавившись куском лаваша, который жевал на данный момент. Глаза — настоящие, а не какой-то там пластик с маски! — глядели на него дружелюбно и тепло. Красный костюм Паука начинался на горле, так что Уэйд вполне успел рассмотреть гладенькую кожу под спандексом. Божечки, да он же всё лицо мог рассмотреть. От изумления у него отвисла челюсть, а на болтовню и мельтешение табличек он вообще не обращал внимания. Это вот Паучок. Это лицо, эти карие глазища и лохматые волосы — всё это Паучок. Паучка зовут Питер. Из всех имён на свете, которые перебирал и отметал Уэйд, правильным было “Питер”. Из всех букв алфавита ему досталась “П”. Паучка зовут Питер. Сердце Дэдпула заполошно билось, пока его покоцанная память пыталась записать все детали лица напротив. Волосы парня тоже коричневые, но светлее глаз, а темнее всего — брови. Ровный нос, рядом с правым глазом — пара веснушек, гладкие щёки без намёка на щетину, как и всякий раз, когда Паучок закатывал перед ним маску… Да и вообще он выглядел юным (не, серьёзно, сколько ему лет-то?), но в уголках глаз уже появились мягкие морщинки, особо заметные сейчас, когда парень улыбнулся. Какая-то часть мозга, включённая в систему, но не связанная с табличками, орала на Уэйда благим матом, практически грохаясь на пол и закатывая истерику с воплями о том, что всего вот этого быть не может и что его мозг, походу, сломался вконец, коль выдаёт такие болезненные глюки. Вот только на этот раз у перепуганных голосов с задворков его затылка прикрутили громкость, а их сомненья не выплёскивались напрямую в вены, наполняя кровь адреналином или паникой. Паучок, — нет, Питер, — был настолько идеально неидеален с наливающимися на светлой коже багровыми синяками, вздыбленными из-за маски волосами, липкими от пота, сидящий с Уэйдом в его паршивой квартирке, что Дэдпул никак не мог убедить себя в глючности происходящего. Снов наяву у него пока не было, но в его воображении под своей маской Паучок был полной противоположностью Уэйду: красивый и великолепный (ну, тут он угадал, ставим галочку!) аккуратный и чистенький. Они зависали бы на крыше какого-нибудь небоскрёба в более приличной части города, откуда можно увидеть океан, или восход, или Башню Старка, да что угодно получше этой мерзкой дыры, и Паучок прочитал бы ему длиннющую лекцию на тему “не смей никому говорить!” и “господа ради, держи рот на замке!”. Ладненько, ну, может, он и думал о таком время от времени… Однако в реале вот они — Уэйд лицо из мясорубки Уилсон и ошеломительно прекрасный и молодой Питер Паркер ака Паучок ака прекрати пялиться, он решит, что ты стрёмный. Это был не просто паренёк, сидящий рядом с ним на отвратном ковре, это был не офигенски потрясный Человек-Паук, летящий по Нью-Йорку и сверкающий в полёте самой классной задницей в мире. Сейчас он был всем подряд. Он был надеждой и жаром, растущим в его груди, щекоткой в желудке, которая не имела ничего общего с только что съеденным буррито и отстойными эмоциональными хреновинами и этой придурочной искренней улыбкой. В этот момент Уэйд был не прочь поверить, что всё это — его. Их руки встретились в тёплом скольжении тонкого спандекса по грубой ткани его перчаток, и уголки его губ поднялись в мягкой улыбке. — Привет, Питер Паркер. Уэйд Уилсон к твоим услугам.