Треугольник

Мне все время нравилось бывать у братьев Антоновых. Еще когда мы учились вместе в школе, я часто зависал у них после уроков. Мы играли в денди, по очереди руководя действиями Феликса и Марио, потом лазали по стенам вместе с Гексом в плейстэйшене и искали сокровища с Ларой Крофт. Вместе же мы осваивали и просторы интернета, и прелести чатов на первом их компьютере, который купил один их мамин ухажер. Сережка и Димыч жили без отца. Они говорили, что он погиб в Афганистане – подорвался на мине. Но помнили его плохо. Сама же тетя Таня не распространялась на счет бывшего мужа, но я видел с какой любовью и грустью она смотрит на черно-белое фото высокого мужчины в фоторамке на полке книжного шкафа. Сыновья были у нее детьми поздними, поэтому выросли немного избалованными и горячо любимыми. По началу, Татьяна Ивановна вкалывала на двух работах, оставляя детей на попечение бабушки и дедушки, лишь забирая к себе в редкие выходные и заглядывая к ним вечерами. Мальчишки росли боевыми сорванцами, будущей грозой всех дворовых кошек, собак и воробьев. Но, как и мать, старшее поколение, в них души не чаяло. В школу они пошли все еще живя с бабушкой и дедушкой и очень скучая по матери. Друзья у них, конечно же, были, но не особо много – гулять то во дворе они гуляли, но из-за вспыльчивого характера, приятелей оказалось мало. Идя в первый класс с букетами гладиолусов в сопровождении всего семейства, они держались за руки и думали, что наконец-то, там-то, у них появится больше друзей. Отчасти, это произошло, но не кардинально что-либо изменилось в их жизни. Дедушка, который в своем детстве любил слушать рассказы братьев, прошедших Великую Отечественную Войну, всегда учил внуков заботиться о себе и близких, родных, защищать слабых, не давать в обиду. И всегда держаться вместе против обидчиков. Вот Сережа и Дима и держались. Чуть обидят одного – второй сразу с кулаками в бой. Чуть не то скажут про семью, а и такое бывало, раз росли без отца, то уже, глядишь, и оба с фингалами придут домой. Учителя хватались за голову, мама пила валерианку, бабушка - корвалол, а дед ухмылялся в усы, безмолвно поддерживая мальчишек. Вот такая идиллия. Летом, братья ехали на дачу. Небольшой двухэтажный домик в подмосковье, любовно выстроенный и облагороженный, был рад принять гостей. Там была речка и лес с большими круглыми опушками, на которых росли маслята. Там были два велосипеда Аист – синий и красный, там были качели и гамак на заднем дворе. И много деревенских мальчишек, таких же шебутных, как и Сережа с Димой. Через пару лет, после того, как они пошли в первый класс, бабушка и дедушка решили насовсем обосноваться на даче, как раз закончив там ремонт. Отопление, печка и колодец – есть, пенсии и огорода хватало на тихую жизнь в дали от большого и шумного города, а если надо вернуться в Москву – час с копейками на электричке и дома. Однокомнатную квартиру недалеко от центра решено было сдавать в аренду, а деньги за съем делить – треть им, а остальное Тане, чтобы она, наконец, не так уставала, да и с сыновьями жили хорошо, ели хлеб с маслом, конфетки и иногда деликатесы. Братья споро собрали мамины вещички с ее квартиры, помогли грузчикам перетаскать их в небольшую газельку, а потом ехали все вместе в квартиру, обживать ее уже по новому, втроем. Я перевелся в новую школу в пятом классе. Мы с семьей переехали в Москву из Петербурга. Отца отправили в другой филиал компании, отказываться было бы глупо – зарплату платили по тем временам очень хорошую, да и жилье получилось обменять выгодно на маленькую двухкомнатную квартирку на северо-востоке Москвы. Я всегда был маленьким, худеньким и болезненным ребенком. Мало общался со сверстниками, больше сидел на скамейке возле дома или на балконе с книгой в руках. Мне нравилось читать. У меня были слабые бронхи и низкий иммунитет. Родители старались вывозить меня часто на природу, и пару раз я даже побывал на море в Крыму. За пять гривен мы покупали черешню, иногда брали пахлаву и гуляли по набережной. А когда приходили корабли и лодки, брали мешочек мелкой рыбешки, слабосоленая и свежепойманная, она была очень вкусной. После таких поездок на Украину, я не болел по долгу. В новой школе было… так же. Я так же был одинок и замкнут в себе. Сначала надо мной посмеивались, потом обзывали, а потом просто предпочли не обращать внимания. Лишь иногда допекали поделиться домашкой или подсказать на контрольной. Мама переживала за меня, пыталась разговорить и даже пойти к классной руководительнице по поводу отсутствия друзей у меня. Слава богу, отец каждый раз ее от этого отговаривал. Братьев Антоновых я заприметил еще в первый свой день. Они всегда держались вместе, были очень энергичными и позитивными, но слишком серьезными для своего возраста. Они были очень похожи. Не как близнецы, но глядя на них сразу можно было сказать – братья. Блондины с резкими чертами лица и большими живыми глазами. Дима был немного крупнее и чуть выше брата, зеленоглазый и увлекался волейболом. Серега – младший брат, ниже, с карими глазами, тонкими кистями рук и слегка искривленными ногами – колени всегда были вместе, походя на букву «х». Как рассказали ребята, поначалу одногруппники проезжались по этому недостатку младшего, но после нескольких хорошо поставленных ударов Димыча, пыл поубавили. Но это совсем не помешало ему увлечься единоборствами. Я, поначалу сторонился их, немного побаиваясь, что уж греха таить. Но постепенно понял, что если их не задирают, сами они никогда не нападают первыми, стараются жить по возможности мирно. Но симпатия и интерес у меня к ним появились после того, как они отбили меня от местной шпаны, которая увидела мой первый собственный пейджер. Игрушка была не дешевая, но вечно волнующаяся за меня мама настояла, чтобы она была всегда при мне. С тех пор братья стали за мной наблюдать, думая, что я не замечаю, иногда шли следом до дома. Провожая, но на расстоянии. Что самое удивительное, их я совсем перестал бояться. Я не чувствовал никакой угрозы с их стороны. Наоборот, тот случай лишь сильнее расположил их ко мне. В один прекрасный день, на перемене, они подошли ко мне и представились. С тех пор, у меня появились друзья. Много было пройдено вместе. И хорошее и плохое случалось. И ругались так, что не разговаривали неделями, и вместе ездили к ним на дачу, купались в реке и загорали на крыше старенького сарайчика. И даже дрались, когда выяснилось, что нам понравилась одна и та же девчонка и параллельного класса. Ну, как, дрались… Я попытался, но Сережа меня быстро «спеленал» и уселся сверху, вжав в кровать в их комнате, чтоб не брыкался. Одноклассницу, кстати, ту мы там и не делили. Решили, что не достанется никому тогда – не им, ни мне. Я сначала повозникал, но вскоре Наташа забылась, как будто и не было ничего. Летом после девятого класса Димыч пытался приобщить меня к спорту. Каждое утро заходил за мной и тащил на детскую площадку. Там были установлены тренажеры. Учил подтягиваться и отжиматься, показывал упражнения на разные виды мышц. Получалось у меня, мягко скажем, плохо. После небольшого забега в полкилометра, я валялся на траве, сжимая в ладони баллончик с аэрозолем от астмы, и смотрел расплывающимся взглядом в обеспокоенное лицо друга. На заднем фоне Серега ругался матом на брата, и говорил, какой он тупица, раз забыл о моем заболевании. Тренировки, правда, не прекратились, но стали более щадящими. Я все же пытался бегать и даже записался в бассейн – разрабатывать дыхалку и мышца спины. После трех месяцев я заметил результат: уже не задыхаясь мог подняться на пятый этаж домой, и вытянувшееся за лето тело приобрело вполне привлекательный рельеф. Я был горд собой. Но, пожалуй, более гордым был все же Димыч… Я так много времени проводил с братьями, что мне казалось, мы всегда жили вместе, с рождения. Я знал их вкусы, различал по паре фраз настроение, знал, что нравится, а что нет, предугадывал ответы. Они всегда таскали меня за собой везде. Сажали на багажник сзади велосипеда и увозили в лес, собирать ягоды и играть в казаков-разбойников, уговаривали сходить в кинотеатр на новый ужастик, от которого у меня потом стучало сердце, как ненормальное. Им нравилось сидеть рядом со мной на диване дома и отпаивать горячим чаем с ромашкой после таких киносеансов, а потом, раздев в четыре руки, укладываться на кровати и засыпать, в темноте рассказывая, как хорошо будет сходить на какой-нибудь новый фильм такого же жанра. Я злился на них за это, пинался и прислонял холодные ступни в ногам в отместку. Они тихо хихикали и зажимали меня с двух сторон, грея. Я все время мерзну… Мне было спокойно и хорошо рядом с ними, быть участником их жизни, делить их радости и их горе. Быть не одному… В десятом классе Серега привел в их дом нашу одноклассницу – Марину, и сказал, что будет с ней встречаться. Мы тогда сидели с Димой с джойстиками в руках, играя в Теккен-3. Он за полосатого барса, я за Нину. Димыч даже не понял сначала, что сказал его брат, и дальше играл на автомате, но потом медленно перевел взгляд на растерянного меня и на ухмыляющегося Сережу. Я же не мог собрать воедино всю картину. Мысль о том, что теперь в нашем идеальном треугольнике появился четвертый – была сюрреалистичной и совсем-совсем неправильной. Мне не хотелось, чтобы кто-то посторонний был свидетелем нашей дружбы. Я не хотел делить эту дружбу с кем-то еще. Похоже, у Димы были схожие мысли, потому что я заметил, как сдвинулись его брови и он, встав и мягко оттеснив Марину в сторону, утащил брата на кухню, прикрыв дверь. Марина, казалось, ничего не поняла или не заметила, она щебетала все эти долгие тридцать минут и двадцать шесть секунд, которых не было Антоновых в комнате. Я сидел, пялясь на большие часы на шкафу с золотистой птичкой сверху, и считал секунды. Одноклассница прошлась по всей комнате, сунула нос в книги и на каждую полку в частности, потом взяла пульт и переключила на телевизор, фыркнув что-то нелицеприятное про включенную игру. Я молчал и ждал братьев. Они оба пришли хмурые и злые. Серега потирал неестественно красную скулу, а футболка Димыча пропиталась влагой. Я понял, что братья повздорили и, видимо, не рассчитали силу аргументов. Когда Марина ушла, они объявили мне, что будут встречаться с девчонками, только если те пройдут контроль и получат одобрение остальных двоих участников нашего треугольника. Серега спросил, можно ли ему встречаться с Маринкой, хмурый Дима кивнул и посмотрел на меня из-под бровей. Я открыл рот, собираясь выплеснуть все свои обидные слова на Сережу, но вставший ком в горле мне помешал. Я видел, как друг смотрит на меня и ждет совсем другого, как горят надеждой его глаза. Я не мог иначе. Я просто кивнул утвердительно и отвернулся, увидев мельком, как еще больше нахмурился Дима. После этого наша дружба немного разладилась. Сережа был все больше и больше увлечен романтическими отношениями, Дима чаще злился и огрызался, а я снова замкнулся в себе. Старший брат пытался меня расшевелить, но у него плохо получалось. Без младшего, наш треугольник, наша конструкция отношений стала неустойчивой и шаткой. Мы подолгу сидели с Димой вдвоем на его кровати в маленькой комнате, я читал книгу, а он смотрел очередной боевик. Когда я уставал, то съезжал вниз по стене, ложился и клал голову на выпрямленные ноги Димы. Он запускал руку мне в волосы и лениво перебирал пальцами пряди. Так было спокойно. И не так одиноко. Нам обоим. Дима казался потерянным. Всегда деливший все со своим братом, сейчас он не знал, как себя вести. Он оглядывался назад и протягивал руку, ища по привычке его ладонь, когда в школе мы переходили из класса в класс, приносил три чашки чая в комнату, в которой мы сидели, и постоянно тянулся к полке с комедийными кассетами, которые любил брат. Но после я видел его растерянные глаза и грустный взгляд. И все чаще, протягивая ладонь назад, он натыкался на мои пальцы, пододвигал ближе лишь одну большую чашку чая с добавлением ромашки и приносил на диван новую книгу из их домашней библиотеки. А потом, вернувшийся на час раньше со свидания Серега, увидел, как мы, сидя на кровати, целуемся с Димой… Я не знаю, почему получилось именно так. Может, на тот может, я был лишь заменой для Димы в его одиночестве, но для меня это было очень естественным. Я чувствовал его тепло и его отношение ко мне, его ласку и защиту. Я знал и верил, что он меня не обидит и не предаст, не отвернется от нашей дружбы никогда. Это реальней, чем все слова и клятвы. Это идет от души. Это видишь в глазах и поступках. Мы оторвались друг от друга и посмотрели на притихшего Серегу. А потом был скандал… Серега рванул на брата с кулаками. Они как-то споро оттеснили меня и начали разбираться между собой, не обращая на меня внимания. Сережа кричал, что они не имели права делать ничего подобного, не обсудив это с ним. Потому что еще были свежи его воспоминания о том ударе в скулу от старшего за Маринку. Дима говорил, что мы не встречаемся, мы же парни, и, тем более, я совсем не чужой, а свой, родной. И вообще, это он – Сережка, виноват, что узнал так, нужно было чаще дома появляться и интересоваться делами друга и брата. После очередной затрещины Димоча и мата Сереги, я, забрав остывший ромашковый чай, ушел на кухню. Мама Антоновых приходила поздно и часто уезжала в командировки по работе, оставляя квартиру на самостоятельных братьев. Они отзванивались ей и бабушке с дедушкой, содержали дом в чистоте и не буянили. Поэтому, сидя на светлой кухне и доедая вчерашнюю булочку с маком, я не волновался, что буду застигнутым за этим действием тетей Таней и придется ей объяснять причину переполоха в ее семействе. Через минут двадцать, Антоновы зашли на кухню. Первым желанием было схватиться за аптечку, потому что спокойно смотреть на кровоточащие ссадины и наливающиеся фингал под глазом сил не было. Вторым желанием было – раздать им всем затрещин, чтобы впредь не дурили и не калечили себя, но я понимал, что против них, мои потуги бесполезны. Третья мысль пересилила все остальные: я просто поставил чайник на плиту и достал три большие чашки, насыпая в них заварку. Братья переглянулись, повесили головы и пошлепали в ванную, умываться и приводить себя в порядок. За аптечкой, правда, сходить все равно пришлось, потому, что кровь из рассеченной брови Димы никак не хотела останавливаться. Через пару минут мы сидели за столом: я с Димой рядом, Серега – напротив. Он злился, это был видно, но пытался себя сдерживать. Видимо, доводы Димы были убедительными. Успокоился он не скоро. Лишь вечером, укладываясь спать, он сильнее прижал меня к себе, оттесняя от брата. Домой меня не отпустили, сославшись на выходной на следующий день и отсутствие домашки. Я так же не считал странным засыпать с ними вместе на одной кровати, даже с учетом того, что мы давно выросли из детского возраста, да и тяжело уже умещались на ней. Это было так же естественно, как зайти к ним в гости в любое время домой, заварить чай, взять книгу и плюхнуться поперек кровати, сместив кого-нибудь к краю. Не будет осуждений и недовольства. Не будет непонимания между нами. А на мнение чужих людей нам было наплевать. Через пару дней Серега расстался с Маринкой… Я знал, что братья пытались устроить свою личную жизнь. Знакомились, встречались. Но это было недолго. На их разрешения я неизменно утвердительно кивал головой и видел растерянный взгляд Сережи и хмурый – Димыча. После того раза, они пытались компенсировать их отсутствие рядом и всегда планировали свое время так, чтобы нам всем побыть вместе, выбраться куда-нибудь, съездить в зоопарк или покататься на аттракционах, походить по заснеженному парку, играя в снежки или уехать с лыжами в подмосковные Раменки. Или просто поваляться в комнате, смотря очередной ужастик. Я чувствовал ладони на плечах Димы, который сидел сзади меня, ощущал спиной его мерно вздымающуюся грудь, и тяжесть головы Сережки, который лежал на моих бедрах. Я тоже пытался завести, пусть и не отношения, но дружбу с девчонками, но мне они быстро надоедали. А как потенциальных партнерш, я не видел ни одну из них. Я все чаще и чаще ловил себя на мысли, что не вижу никого рядом с собой, кроме братьев Антоновых. В начале одиннадцатого класса, зарулив к ребятам домой после того, как сделал домашнее задание, я застал в комнате лишь одного хмурого Серегу. Он кивнул мне на приветствие и убрел в комнату доигрывать в плейстейшн. На вопрос, где брат, лишь сильнее нахохлился, а потом, откинув джойстик, начал рассказывать. Как шел вчера домой вечером и увидел Димку в закутке за деревьями рядом с домом с парнишкой каким-то малознакомым. И что они там явно не просто разговаривали, прижавшись друг к другу. Я пожал плечами. Я догадывался, что старший не по девочкам. По его разговорам, по тому, как увиливал от расспросов о том, с кем свиданки. И по тому, как он целовал меня в те недели. Как сминал плечи, опускаясь ладонями по талии к животу, подлезал пальцами под футболку и проводил по коже над брюками, как его рука сама тянулась к моему паху, но каждый раз замирала, возвращаясь обратно. По тому, как смотрел в школе на мальчиков, а девочек пропускал мимо, не обратив внимание. И сейчас, в глазах Сережки я тоже видел много чего, чему мог бы дать определение. Но больше всего там было ревности и страха. Он спросил, какого мне слышать это, после того, что было между мной и Димой тогда. Я снова пожал плечами. Я же не мог привязать его к себе, пусть и чувствовал к нему не только дружеские чувства. Не мог заставить быть только со мной, если ему хотелось другого. Да, мне было немного неприятно и тоже страшно. Я понимал, что парень – не девчонка, и если Дима встретит того, своего, к кому сердце стремиться, то я останусь снова ни с чем. Теперь мы, казалось, попали в зазеркалье. Я сидел с Сережкой на кровати, смотря телек вечерами, а Дима приходил поздно и его было мало в нашей жизни. Но непременно, если я оставался у них на выходных или в будни, он так же садился сзади меня, прижимая к груди, обхватывая руками за торс. Только его прикосновения из раза в раз становились более горячими, долгими и настойчивыми. Он ненавязчиво гладил меня по животу, подлезая под футболку, задерживая пальца в пупке, просовывая их под ремень моих джинс. Он опускал подбородок на мое плечо и жарко дышал в шею, иногда прислоняясь к коже влажными губами. Он знал, какой эффект на меня оказывает по тому, как я реагировал, как мелко дрожал под его ладонями. Как выгибался, прислоняясь сильнее, вжимаясь в него. В один из вечеров, когда младший готовил нам бутерброды на кухне, мы так же сидели в комнате. Димыч прижался к моему уху губами и спросил, нравятся ли мне мальчики и приятно ли мне то, что он делает, показательно проведя ладонью по животу вниз до паха. Я дернулся и откинул голову на его плечо, закрывая глаза. От мурашек, пробежавших по всему телу и жара, скопившегося внизу, перехватило дыхание. Мне хотелось лишь одного, чтобы он не останавливался, чтобы продолжал так же гладить, чтобы целовал шею, подбираясь все ближе к губам. Я хотел снова вспомнить, какими они были, когда юркий язычок пробирался в мой рот, дотрагиваясь до зубов, как он посасывал нижнюю губу, слегка оттягивая. Дима был, казалось, везде. Руки, прикосновения, дыхание. Мне было так хорошо и так жарко, что мешала и футболка, и плотные джинсы. Я выдохнул воздух, переполняющий мои легкие, но получился тихий и низкий стон, немного надрывный. Дима замер на мгновение, а потом лишь сильнее вцепился в меня, уже уверенно кладя руку на мой пах. Я изогнулся, пытаясь прислониться сильнее, невольно отодвигаясь от него. Но он сделать этого не дал. Развернул мою голову вбок и впился губами в мои губы, сразу же углубляя поцелуй, двигая к себе. Пальцы дотянулись до болта на джинсах и молнии, приспустили штаны и ловко подлезли под белье. Теплая ладонь обхватила мой член, и я еще раз застонал от остроты ощущений. Одно дело, когда касаешься сам, привычно для себя, и совсем иное, когда дотрагивается другой человек. Я плавился и задыхался. Я чувствовал, как двигается его рука по пенису, как он касается пальцами головки, замедляется, ускоряется, сжимает сильнее в кольце пальцев и расслабляет хватку. Я реагировал на каждое его движение. Я понимал, что это то, что мне было нужно, так необходимо последние месяцы, без него. Но мои руки были свободны… Я хватал ими пустое пространство перед собой, иногда опуская и комкая покрывало. Мы забыли в те минуты обо всем на свете и вспомнили лишь тогда, когда услышали звон разбивающегося стекла. Серега стоял в дверях, в одной руке держа тарелку с бутербродами, вторая была опущена вниз. У его ног валялась разбитая чашка с чаем. Он смотрел на нас широко распахнутыми глазами. В это время Дима сильнее сжал мой член и провел от основания вверх к головке, выворачивая ладонь в конце. Я выкинул руку вперед, пытаясь найти опору, уцепиться за хоть что-то и низко застонал. Глаза закрылись сами собой, и я был на грани удовольствия. Но тут мои ладони наткнулись на рубашку, провели вверх по груди до шеи и зарылись в Сережкины волосы. Я чувствовал, что он стоит на коленях между моих разведенных ног и наклоняется вперед ко мне. Его губы невесомо дотронулись до моих, и в моей голове взорвался фейерверк. Я последний раз дернулся и провалился в самый охрененный оргазм в своей жизни. А на следующий день было лучшее утро, с ленивыми, еще сонными ласками и осторожными прикосновениями. Димыч лежал на боку, справа от меня и невесомо водил пальцами по моему телу, обрисовывая контуры косточек, мышц, впадинку пупка и дорожки вен, гладил низ живота и пока еще полувозбужденный член. Сережка лежал возле стены, подперев голову кулаком, и смотрел на нас, иногда улыбаясь и дотягиваясь до моей шеи, чтобы оставить на ней маленький легкий поцелуй. Мы провели так все воскресенье, почти не вылезая из кровати, лишь сходив перекусить пару раз, да вставить новый фильм в видеопроигрыватель. Мы изучали тела друг друга, будто видели впервые. Дима шептал, что теперь все, как надо, что наш треугольник самый лучший в мире. Что теперь он снова делит свою жизнь со своим братом, делит то, что любит… Как и раньше, как и всегда. Я замирал от этих слов, боясь шелохнуться, потому что мне казалось, что это может исчезнуть, как дымка, стоит лишь остановиться и задуматься. Поэтому я прикрывал глаза и отдавался ласкающим меня рукам. Я и сам целовал и лизал крепкое тело подо мной, прикусывал ключицы и мочки ушей. Я дотягивался до Сережки и гладил его голые плечи в веснушках и светлые, чуть длинноваты волосы. Я приучал его ко мне. Ему было тяжелее всего. Он привык быть с девчонками, а не с парнями. Он говорил, что это сложно, вот так перестроиться. Но, смотря на нас, он улыбался, и его глаза хитро блестели, а улыбка сама расползалась на губах. Засыпая, он сказал мне на ухо, что, наверное, так и должно было произойти с самого начала, что это так естественно и просто. Но почему-то, прежде, чем понять это, нужно было ждать столько времени. Он просил меня не злиться и дать ему время принять. Он косился на спящего Димку и тянулся поцелуем к моим губам. Невесомым, осторожным поцелуем. Мы теперь меньше гуляли по улице, а больше сидели дома, подбирая вечера, когда тети Тани не было в квартире. Была середина одиннадцатого класса, все готовились к экзаменам, поэтому никто из родителей не возражал, чтобы мы с ребятами чаще оставались вместе. Конечно же, уроки учились лишь первый час, а потом, когда я все чаще и чаще чувствовал ладони Димки на моих ягодицах и взгляд смеющихся глаз Сережки, книги откладывались вбок, и мы начинали практические занятия. Но совсем не по тем предметам. Сначала я много думал о нашей ситуации, о том, почему так получилось и что делать дальше. Но чем больше мыслей поселялось в моей голове, тем казалось все запутанней и слишком шатким. А я не хотел что-либо менять. Меня устраивало мое настоящее. Но устраивало ли оно братьев? Они не были против, им это нравилось. Я видел по глазам, слышал по словам, замечал по поступкам. Мы словно стали еще ближе, хотя куда уж больше, не было понятно. Мне всегда нравилась их компания, их общество. И я не представлял, как может быть иначе. Даже больше. Я боялся того, что снова может все измениться. Но мои треволнения были беспочвенными. Когда я поделился ими с Антоновыми, то услышал в ответ те же мысли и желания, что переполняли меня. Мы жили на одной волне, в своем собственном мире. За закрытыми дверями комнаты, под толстым пуховым одеялом мы существовали друг для друга. Не было стеснения или брезгливости. Каждое прикосновение, каждая ласка были для меня приятны. Я купался в них и старался отплатить той же монетой. Много поцелуев, и тактильных ощущений, их губы на моей шее и спине, темно-синие, фиолетовые отметины на шее и ключицах, которые приходилось прятать за рубашками, адреналин по венам, когда мы зажимали друг друга во дворах, за гаражами, робкие касания вскользь пальцами на переменах в школе. И душные, жаркие редкие ночи наедине. В них были пошлые фразы шепотом на ухо, первый минет, а потом второй и третий... Мои слезы от волнения, их тихий смех и ласковые, успокаивающие руки. Там было почти все, кроме одного... Я долго решался на первый секс. Было страшно. Я знал, что Дима уже давно проштудировал всю литературу, видео и даже интернет в поисках нужной информации, но все равно на душе скреблись кошки. Сережка ходил тоже взвинченный: то ли волновался, то ли решал – правильно ли мы вообще поступаем. Я начал избегать Антоновых, потому что самому уже было мало одних минетов и хотелось большего. И мысли испуганными стайками разбегались в голове от одного только голодного взгляда на младшего. Но во один прекрасный день именно он поволок меня сразу после школы в гости. Зайдя в квартиру, запихнул в ванную и сказал ополоснуться, затем пришел сам и встал рядом под струями воды. Я мелко дрожал от мыслей о том, что последует за этим. Понимал, что ничего страшного не произойдет и братья никогда не сделаю мне больно, но перед глазами упорно вставала картинка того, что меня хватают прямо возле ванны, перекидывают через плечо, несут в комнату, кидают на кровать и… А вот что «и», представлялось довольно плохо. Думая о том, что, наверное, Дима, как обычно, сначала зацелует меня до полусмерти, я улыбнулся. Член заинтересованно дернулся и начал наливаться. Я посмотрел на Сережку и покраснел. Младший просто пожирал меня глазами, ухмыляясь и намыливая гелем руки. Быстро ополоснувшись водой, я вылетел из ванны. Дима был на кухне и заваривал чай. Внешне он был спокоен, но я видел, как подрагивают его руки. Следом за мной вышел Сергей, абсолютно голый и с укором глянул на полотенце, обернутое вокруг моих бедер. Я попятился в комнату, неловко отступая назад и, споткнувшись, завалился на кровать. В ванне снова зашумела вода. В тот день Сережка уже не стеснялся и не замыкался. Он все так же осторожничал со мной, но теперь это была своеобразная ласка по отношению ко мне, как к чему-то дорогому и хрупкому. Он целовал меня, гладил ладонями живот и спину, сминал плечи, бедра, пересчитывал позвонки, постепенно спускаясь вниз, к расщелине между ягодицами. Я понял, что Дима вернулся, лишь когда меня развернули, посадили на свои колени лицом к лицу и опустили еще влажную ладонь на давно возбужденный член. Ощущались спиной прикосновения Сережки: его язык, проходящий по лопаткам и пояснице, его пальцы, аккуратно надавливающие на колечко ануса. Кожа горела под ладонями старшего. Я притирался плотнее своим членом к его животу, к ласкающей руке, чувствовал двойные поцелуи в губы и шею, уши и плечи. Болезненные укусы, и за ними, сводящая с ума ласка. Движение ладони Димы снаружи и теплые пальцы младшего внутри. Этого было так много, слишком остро и слишком ярко, что я не выдержал и кончил, так толком и не придя в себя. Но возбуждение не заканчивалось. Оно, казалось, лишь стало сильнее, концентрированней. Дима придвинул меня ближе к себе, слегка сполз по стене вниз. Я ощутил его твердый пенис своим бедром и вновь задрожал. Но уже не от страха, а от предвкушения. Так долго ждал, так много думал, что сейчас мне хотелось это сделать, почувствовать, как можно скорее. Мягкие руки сзади приподняли меня выше и аккуратно стали насаживать на член. Было некомфортно. Не больно, нет. Просто непривычно и немного неловко. Спину приходилось держать неестественно прямой, чтобы было проще, да и ноги, в напряжении, начали подрагивать. Я испугался, что сейчас не выдержу и резко опущусь вниз, и тогда… Додумать не дали ласковые ладони и нежный шепот. Сергей, обняв меня сзади, крепко прижался к спине, садясь на колени к брату. Он держал меня, сколько нужно было, пока я, наконец, не опустился до конца и не открыл глаза. Взгляд Димыча был шальной, но безумно счастливый. Он дышал часто и мелко, еле слышно, как будто пытаясь не вспугнуть момент. Или меня?.. Я улыбнулся и, чуть приподнявшись, вновь опустился до основания. Пальцы на моих бедрах сжались сильнее, и Димка прикрыл глаза, откидывая голову назад, когда начали движение. Постепенно возбуждение переходило вниз, скапливаясь в паху и плавно перетекая к заднице, туда, где двигался во мне член. Хотелось сильнее и быстрее, чтобы яркие вспышки удовольствия слились, наконец, в единое целое, монотонное и постоянное. Я ускорился и отвел руку назад, нащупывая член Сережки, двинул ладонью. Наградой мне был судорожные вздох и острые зубки на шее. Это было странно, чувствовать их обоих так близко. Видеть порозовевшие щеки Димы, как напрягаются мышцы на его плечах и торсе, ощущать прерывистое дыхание младшего за ухом, его крепкие ладони на своем животе и пенисе. Выгибаться, разрываясь от ощущений, стараясь одновременно насадиться глубже и сильнее на член Димы, и, в тоже время, получить резкие и ритмичные движения рукой по стволу Сережи. Я купался в их энергии и возбуждении, теряя себя и свой разум. Старший двигался плавно, с большой амплитудой и размеренно, гладил ладонями и шептал на ухо всякую чушь, от которой поджимались пальцы на ногах и перехватывало дыхание. Сергей был более резок и быстр, входил аккуратно, но сразу на всю длину. Фрикции ускорялись и становились чаще. Я горел под ним и не мог почти дышать, ибо выдыхаемый из легких воздух после каждого движения не успевал заходить обратно – младший двигался постоянно. Он целовал и целовал, закинув мои руки над головой и обездвижив их, придавливая своих телом меня к кровати. Оргазм был долгий. Я чувствовал в себе пульсирующий член Сережки, горячие ладони на плечах Димыча и теплую влагу на своем животе... *** Из раздумий меня вывел звонивший телефон в кармане. На дворе была осень. В парке почти облетели все листья с деревьев, покрыв асфальт разноцветным воздушным ковром. Я сидел на лавочке и смотрел на маленький пруд меж аллеек. По ним гуляли мамочки с колясками и детьми, парочки, кутавшиеся в шарфы и редкие одинокие прохожие. Я полез в карман и выудил аппарат. С экрана на меня смотрел светловолосый мужчина лет тридцати с карими веселыми глазами. Я нажал на экран и поднес телефон к уху. - Привет, ты где бродишь? Мы тебя уже заждались. Димыч успел смотаться на машине в Ашан, закупил столько всего, что я не знаю, куда это все девать будем. И главное, кто это все схомячит, пока не протухло. А еще, знаешь, - собеседник понизил голос, переходя на шепот. – Он притащил какое-то поистине монструозное сооружение, именуемое креслом. Взамен тому, что мы развалили на прошлой неделе в попытке нашего эксперимента. – Хихикнул и снова заговорил на нормальной громкости. – Короче, приезжай домой поскорей, а? Мы тебя ждем. Ты скоро? Я улыбнулся и, окинув последний раз взглядом парк, взял сумку и направился в сторону выхода. – Я уже еду. Ждите, скоро буду…