Мой утренний ангел

Илья оглядел комнату. Для педанта Соло здесь стоял неимоверный бардак. Можно было подумать о нападении на агента, если бы сам Наполеон не лежал в верхней одежде на кровати поверх одеяла, уткнувшись носом в подушку. Рядом, на полу, валялись бутылки из-под горячительных напитков. Курякин приподнял одну и внимательно осмотрел этикетку. Довольно крепким спиртным напарник решил залить своё горе. Лучи солнца безуспешно пытались пробиться через плотные шторы. В комнате пахло алкоголем и дешёвым табаком. Но Илья смотрел на спящего напарника с долей сочувствия. Рано или поздно в жизни каждого мужчины, особенно если его работа сопряжена с риском, наступает момент срыва. Похоже, у Наполеона случилось именно это. Соло резко всхрапнул и перевернулся на другой бок, лицом к окну. Подходящий момент, чтобы раздвинуть шторы, но Курякин остановил себя. У проигрывателя были рассыпаны грампластинки, некоторые и вовсе вынуты из конвертов. Обычно все они находились в шкафу, аккуратно сложенные в стопку. Это была ещё одна деталь плачевного состояния друга. Илья решил, что осмотр квартиры окончен, поэтому поставил на диск проигрывателя первую попавшуюся пластинку без конверта, даже не взглянув на название. На всю комнату раздался давно забытый голос Александра Вертинского: "В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою..." Соло поморщился и что-то промычал. Илья покрутил регулятор громкости, и голос маэстро зазвучал тише. – Что-что ты сказал? – Курякин нагнулся к Наполеону. – Выключи... – простонал агент, держась рукой за голову. На его лице чернела щетина. – И не подумаю, – русский сложил руки на груди. – Уже скоро полдень, пора вставать, спящий красавец. – Иди к чёрту, – пробурчал напарник и накрыл голову подушкой. Но фокус не удался, потому что никуда Илья уходить точно не собирался. Он вырвал подушку, подошёл к окну и раздвинул шторы. Это возымело действие – Наполеон наконец-то приоткрыл глаза. Красные белки, опухшие веки, мутный взгляд. Список признаков похмельного синдрома можно было продолжать до бесконечности. – Опустился, – печально произнёс Курякин. – И недели не прошло. Давай, поднимайся, – он помог Соло сесть на кровати и сам присел рядом с ним. – Тебя ждут. В глазах Наполеона мелькнули первые проблески сознания. Разум пытался выбраться из тумана алкогольных паров, но без дополнительной помощи извне сделать это было трудно. – Ты... – удивлённо выдохнул он, уставившись на Илью. – А кто же ещё? – пожал плечами Курякин. – Кофе сварить? Я помню, что у тебя был бразильский. Наполеон устало провёл рукой по лицу, словно пытался согнать с себя сон. – Мда, определённо нужен кофе. Хочешь, схожу в пекарню? – Илья был сама любезность, но вздрогнул от крика напарника: – Нет! – часто задышав, Соло зажмурился и закрыл уши руками. Его тело задрожало, заходило ходуном. Илья озадачено присвистнул. "Маэстро, бедный. Вы устали. Вы больны..." – тихо прозвучало из проигрывателя. Смотреть на Наполеона было тяжело. Ещё тяжелее был его взгляд, с которым он посмотрел на Илью, отчего у русского ком подкатил к горлу. – Хочешь, я уйду? – он положил ладонь на плечо друга. Соло отрицательно покачал головой. – Не уходи, – просипел он. – Я виноват... всё из–за меня. Курякин поджал губы. – Начинается. Кажется, это наша прерогатива искать виноватых и решать, что делать. А сейчас тебе надо встать и привести в порядок себя и комнату. – Не хочу... – вздохнул Наполеон. – Всё слишком глупо, чтобы быть правдой. – Не умирай, пока живёшь, – хмыкнул Илья и поднялся с кровати. – Я на кухню. – Я с тобой, – Соло попытался подняться, но, охнув, сел обратно. С грехом пополам Наполеон при поддержке друга добрался до кухни. Пока агент переводил дух, опустившись на первый же стул, Курякин исследовал полки в поисках кофе. – Ты хотел что-то мне сказать перед тем делом... – беззаботным тоном сказал Илья, не оборачиваясь к Соло, но чувствуя затылком, как тот изучает его со спины. – Может, сейчас обсудим? Соло смутился. – Я не... впрочем, теперь уже всё равно. Я хотел уйти. Считал, что лучше поставить в известность. Илья замер, опустив голову, его руки покоились на ручках раскрытого шкафа с посудой. – А сейчас? – спросил он тихо. – А сейчас точно уйду, - Наполеон сделал вид, что на скатерти собралась куча крошек и начал её сгонять кончиками пальцев. Курякин достал пару чашек, турку и банку с кофе. Всю процедуру подготовки бодрящего напитка к варке он проделал молча, сосредоточенно. Лишь когда турка была поставлена на огонь, агент сказал: – Хорошо, что ты не успел мне сказать об этом. Было бы обидно. – Некрасивая получилась точка, - с горечью в голосе сказал Наполеон. После небольшой паузы он задал вопрос, который мучил его всё это время. – А ты точно сейчас не уйдёшь? – Пока нет, - расслабленно сказал Илья. – У меня здесь...несколько дел. Ты как раз в списке. Первый же глоток обжигающего и крепкого кофе подарил Соло небольшое прояснение в мыслях. Он всё ещё не мог понять, как так случилось и как такое вообще возможно. И речь шла сейчас вовсе не о последнем деле. Агенту казалось, что он сошёл с ума, подсознательно надеясь, что это сон. – Ты смотришь на меня, как на привидение, – хохотнул Илья. – Я даже не знал, что ты способен выпить три бутылки "Мэйкерс марк" в одно лицо. Соло кисло улыбнулся. Он задумчиво смотрел то на окно, то на кружку, но старался избегать прямого взгляда русского. – Ты ведь пришёл не за тем, чтобы выяснять мои алкогольные предпочтения, так? – Верно, напарник. Я вижу, как ты себя губишь, собственными руками. И мне это не нравится. – А теперь-то какое дело? Уже ничего не вернуть! – вдруг Соло охватила ярость, и он швырнул свою чашку об стену. Посуда брызнула в разные стороны мелкими осколками. Илья не обратил внимания на этот всплеск эмоций. – Никогда не поздно начать заново... – Заново?.. – внешне Наполеон походил на растрёпанного кота, которого только-только достали из переделки, но вот в его голосе читались воинственные нотки. – Мне скоро сорок пять лет, Илья. В мои годы уже заканчивают, а не начинают. – А никто не говорит, что это должно быть связано с нашим общим делом. Бизнес: у тебя есть средства, связи, способности. ЭВМ – жила почище Клондайка, уж поверь мне. Лицо Наполеона изменилось. Несмотря на похмелье, его винтики в голове уже работали в привычном ритме. Ярость сменилась задумчивостью. Это Илье как раз и было необходимо. Одним махом Курякин допил кофе и поднялся с места. Соло, словно вынырнув из глубин своего разума, обеспокоенно посмотрел на друга. – Как... – разочарованно полусказал-полуспросил он, – уже пора? – Ты задумался о моём предложении, а если ты задумался, значит, не всё ещё потеряно, – подмигнул Илья. – Я провожу... Они вместе уже подходили к входной двери, когда зазвонил телефон. Наполеон вздрогнул и с опаской посмотрел на аппарат. – Кажется, действительно пора, – грустно произнёс Курякин. – Возьми трубку. – Нет, – твёрдо сказал Наполеон. – Не хочу. – Давай, Наполеон. Это всего лишь звонок. Ты уже ничего не исправишь. Соло подошёл к телефону и, перед тем, как снять трубку, заметил, что у него дрожит рука. Но он понял, что это не столько из-за похмелья, сколько из-за страха осознания того, что сейчас произойдёт. Илья прикоснулся к его плечу, подбадривая, но Наполеон оттягивал секунды. Однако всё хорошее заканчивалось. Он слышал, как странным образом пластинка в проигрывателе начала играть заново, но не понимал ни слова. В мозг впилась мысль, что её с записями песен Вертинского ему подарил именно Илья... Когда же это было... "На башне бьют куранты, Уходят музыканты, И елка догорела до конца. Лакеи тушат свечи, Давно замолкли речи, И я уж не могу поднять лица." Похоже, это действительно был Новый Год. – Да? – спросил он абонента, что находился за много километров отсюда, чувствуя, как слёзы накапливаются на глазах ещё до того, как услышит саму новость. Соло не требовалось объяснять дважды, он и так всё давно понял. Илья исчезал. В прямом смысле этого слова. Он приветливо помахал рукой, и направился вглубь коридора, который показался Наполеону бесконечно длинным. – Пожалуйста, – прошептал Соло, опускаясь на колени перед тумбой, на которой стоял телефон, чувствуя, как текут по щекам слёзы, – не уходи. В трубке звучали гудки, а Наполеон всё ещё слышал хриплый голос шефа: "Его только что не стало..."