путь

i.       Зимний Солдат начинает вламываться по ночам в квартиру Стива Роджерса, что, в конце концов, приводит к концу его карьеры.       У него есть очень веские причины делать это, даже если это не поможет исправить положение провала миссии с Хелликарьером (и часть его разума сбита с толку идеей делать что-либо без приказа, но другая часть, более старшая, уверена в том, что это необходимо). Ему нужны еда и свитера теплее, и он обязан узнать все, что только возможно, о Капитане, об этом странном, необъяснимом человеке на мосту, на Хелликарьере и в темноте, где-то спрятанный в сознании Солдата.       Он и приходит.       Капитан Америка живёт в тесной квартире на втором этаже, в неприметном доме, без должной защиты, не считая агента под прикрытием этажом ниже, пробраться мимо которого не составляет и труда. Капитан — его миссия, его цель — Стив — спит на одной половине кровати, она кажется слишком пустой и большой, несмотря на немалые размеры парня. Солдат с мгновение стоит возле него, пытаясь определить, что такого знакомого и что неправильного в этой картине. Он не может. Его пальцы тянутся к пистолету, который всегда под рукой. Убить его будет самой простой вещью в мире.       Но это не вернёт Хелликарьер в небо, не отменит того факта, что он искупался в Потомаке, чтобы вытащить этого человека в его нелепом костюме. Он пришёл сюда ради припасов и разведки, не ради убийств. Брюнет прячет обратно пистолет и возвращается к назначенной самому себе миссии.       Он забирает буханку хлеба и воду из кухни и помятую толстовку со дна бельевой корзины. Затем, просто потому что он может, он тихо, почти по-кошачьему, исследует каждый уголок квартиры и находит небольшую фотографию на тумбочке, не больше чем в трёх дюймах от спящего Капитана. Она старая, оттенки сепии поблёкли, края потёрлись и истрепались, но Солдат сразу узнает молодого мужчину в форме. Мужчина из музея, человек в зеркале. Сержант Барнс, сто седьмой.       Он крадёт и фотографию.       (Позже, когда он находит в парке скамейку, чтобы поспать, утолив голод хлебом, он задумывается о том, на кой черт он это сделал. Он мог вломиться в любое жилище без страха, что кто-то обнаружит его, но Капитан точно поймёт, кто-то был в его квартире, и будет знать, кто именно. Это худшая тактическая ошибка, которую он мог совершить. Солдат решает уехать из города на рассвете и бежать, как можно дальше.       Все же, думает он, погружаясь в почти приятную дрему, это стоило риска. Толстовка большая, мягкая и пахнет так успокаивающе. Так приятно, несмотря на то, что Солдат не помнит это слово и не использовал его больше семидесяти лет). ii.       Он возвращается туда на следующую ночь, и следующую, и каждую последующую ночь.       Отсутствие охраны коробит его. Капитана, кажется, вообще не волнует, что его квартиру взламывает голодный призрак, который регулярно вычищает холодильник, но не трогает ценные вещи. Наоборот, он становится ещё более беспечным. Окна никогда не закрыты, датчики движения выключены, на столе тёплые сэндвичи, которые каждую ночь заменяют загадочно пропавшие, на комоде довольно много денег, даже по нынешним стандартам.       Эта квартира, вполне возможно, самое опасное место из всех, в которых бывал Солдат. Это ловушка, это должно быть ловушкой. Вероятность того, что Капитан оставляет ему еду без причины, крутилась у него в голове, но он откинул её. Такого не бывает. Это не так работает, цели не делают этого, они выхватывают у тебя пушку и отстреливаются, не покупают сэндвичи, не спасают из-под упавших балок и не выкидывают свои щиты из авианосцев и прочие странные вещи.       Но Зимний Солдат не запрограммирован на страх (за исключением, когда холодные металлические скобы и электроды смыкаются на его лице, и вовсю включается боль; тогда нет больше солдата, просто вакуум, в котором перемешаны ужас, паника и много, много непонятных чувств). Он продолжает приходить и Солдат знает двадцать семь путей отступления. Он мысленно пробегает их все, когда забирает ночные сэндвичи и задумывается о том, должен ли он прихватить мягкий голубой шарф, который материализовался на спинке стула.       Однажды Капитана нет дома три дня подряд, хотя еда на месте, как всегда. Солдат задерживается на чуть больше времени. Он моет голову в раковине ванны. Бреется бритвой Капитана: его борода становится неконтролируемой и привлекает к себе взгляды. Он находит отвёртку и прикручивает открутившиеся винтики кибернетической руки. Раньше это делали остальные, но он смирился с тем, что его хозяева из Гидры не собираются гоняться за ним, чтоб помочь, а если и захотят побегать, то пристрелят на месте.       Он специально шумит, чтобы проверить придёт ли агент снизу и арестует его, но даже если она его и слышит, она ничего не делает. Это необычно и тревожит его.       Ему почти становится легче, когда Капитан возвращается. Он выглядит ужасно: порез на лбу и огромный фиолетовый синяк на скуле. Это навевает воспоминания. Последнее из взрывающегося Хелликарьера и у берега Потомаки, а старое из... откуда? Переулок, грязный и узкий, с вывалившимся мусором из переполненных баков, в месте, называемом... Бруклин, да?       Солдат не знает, ни где находится этот Бруклин, ни почему его так волнуют ушибы. Он находит свои сэндвичи и запихивает их в карман толстовки. Заодно и шарф, на всякий случай. Затем он разворачивается, чтоб уйти, но почему-то его ноги несут не в направлении открытого окна, а обратно к кровати. За полторы минуты Капитан умудрился спихнуть с себя все одеяла. Он лежит, свернувшись калачиком, на слишком большой кровати и немного дрожит. В полутьме, Солдат острыми глазами замечает на его руках мурашки.       Это не его дело. Но программа Солдата закоротила, и он не может кинуться в окно, как хочет, кто-то второй управляет им. Сержант Барнс, чёрт бы его побрал, поднимает упавшие одеяла и легко, как крыло бабочки, укрывает спящего человека, тупого маленького щенка из Бруклина, который не мог и дня прожить без того, чтобы не быть брошенным в мусорные баки или не заработать парочку новых синяков в коллекцию. Это движение выходит естественным, будто бы он делал это раньше.       К его крайнему ужасу, Капитан открывает глаза, и мягкая рука хватает его за запястье.       — Баки, — говорит сонно. Он улыбается. Почему? Люди не улыбаются, когда просыпаются посреди ночи и видят грабителя. — Показалось, что я слышал тебя.       Кроме тех случаев, когда они не спят или это не грабитель. Ни одна из тренировок Солдата не научила его порядку действий, когда кто-то держит тебя за руку. Тем более, Стив держит его за кибернетическую, холодную и твёрдую, так, что можно подумать, он не знает, что ею Солдат может растереть его кости в порошок, если захочет. Но он знает.       — Прости, меня не было несколько дней, — говорит Стив. — Был на миссии, облава на конспиративную квартиру. Но я вернулся. Ты съел сэндвичи? Они остынут.       Он звучит легко и непринуждённо, как будто у него было уже много милых разговоров с вооружённым убийцей в спальне — что вполне может оказаться правдой, учитывая все его странности, — но лицо его напряжённое и взволнованное так, словно Стив и сам не может поверить в происходящее и не знает, что нужно делать. Словно он просто сказал первую пришедшую на ум мысль, его глаза — они не заспанные, он точно не спал — блуждают по лицу Солдата и запоминают черты. И Солдата это настораживает, ибо даже если Стив — Стив, единственная точка опоры в этом новом мире — не знает, что делать, то кто знает?       С колотящимся сердцем, Солдат свободной рукой залезает в карман толстовки и, вместо пистолета, у него в руках оказывается старая фотография. Он кидает её Стиву, как будто это паук или какой-то талисман.       — Я просто, — невнятно бормочет он, — хотел вернуть это.       Его голос сиплый, как грохот старого, неработающего аппарата. Стив подбирает фотографию одной рукой, не той, которой держится за Солдата. Спустя время он улыбается. Его глаза, замечает Солдат с какой-то паникой, наполнены слезами.       — Просто фото? Тебя настоящего я получить тоже могу?       Солдат с опозданием понимает, что его колени подкосились и он сидит на кровати. Он хочет вытереть слезы Стива, но боится сделать больно. И сейчас Стив садится в кровати, держит обе его руки, и Солдат не может думать, что делать дальше, это как быть деактивированным. Отвечает уже Баки, тянется к теплу и громко вздыхает, потому что это приятно, именно он аккуратно сжимает пальцами живой руки подол рубашки Стива, чтоб точно быть уверенным, что тот никуда не денется.       — Ну, — говорит вскоре Стив, его голос, низкий и тёплый, звучит возле уха Баки. — Я буду считать, что это да. iii.       — Баки Барнс, — пробуя, произносит имя Солдат, сидя за столом на кухне, пока вафли и джем появляются перед ним на тарелке. — Джеймс Бьюкенен Барнс. Сержант Барнс.       — Правильно, — говорит Стив ободряюще. Он долго был в душе утром, его глаза покраснели и опухли. Баки уже почти привык называть его Стивом, или даже Стиви, так интимно и знакомо какой-то части его памяти.       — Я ходил в музей.       — Я так и думал, — Стив подаёт ему вилку и нож. — Давай. Я научился неплохо их готовить.       Он прав. Вафли вкусные, даже вкуснее сэндвичей, казавшихся амброзией после бургеров, которые Солдат вытаскивал из мусорки до того, как начал вламываться к Стиву. Вскоре Баки уже не мог перестать есть. Он так голоден. Он посмотрел на Стива, потому что съел уже четыре штуки и не уверен, что это нормально, но Стив просто улыбается ему и Баки посчитал, что тот сам съел шесть, так что можно ещё.       Агент снизу приходит, как только он заканчивает пятую вафлю.       — О, — говорит она. — Наконец-то он остался на завтрак?       Солдат тут же вскакивает со стула и уже находится на полпути к окну, когда Стив встаёт, потому что он, может, и ест их еду, но, мать вашу, он не даст им поймать себя и забрать новообретенную свободу.       — Баки, все хорошо, — говорит Стив. — Это всего лишь Шэрон, она друг.       Агент поднимает пустые руки, показывая, что безоружна.       — Всего лишь Шэрон, — повторяет она.       Баки разрешает Стиву усадить себя обратно и налить себе горячий чай. Он возвращается к еде и сжимает сильнее рукоятку ножа, наблюдая за перемещениями агента по кухне. Она выглядит знакомо, хотя он не может вспомнить, откуда он её знает.       — Шэрон помогала с сэндвичами, пока меня не было, — рассказывает ему Стив.       — О, — отвечает Баки. Конечно же, он думает, что Стив и его телохранительница под прикрытием оставляли ему еду, как будто подкармливали кошку с улицы, а не потому, что у него вот такие вот замечательные таланты скрытности, которые дают возможность вламываться в квартиры раз за разом и оставаться незамеченным.       Блондинка делает себе кофе, вытягивает банан из вазы с фруктами и уходит. Баки приканчивает вафлю номер шесть.       — Баки, — говорит Стив, когда замечает, что тот как-то неуверенно смотрит на тарелку с вафлями, — ты можешь съесть столько, сколько захочешь. — А потом продолжает: — Давай же.       Это такой странный приказ, что Солдат не сразу повинуется. Ему никогда не говорили делать то, что хочется; он просто брал те вещи, которые ему давали, и находил способы убивать других людей ими. Даже раньше (он знает, есть Раньше, жизнь в Бруклине между драками в переулках) еды не было достаточно. Тогда он говорил мелкому тощему Стиви, чтоб он ел, приносил свою еду и отдавал её ему и постукивал ногой по ножке стола, когда желудок сводило от голода, потому что он большой, сильный, ему не нужно столько еды.       Стив обеспокоенно смотрит на него с другой стороны стола:       — Эй, что случилось?       Баки выныривает из мыслей. Они больше не в Бруклине, и он не знает, что произойдёт, если он спросит. Он ни разу не видел оборудования, которое хотя бы немного напоминало то, что использовали в Гидре для прочистки мозгов, да и вряд ли Стив сторонник таких методов. Поэтому он нерешительно говорит:       — Я теперь твой пленник?       Стив роняет вилку со звоном. Баки нервно вжимается в стул.       — Нет! С какой стати ты, чёрт возьми, так решил? — Баки не отвечает, но сам думает, что, мол, почему бы и нет? — Смотри, — говорит Стив, — я спрашивал директора Фьюри, что они сделают, если я найду тебя, и он сказал, что, выходит, тебя будут считать спасённым военнопленным. Ветераном. Я уверен, тебе захотят задать пару вопросов, но это все. Ты в безопасности и свободен. Никто не причинит тебе вреда.       — Так, — произносит медленно Баки, пытаясь осознать, что все это значит. — Я могу уйти, если захочу?       Лицо Стива вытягивается. Он отводит взгляд вниз, на свою тарелку.       — Ну, да, конечно.       —О.       Этого достаточно. Достаточно иметь возможность уйти. Возможности — то, чего у него не было много-много лет, и он хочет их как можно больше.       — Ну, я не делаю этого. Не ухожу.       Стив снова смотрит на него. Он легко улыбается с надеждой.       — Ты знаешь, что не найдёшь вафель лучше, чем у меня, — говорит он, и Баки знает, что тот шутит, но верит, верит всем сердцем, как верил всегда. iv.       Стив едва ли выпускает Баки из виду, словно он какое-то чудо: стоит отвернуться — оно исчезнет. Баки не уверен в обратном. Стив много разговаривает по телефону, чаще всего с кем-то, кого зовут Сэм, и пару раз с Наташей и Фьюри, но никогда не уходит, чтобы встретиться с ними. Баки, который только-только начал открывать альтернативу изоляции, очень благодарен ему, словами не выразить.       Он неожиданно понимает, что они живут на шахматной доске из хороших дней и плохих, чёрных и белых, не считая того, что белые случаются реже.       В хорошие дни Стив рисует, а Баки наблюдает за этим. Однажды Стив попытался нарисовать его, его металлическую руку, но у Баки наворачиваются слезы и в сердце что-то екает, и Стив, неправильно это истолковав, возвращается к пейзажам и мотоциклам. Иногда они сидят на диване и смотрят телевизор. У Стива есть маленькая коллекция, как он говорит, самых точных документалок о Ревущих Коммандос (это произносится слегка надломлено). По правде говоря, Баки не помнит ничего из этого, но ему нравится смотреть, как мужчина в синей куртке с большой пушкой сражается на стороне Капитана, потому что это заставляет его чувствовать, что в прошлой жизни он был героем. В лучшие дни они выходят на пробежку вокруг квартала или пекут капкейки для Шэрон, или отваривают ей курицу, если она отравилась, или Стив приглашает мужчину, которого зовут Старк, проверить руку Баки.       В плохие дни Баки просыпается, крича, и все, что он может делать, это раскачиваться сидя, пока Стив беспокоится, делая вид, что нет.       Воспоминания причиняют больше всего боли, и иногда Баки не уверен, что вообще хочет помнить. Однажды, в самый худший день, Старк чинит что-то в его руке, когда его вдруг снова возвращает в Комнату, он привязан к Креслу (именно с большой яркой заглавной буквы, потому что за сто лет его жизни это то, что он помнит лучше всего), и затем Старк летит через всю комнату, как тряпичная кукла, до того, как Баки понимает, что пошевелился, и потом он смотрит на другого Старка, в горящей машине, которая врезалась в дерево. Он начинает плакать, что его выворачивает, и все спрашивают, что случилось, но он не может заставить себя сказать, потому что Стив вышвырнет его.       Это так больно, что он всё-таки решает признаться позже, когда они одни, он сидит на диване, обёрнутый тремя одеялами и руками Стива. "Я убил Говарда" ужасно слышать в лучшие времена, даже от друга, чью жизнь этот человек когда-то спас, а Стив не злится, но у Баки уже появилась энциклопедия выражений Стива Роджерса (или он возобновил старую), поэтому он знает, что расстроил его.       — Не из-за того, что ты сделал, — отвечает мягко Стив, — а из-за того, что они тебя заставили. Это был не ты.       — Это было моё тело, — монотонно говорит Баки. У них уже были похожие разговоры. — Мой палец был на курке.       Объятия Стива одна, как он узнал, из его любимых вещей вместе с вафлями и лавандовой пеной для ванны, и Баки боится пошевелиться, чтобы Стив не отстранился. Но Стив не делает этого, только сильнее прижимается.       — Ты был оружием, — говорит он, — и Гидра нажала на курок. Ты был такой же жертвой, как и Говард, как и многие другие. Но ты ушёл от них, ты спас меня, когда они приказали убить меня, помнишь?       — Это не отменяет остального.       — Конечно, нет. Но это хорошее начало. — Стив меняет позу, и Баки заранее больно быть отвергнутым. — А теперь ты собираешься меня нормально обнимать? Ты можешь обнять меня руками. Обеими.       Баки смотрит на кибернетическую руку, которая все ещё гудит от напряжения. Одним утром он случайно прикоснулся ею к руке Стива по пути в ванну, и тот подскочил чуть ли не на метр, но он сказал, что это все холодный металл его испугал.       — Это оружие, — говорит он. "Я не буду обнимать тебя ею, как не собираюсь прикладывать нож к твоему горлу", — думает он опять, но не говорит вслух.       Стив не отстраняется. К беспокойству Баки, Стив проводит пальцами по пластинам металлической руки. Она жужжит и клацает немного сильнее, пластины сами рекалибруются, поднимаются и опускаются в ровных волнообразных движениях.       — Это похоже на дрожь? — спрашивает Стив.       Баки пожимает плечами.       — Иногда.       — Для оружия она очень разносторонняя, — говорит Стив. — Пистолет это пистолет, ты знаешь, но нож другое: ты можешь убить им человека, а можешь нарезать морковку или повырезать по дереву. То же самое с твоей рукой.       — Ха.       — Нет, смотри, я подумал тут. — Стив начинает вставать, и Баки рефлекторно издаёт протестующие звуки и тянется к нему. — Я сейчас, возьму кое-что, чтоб показать. Я скоро, честно.       Он возвращается через сорок семь секунд, держа в руках блокнот и цветные карандаши. Баки вздыхает:       — Стив, я не умею рисовать.       — Я знаю, — Стив берет железную руку и вкладывает в неё чёрный карандаш.       — Я сломаю его, — предупреждает Баки, ибо он знает, как Стив носится со своими художественными штуками, словно это новорождённые дети.       — Не сломаешь, — Стив уже открыл блокнот на чистой странице.       — Я даже не левша.       — Как и я, но я хочу доказать.       Стив берет холодную руку Баки своей тёплой и ничего не говорит, когда та снова калибруется. (Или вздрагивает, как он выразился.) Баки вспомнил, каким упёртым бывает Стив, если что-то вобьёт себе в голову, поэтому бережёт дыхание и не спорит. Стив легко перехватывает его руку, словно не беспокоясь, что Баки может поломать его карандаш или, боже упаси, пальцы, и начинает водить его рукой по бумаге. Сначала пара грубых линий и кругов, и круглый человечек понемногу вырисовывается. Баки просто смотрит, его глаза переходят от листа к карандашу в стальных пальцах, а затем на руку Стива на своей.       — Это что, — говорит он, наконец, когда Роджерс пририсовывает пару линий на левой руке и добавляет звезду, — я?       — Ну, да, — отвечает Стив и, когда Баки поднимает взгляд на него, выглядит растерянным. — Прости, я же говорил, что это не будет красиво.       — Ничего, — говорит Бак. Теперь, когда рисунок не может стать хуже, он освобождает свою руку и заштриховывает волосы и дорисовывает мультяшные сердитые глаза. В придачу, он пририсовывает пару пистолетов на пояс и добавляет на фон Стива-палочку со щитом.       — Боже.       Баки держит их шедевр и разглядывает его. Ему кажется, что он снова плачет, но это незнакомое жжение мышц лица, а потом понимает, что он улыбается. Он не может вспомнить, когда это было в последний раз. Скорее всего, в сороковых.       — Ты доказал, — в конце концов говорит он. — Щенок.       Позже Стив пытается спасти рисунок правой рукой, но он всё равно ужасен. Они нарекают это "Круглый Баки и Палочка-Стив" и вешают на стену кухни. Шэрон смеётся так сильно, когда видит это, что Баки боится, что у неё выскочит грыжа.       (В следующий раз, когда Тони приходит с инструментами и загипсованной рукой, Баки признается про Говарда и Марию. Он говорит, что ему жаль, но не просит прощения, потому что такое не прощают. Тони смотрит на него, и Баки думает, что тот уже знает, а затем Тони говорит: "Забудь об этом, Барнс", — и неловко обнимает, и Баки свободно вдыхает, чего не мог сделать, наверное, несколько дней.) v.       В квартире Стива время летит как-то странно. Насколько он знает, Баки ни разу не был так долго вне криокамеры, никогда не позволял неделям и месяцам нести его по течению, скача туда-сюда и играя в чехарду с календарём. Хорошие и плохие дни больше не составляют шахматную доску с чёткими границами; они теперь больше напоминают штуку, которую Старк им показал и назвал лентой Мёбиуса, одна сторона переходит в другую, так, что нельзя сказать, что есть что.       Пример: он просыпается утром, идёт на пробежку, покупает Стиву его любимый кофе, возвращается домой, смотрит телевизор и засыпает на пару часов. Когда он просыпается в обед, он понимает, что все ещё 2014, даже не другой день, и он все ещё Баки Барнс, не Зимний Солдат и ему не нужно никого убивать. Он не знает: время замедлилось, потому что нет мировой войны, или оно всегда так текло, а он не знал, потому что валялся в криокамере.       — Ты какой-то нервный, чувак, — Сэм говорит ему, когда приходит. Он делает это довольно часто теперь, когда Баки достаточно оправился, чтоб выходить один на улицу и не доставать пистолет каждый раз, когда видит незнакомца. — Может, тебе нужно хобби. Творческая отдушина или ещё что.       Баки указывает ему на Круглого Баки и Палочку-Стива на стене.       — Вот что бывает, когда я пытаюсь творить.       (Когда он впервые встречает Сэма, которого Стив описывал чуть ли не как ангела или, по меньшей мере, святого, Баки с ужасом обнаружил, что это не более, чем человек с крыльями, которого Зимний Солдат однажды сбросил с Хелликарьера. После того как Сэм уверил его, что, конечно же, он его простил, конечно, он не знал, что творит, и, конечно, было не больно, когда тебе отрывают крылья, Баки подошёл к Стиву и спросил:       — У тебя есть друзья, которых я ещё не ранил и не убил?       — Ну, ещё Шэрон, — отвечает Стив, что иронично, потому что буквально на следующий день Баки и Стив так громко спорят и она вбегает к ним с оружием наготове. Баки зашвыривает Стива за кресло, достаёт свой пистолет и прикрывается металлической рукой, и она говорит:       — Ну теперь я спокойна, — и исчезает.)       — Итак, — говорит Роджерс несколько дней спустя. — Спарринг.       Они стоят в комнате, специально освобождённой для этой цели. Мебель отодвинута к стенам, все бьющееся убрано, Шэрон предусмотрительно предупреждена, что двое генетически улучшенных суперсолдат собираются совершить акт безобидного насилия и ей не стоит волноваться. Баки с сомнением озирается.       — Я все ещё не думаю, что это хорошая идея.       — Нам обоим нужны упражнения, — говорит Стив. — Ну же, ты и не думал, что рисование хорошая идея, и посмотри, как все вышло.       — Это опаснее. Я могу покалечить тебя.       Стив пожимает плечами.       — Попробуй.       И они переходят к спаррингу.       Они не используют оружие, только щит Стива. Он хотел и без щита, потому что Баки остался без пистолетов, ножей и гранат, и это нечестно, но Баки указывает на то, что тогда ему придётся открутить и свою руку и это (а) займёт полдня и (б) оставит его с одной рукой, поэтому в каком месте это будет честно? Он жалеет об этом решении после первого же раунда, который выигрывает Стив, вышибая весь дух из него упомянутым щитом и укладывает его на пол, но второй раз выигрывает Баки, выхватив щит и запустив в Стива. Металлической рукой.       Он почти выигрывает третий раунд тоже, когда опрокидывает их обоих на мебель и разбивает стол, надеясь, что Стив его не сильно любил. Но потом Стив падает и начинает задыхаться, словно у него снова приступ астмы, и Баки наклоняется к нему, а в следующую секунду его лицо вжимают в стену, и Стив взял его в мёртвую хватку, заломив руку за спину.       — Ну, — говорит Стив, тяжело дыша ему в ухо, — похоже, ты ведёшься на это каждый раз.       — Ты Капитан Америка, — хрипит Баки. — Ты не можешь драться грязно.       — Кто сказал?       Стив смеётся и смягчает хватку, и рука Баки опять рекалибруется/вздрагивает. Он не уверен, прошла дрожь по всему телу или только его воображение. Роджерс высвобождает его, и они осматривают друг друга, проверяя нет ли травм. У Баки появляется чувство déjà vu. Может, думает он, это их старый ритуал, оставшийся с драк в подворотнях Бруклина или после года с Воющими Коммандос.       Впервые за их долгие жизни, они подходят друг другу. Эта мысль приводит его в какое-то особенное ликование.       Единственные травмы — это пара синяков и сломанный стол.       — Неплохо вышло, — подытоживает Стив. — О, черт, а ты не умеешь проигрывать? Нат говорила, что выстрелила тебе в глаз, а ты потом выпустил в неё патронов триста.       Ну, думает Баки, если они могут шутить про перестрелку на мосте, они сделали большой шаг вперёд.       — Она не стреляла мне в глаз!       — Очки. Маска. Неважно.       — Я не умею проигрывать, — Баки говорит. — Я требую реванш.       (Он выигрывает следующий, так, что на шум приезжает полиция и пожарники, и проходит много, много времени прежде, чем Стив предлагает спарринг снова.) vi.       Баки почти становится легче, когда объявляется Альтрон и разбивает монотонность в пух и прах.       Он даже не хотел быть с другими Мстителями. Никто в здравом уме не хочет, чтоб бывшая машина убийств была в команде. (Стив захотел бы, но здравый рассудок Стива — другой вопрос). Он проводит первые пару дней, затаившись дома и смотря прямые трансляции с Шэрон, и все не так плохо сначала. Но когда все становится хуже, он понимает, что никогда не простит себе, если будет сидеть и ничего не делать, пока кого-то убивают. Особенно, если этот кто-то Стив.       Он заставляет Шэрон поклясться молчать, что несложно, ведь она больше не в Щите, и тогда он берет дело в свои руки.       Добраться до места событий занимает неделю. На самолёте трудно, и, кроме того, ему нужно остановиться и вооружиться. Когда Зимний Солдат забрёл в квартиру Капитана и никогда не вышел, у него были пистолеты и пара ножей, которые отлично подходят, чтоб дать ощущение защищенности дома, но они не очень сгодятся против гигантского робота. Так что он совершает набег на заброшенный склад Щита (или Гидры, иногда трудно разобрать) и берет не менее пяти пистолетов и мешок гранат. Теперь он готов.       Мстители обосновались в подземном бункере, который не так-то и трудно найти, но Баки не присоединяется к ним. (Нелегко забыть о детали, что из-за него пострадало больше половины команды.) Вместо этого он простреливает себе путь в эпицентр, по пути осматривая пострадавших гражданских, а потом находит себя на высоком здании, откуда наблюдает за действием.       И первый, кого он замечает, это сверкающий звездой идиот, собирающий на себя все удары, отвлекая приспешников Альтрона от остальных.       Баки узнает Наташу, женщину с моста, которая обстреливает вместе с Соколиным Глазом странного робота из-за бронированной машины. Он видит Тони и Сэма, парящих вверху, слышит рёв Халка, молнии Тора мелькают вокруг них; и он знает, так же точно, как знает своё имя, что все они загружены. И никто из них не доберётся вовремя к Стиву, чтоб помочь ему, когда тот не сможет в одиночку перебить всю эту кричащую орду, их слишком много. Баки должен сделать что-то и у него есть пара минут.       Он спускается со здания и целенаправленно пробирается сквозь резню, отстреливаясь.       Баки находит Стива почти что на другом конце города. Он лежит на асфальте, щит воткнут в стену и до него слишком далеко, и большая брязкающая штука с какими-то лазерами наступает на него, и вау, Баки как раз вовремя. Он забирается на один из грузовиков и орет, привлекая внимание мерзкой твари. Потом опустошает целую обойму ей в морду, а потом сигает вниз, чтобы добить её на земле, выбивая железным кулаком оружие.       — Баки? — Стив звучит, словно он в бреду от удара по голове. Баки собирался исчезнуть до того, как кто-то из Мстителей заметит его, но сейчас он не может не обернуться. — Что ты ещё... тебя здесь не должно... боже, сзади!       Баки не тратит время на то, чтобы посмотреть назад. Он выдёргивает щит из стены, кидается к Стиву, прикрывать его, и закрывает их головы щитом как раз вовремя. Взрыв раздаётся так сильно, единственное, что может сделать Баки, это продолжать держать щит, но даже его кибернетическая рука ужасно громко жужжит, и он боится, что она коротнет. Резкая боль пронзает его плечо; он уверен, его задело. Вот и все, думает Баки. Он был при смерти так часто, что сейчас, будучи лицом к лицу к ней, забыл, как бояться.       — Я держу, — бормочет он. Баки поднимает себя на несколько дюймов вверх, чтоб, когда он упадёт, прикрыть Стива своим телом, как живым щитом, но потом он чувствует цепляющиеся пальцы за бедро. Стив хватает одну из гранат с пояса и швыряет её на дорогу.       Они пригибаются и готовятся к удару.       Стив и в хорошие дни не особо хорошо кидал гранаты, а этот день нельзя считать одним из них, но граната взрывается приблизительно там, где нужно. Один из горящих грузовиков отлетает, и выстрелы по щиту становятся не такими сильными. Слышится крик, внезапный порыв ветра вокруг них, стальная рука хватает руку Баки и тянет вверх.       Они в воздухе, парят над деревьями и зданиями. Тони несёт Баки, а Сэм Стива, и все друг на друга кричат, мол, чем ты думал, тебя могли убить, там было десять к одному, что-то долго ты к нам добирался, Баки, какой Баки, никакой Баки, почему ты не дома, и так далее. Странный звук срывается с губ Баки, и он понимает, что смеётся.       — Не смешно! — кричит Тони, его маска странно искажает голос. — Нет абсолютно ничего смешного в этой ситуации. Ты весишь тонну, и, кажется, моя нога горит!       Баки не может перестать смеяться. Если бы он остался дома, Стив был мёртв, что значит, Баки был бы хуже, чем мёртв, но все нормально, потому что он не остался дома, он здесь и впервые за семьдесят лет сделал что-то полезное (то, что он вытащил Стива из Потомаки не считается, потому что из-за него он там оказался) и он все ещё держит щит Стива, который хоть и побитый, но живой, и он так счастлив. vii.       В бункере холодно и тускло, неуютно, как на объектах Гидры. Баки снимает очки и снимает своё оружие, кроме одного, потому что не хочет, чтоб кто-то чувствовал угрозу в его присутствии или чтоб Стив подумал, что Зимний Солдат вернулся. Теперь, когда все прошло, он не уверен в обратном. Он ходит кругами, и как только Стив заходит в комнату, он отпрыгивает от кучи оружия и говорит:       — Прости.       Стив не выглядит злым, просто усталым, вымотанным и побитым. Он долго смотрит на Баки.       — Я дожал бы его сам, — в конце концов, говорит он. Уголок его губ дёргается вверх.       — Не сомневаюсь.       Стив подходит к нему, и расстояние сокращается с футов до дюймов. Он осматривает левое плечо Баки, нахмурившись.       — Ты ранен.       Баки почти забыл о боли. У всех были травмы, и он не хотел занимать время врача, поэтому взял один из своих ножей и сам достал осколки. Его руки, кажется, помнят процедуру, словно это было обычным делом Зимнего Солдата на одиночных миссиях.       — Я в порядке, — говорит он. — Я все исправил.       Стив потирает глаза руками.       — Иди в душ, хорошо? Я потом перевяжу это.       Стив отводит его в душ. Там тихо и пусто - остальные уже спят. Баки не знает, как снять снаряжение, когда он не может пошевелить рукой, так что Стив помогает ему с пряжками и ремнями, а потом снимает одежду через голову. Но потом не поворачивается, чтобы уйти. Он просто стоит, его взгляд прикован к кровавым порезам вдоль плеча, новые раны поверх старых шрамов, на стыке между металлом и плотью, и Стив выглядит так, как будто это его проткнули.       Баки смотрит на плитку под ногами, чувствуя себя замёрзшим и выставленным на обозрение. Проходит время, пока он собирается с силами, чтобы заговорить.       — Ты расстроен мной.       — Расстроен? — Стив не смотрит ему в глаза, а смотрит на раны на его плече. — Даже не знаю, можно ли это так назвать.       Вот оно — в этот раз Баки действительно нарвался и все испортил. Он напуган и собирается защищаться, и плечо болит, и он начинает заводиться.       — Я вообще-то спас твою жизнь, — говорит он. — На случай, если ты забыл.       — В этом и проблема. Я почти хотел, чтоб ты не спасал меня. — Баки смотрит на него в ужасе, но Стив продолжает: — Видишь ли, Бак, я уже дважды терял тебя. Я не переживу третий. И иногда я думаю, что лучше умру, чем снова буду рисковать тобой. Я лучше умру и дам тебе горевать, чем увижу, как ты умрёшь, и буду сам горевать, — он почти кричит, его голос резонирует от стен ванной и теряется в собственном эхо. — Это эгоизм, да. Можно мне хоть раз побыть эгоистом?       Баки стоит, пытаясь дышать. Он забыл о собственной боли и усталости и может думать только о Стиве. Он слышит громкие, глухие удары его сердца, пытающегося пробиться сквозь грудную клетку и смыться в раковину.       — Твой эгоизм похоронит нас, — говорит он после долгого молчания, — так что нет. Тебе нельзя.       Баки кажется, что Стив может ударить его или уйти, хлопнув дверью. Он не знает, что будет больнее. Он мысленно готовится к обоим вариантам, когда Стив хватает его, прижимает к двери душевой и целует.       Это неожиданно, но неудивительно. Они никогда не говорили о том, что хотят это сделать, не смели даже намекнуть на это, но кажется, что Баки всю жизнь готовился к этому моменту, и он отдаёт столько же, сколько берет. Он приоткрывает губы и наклоняет голову, позволяя Стиву исследовать его рот языком, а затем сам перехватывает контроль, становясь на носочки и держась за плечи Стива.       Они оба задыхаются, когда прерываются. Стив покраснел до самой шеи, а его волосы взъерошены, словно они делали намного больше, чем просто поцеловались. Баки предполагает, что выглядит так же . Ему неловко, словно он не перешел черту, а потом он вспоминает, что на нём нет рубашки. Рука опять начинает жужжать и рекалибруется, привлекая внимание Стива от его груди, а Баки откашливается.       — Ну, — говорит он, отчаянно пытаясь сохранить в голосе легкомыслие, — это сотрясение мозга сделало меня привлекательным или это остаточный адреналин?       Стив умудряется выдавить смешок. Он по-прежнему выглядит потрясённым.       — Я не знаю, — говорит он. На секунду Баки боится, что он сбежит. — Я... не знаю, что делать.       Баки осматривает его с ног до головы и вздыхает. Он открывает дверь душевой.        — Запри дверь и присоединяйся ко мне, — говорит он, и впервые за сотню лет Стив делает так, как сказано. viii.       Они не делают ничего такого, кроме поцелуев. Они оба безумно устали, и все, чего Баки хочется, чтоб его обняли. Стив находит пластиковый стул и сажает Баки посередине душевой, вымывая грязь из волос. Он извиняется с полсотни раз за то, что повысил голос. Баки закрывает глаза и опирается головой на грудь Стива, такую большую, мягкую и удобную, и, сам того не замечая, начинает дремать.       Ему снится, что он опять Зимний Солдат, но когда Александр Пирс приходит дать очередную миссию, он запускает гранату ему в лицо. Он всаживает нож в Красного Черепа и выбрасывает Золу с поезда, сам падает оттуда, но рука хватает его за запястье и, когда он поднимает взгляд, видит Стива, крепко держащего его.       — Доброе утро, — говорит Стив немного застенчиво. — Ты что-то бормотал на русском, кажется.       Он лежит на кровати в бункере, обёрнутый в одеяло. Всего месяц назад он проснулся от этого сна с криками, но холодные щупальца отступили от его разума, страх сползает, как грязное пальто. На его левом плече чистая повязка и горячее полотенце возле синяка на бедре, который он даже не заметил.       — Я в порядке, — говорит он и имеет это в виду.       В коридоре слышатся голоса. Остальные проснулись и, похоже, требуют завтрака.       — Кстати, — говорит Стив, вглядываясь в лицо Баки, — они рады, что ты здесь. Ты появился как раз вовремя.       — Пускай думают, что хотят, — бормочет Баки. Он хочет пойти поспать ещё. — Мне интересно, что думаешь ты, и ты уже это показал.       Он говорит это только для того, чтоб заставить Стива покраснеть, и у него выходит.       — Придурок, — говорит Стив. — Вставай и одевайся, пора выходить. ix.       После фиаско Альтрона, Мстители возвращаются домой. Стив заставляет Баки вернуть все украденные пистолеты. Баки подчиняется, но только потому, что он знает, где они находятся, и будет легче их украсть в следующий раз. А следующий раз точно будет. Так было в Бруклине, и то, что Стив сейчас выше него на полголовы, не повод расслабляться.       — Моя рука кое-что делает, — рассказывает он Тони во время следующего сеанса механической терапии. Все собрались в Башне Мстителей, и Стив наверху отсыпается.       — Ха. — Тони даже не поднимает взгляд от пластины, которую подтягивает. — Как и моя.       Баки игнорирует его.       — Это как дрожь, — говорит он. Он сжимает металлическую руку в кулак со всех сил, заставляя шестерёнки шуметь, а пластины делать волнообразные движения. — Вот так, только, когда я не напрягаю её. Только... когда к ней прикасаются некоторые вещи.       Тони оживился.       — Какие вещи?       Баки словно предали. Он был уверен, что для Старка хватит и просто "вещь", без объяснения.       — Эм, Стив, наверное. И пузыри, — оправдываясь, добавляет он. — Когда я принимаю ванну с пеной.       — Ванна с пеной, — повторяет Тони, — и Стив.       — Не одновременно, — поспешно уточняет Баки.       — Ясно, — говорит Тони, но не выглядит уверенным. Но буквально несколько часов спустя он выглядит ликующим после того, как обвешал руку Баки магнитами и проводами, пытаясь вызвать рефлекс — рекалибровку/дрожь. — Ну что, — подытоживает он, — это было весьма познавательно. Это не часть программирования. У твоей руки просто заскок на Стиве, наверное. И ванне с пеной. Не одновременно, — добавляет он добродушно.       Баки (легонечко) бьёт его отвёрткой и убегает. x.       Тем же днем Мстители отправляются поесть шаурмы. Они приглашают Баки, но он не уверен, что ему будет там комфортно, и не хочет ставить всех в неудобное положение, так что он отказывается. Он недолго смотрит телевизор, а потом крадёт мотоцикл Стива и едет прокатиться.       Стив догоняет его спустя три города и две сотни миль, когда первые звезды начинают проглядываться через пелену городских огней.       — Знаешь, — говорит Стив, стаскивая Баки с мотоцикла, — если ты обиделся, мог бы просто позвонить, и я вернулся.       У Баки нет насчёт этого сомнений.       — Мне просто захотелось подышать, — говорит он. Он все ещё чувствует ветер в волосах и проносящихся мимо и становящихся всё меньше и меньше городов. — Мы так хотели байк, когда жили в Бруклине. Ты их сотнями рисовал.       Глаза Стива смягчаются, и он легко улыбается Баки.       — Ты помнишь.       — Не все, — он подходит, позволяя Стиву дружески положить руку себе на плечо. — Плохих воспоминаний больше, чем хороших.       — О Гидре?       — Ага. И о поезде. И о твоих постоянных болезнях.       Стив кривится.       — Я скучаю по многому, но не по астме. — Они с минуту молчат, стоя бок о бок на тихой улочке. Вскоре Стив говорит: — Мы всегда можем поменять соотношение, добавить больше хороших.       Баки наклоняется поцеловать его, просто чмокнуть в щеку, потому что они на публике, и он все ещё не знает, как далеко может зайти. Его рука опять делает Это, и он, неожиданно вспомнив о ванне с пеной, начинает смеяться. Стив смотрит на него:       — Что?       — Ничего, щенок, — говорит он. — Поторопись и отвези меня домой, это твой мотоцикл.       — Я не могу, Тони одолжил мне машину, чтоб догнать тебя, придурок.       — Оставь её, он отправит кого-то за ней.       — Он убьёт нас...       — Да ладно, — говорит Баки, подталкивая Стива к байку и усаживаясь сзади. Ветер становится сильнее, но от двигателя идёт достаточно тепла, чтобы согреть их обоих. — Ты спас мир, наслаждайся им. И езжай быстро, мне нравится ветер. Мы же долго будем добираться до дома?